Тема живописной жизни и борьбы североамериканских индейцев с колонизаторами, щедро представленная в литературе и кино, отчасти затмила и даже вытеснила в сознании людей европейской цивилизации все иные аборигенные темы: ирокезы, могикане и команчи стали как бы представителями различных архаических культур — от аборигенов Австралии до многочисленных народов черного континента и сибирских аборигенов, перед лицом узко понимаемой цивилизации. Причем подобное замещение начало происходить как задолго до, так и помимо Голливуда стараниями писателей вроде Генри Лонгфелло или Фенимора Купера, а в двадцатом веке для детей и подростков из СССР и стран Восточной Европы был создан по-своему цельный и своеобразный мир «красного вестерна».
Интересно, что основную роль в его появлении сыграли представители народов с собственным богатым опытом борьбы за независимость: от «главного киноиндейца стран Варшавского договора», югослава Гойко Митича, до знаменитого индейскими романами и живописной биографией «польского шауни» Сат-Ока и несколько менее популярного прозаика Альфреда Шклярского, также уроженца и патриота Польши.
Популяризации этого любопытного феномена индейской литературы с польскими корнями в СССР способствовали не только выходившие огромными тиражами переводы «Земли соленых скал» Сат-Ока или трилогии Шклярского «Золото Черных Гор» (в соавторстве с женой Кристиной) про индейцев-дакота, но также и байопик Николая Внукова «Слушайте песню перьев» про жизнь Сат-Ока, с одной стороны — не уступающий в достоинствах творчеству протагониста, с другой — закрепивший в сознании армии читателей одну из выдающихся литературных мистификаций двадцатого века.
Именно из книги Внукова большинство советских школьников узнали историю удивительного человека: Сат-Ок, или Длинное Перо, сын индейского вождя, вырос в лесах Канады, затем попал на землю своей матери — в Польшу, в годы войны был арестован гестапо, бежал, стал героем Сопротивления, а потом автором замечательных детских книг. Да и сейчас переиздания индейских повестей Сат-Ока и его биография разлетаются моментально, а родительские форумы и сообщества книголюбов полны восторженных отзывов.
Индеец в плену Гестапо
Сат-Ок в переводе с языка шауни означает «Длинное Перо». Под обложкой томика с предисловием Льва Кассиля — две небольшие повести: «Земля соленых скал» и «Таинственные следы». Вместе с их героями советский школьник проходил путь от ребенка до «молодого волка» из лагеря Мунгикоонс-сит. И после сурового посвящения на празднике Тану-Тукау он становился охотником и воином, готовым к защите родной земли.
А может, ты не советский школьник, а ученик интерната в тревожной довоенной Польше, стране, что после нескольких веков обрела независимость, которую спят и видят отобрать могущественные соседи? К тому же ты чувствуешь себя оставленным, чуть ли не забытым, мама навещает тебя изредка, вечно занятая своими делами? А еще ты мечтателен и уже проглотил «Песнь о Гайавате» и много других подобных книг — да попросту все, что нашлось в библиотеке интерната. И вместо стен казенного заведения у тебя перед глазами все чаще встают бескрайние леса Северной Америки, зеркальные озера и быстрые реки, из которых серебряными молниями выпрыгивают форели, а также твоя индейская семья — отец (он, разумеется, великий вождь), мама (его любимая жена), мужественный не по годам старший брат, нежная и заботливая сестра и лучший друг, с которым ты уже прошел немало охотничьих троп и имя которого Неистовая Рысь!
«Слушайте песню перьев» — так называется книга Николая Внукова о Сат-Оке, где главы о борьбе с фашистами в польском партизанском отряде чередуются с эпизодами индейского детства и юности. В Борковицких лесах, что под Енджеювом, Свентокшиское воеводство, Южная Польша, сражается странный хлопец, который ездит на лошади без седла, автомату предпочитает лук и стрелы, а в лесу чувствует себя как дома. Товарищи по оружию называют его кто Стасем, кто Казаком — за удивительные навыки верховой езды, но сам он зовет себя Сат-Оком из земли Толанди за Большой Соленой Водой. Как природный индеец попал на землю Польши, да еще в столь драматичное время? Почему у него несколько имен? В конце концов, почему у него светлые волосы, по обычаю племени отпущенные до плеч, которые в застенках гестапо тюремщики вырывали с корнем целыми прядями, из-за чего товарищам по заключению пришлось обрить Сат-Ока заточенной ложкой?
Детским сознанием вся эта удивительная история со многими неизвестными воспринималась с восторгом, ужасом и полной верой. Лишь много лет спустя, заинтересовавшись героем, случайным образом определившим кое-что в самом начале твоей жизни, узнаешь, что в превосходно написанной книге Внукова содержится как минимум одна серьезная неправда — партизанский отряд, в котором воевал Сат-Ок, принадлежал не к прокоммунистической и в дальнейшем просоветской Гвардии Людовой, а к Армии Крайовой, которая подчинялась польскому правительству в изгнании и к СССР относилась с настороженной враждебностью — впрочем, имея на то свои основания. Более того, как и многие участники «националистического подполья», — кавычки здесь достаточно условны, поскольку Армия Крайова никогда не скрывала своего курса и даже производила этнические чистки украинского населения в ответ на зверства бандеровцев, — Сат-Ок после Победы был репрессирован и провел несколько лет уже в качестве узника в социалистической Польше, ему не помогла даже революционная биография матери. Но там, где одна ложь, натяжка, художественный вымысел, там, возможно, и вторая, и третья. Давайте попробуем начать с начала — то есть с момента, когда Станиславу Суплатович, молодую подданную Царства Польского Российской Империи, обвиняют в хранении запрещенной литературы и посягательство на изменение существующего строя и приговаривают к далекой ссылке.
Станислава, или Белая Тучка
«…Станислава остановилась на берегу замерзшего ручья. Снег продолжал валить крупными хлопьями, засыпая весь мир. Ничего не было видно в десяти шагах. На мутном сером фоне белыми точками мелькали снежинки. Иногда, вместо того чтобы падать вниз, они летели вверх, подхваченные порывами ветра. Тысячи иголок покалывали лицо. Кожа на щеках стягивалась от морозного жара. Пальцев на ногах она уже не чувствовала…» — так описывает Николай Внуков конец путешествия Станиславы Суплатович по северу Американского континента и начало ее жизни в племени шауни. Но каким же образом хрупкая европейка оказалась одна среди канадской тайги, в тысячах километров от дома?
Мать Сат-Ока родилась в старинном городке Кельце у подножия Свентокшиских гор (Гор Святого Креста), что в центральной Польше, около 1880 года. А своего супруга из племени шауни встретила незадолго до своего тридцатилетия в лесах Канады, на берегах Большого Медвежьего озера.
О жизни Станиславы Суплатович до ареста известно немногое; у Николая Внукова читаем, что Станислава служила учительницей русской и польской словесности в Келецкой женской прогимназии, а также состояла в СДКПиЛ — Социал-демократии Королевства Польского и Литвы, видными деятелями которой были Роза Люксембург и Феликс Дзержинский. Партия выступала за свержение царизма и установление политических и экономических свобод, в том числе за свободу Польши от власти Российской Империи, и была довольно радикальной — с началом революции 1905 года стала применять террор как «тактическое средство», а в 1906-м влилась в РСДРП на правах самостоятельной организации.
В начале 1906 года Станислава была арестована, при обыске жандармы нашли у молодой учительницы небольшую библиотечку запрещенной марксистской литературы. «Отказ от сотрудничества со следствием», как бы сейчас сказали, а также вызывающее поведение на процессе, который происходил в Варшаве, — Станислава выступила с защитительной речью, которую сочли пропагандой, — усугубили приговор, и двадцатишестилетнюю девушку сослали на вечное поселение на Чукотку.
В качестве места поселения во всех источниках фигурирует поселок Лаврентия — чукотская рыбачья деревенька на южном берегу залива Лаврентия (не путать с заливом св. Лаврентия, что в Канаде). Название дал легендарный капитан Джеймс Кук, корабль которого в 1778 году вошел в залив в день празднования этого святого. Поселение Станиславы в поселке Лаврентия — первый пункт сомнений для скептиков, ведь согласно общепринятой истории, поселение было основано… в 1927 году, когда советские власти открыли здесь чукотскую культбазу. Сомнительно? Да. Впрочем, с одной оговоркой — странно было бы затевать культбазу на пустом месте; вот и в истории села Лаврентия говорится: основано на территории нескольких небольших рыбачьих поселков.
И даже здесь, в буквальном смысле на краю земли, молодая женщина находит себе занятие — начинает учить чукотских детей русскому языку и арифметике. Доской служит шкура нерпы, мелом — обожженные палочки, вместо тетрадей — кусочки заячьих шкурок. А еще Станислава неожиданно находит здесь уклад, близкий ее мечтам о справедливом устройстве общества, — своего рода первобытный коммунизм, не знающий понятий «твое» и «мое». И с горечью отмечает, как под влиянием русских, американских и норвежских промышленников в этот суровый доисторический рай проникают алчность, болезни, а также бич коренных народов — алкоголь. Но более всего гордую и деятельную польку гнетет сознание того, что она находится в тюрьме — пусть у этой темницы нету стен и решеток, а также оторванность от товарищей и революционного дела. И вскоре она решает бежать из места ссылки.
Побеги «политических» из ссылки в начале XX века были предприятием дерзким, но при этом вполне традиционным — по всей Сибири существовали коммуны и артели взаимопомощи, многочисленные явки и укрытия, в Иркутске одно время действовало даже паспортное бюро, находившееся в руках меньшевиков и снабжавшее товарищей по партии поддельными документами. Революционеры бежали по одному и группами: Инессе Арманд удалось ускользнуть из Мезени, Лев Троцкий бежал из ссылки дважды, оба раза прикинувшись больным и оставив вместо себя чучело в кровати, а Сталину удалось провернуть этот фокус аж пять раз.
Правда, в случае Станиславы Суплатович ситуация осложнялась тем, что на краю географии, куда ее забросило, связаться с товарищами казалось делом почти невозможным. Поэтому выход был один — прибегнуть к помощи аборигенов. Станислава знала, что чукчи часто перебираются через Берингов пролив и закупают в американских факториях продукты и патроны. Так было выбрано направление побега — на американский континент, где она надеялась добраться до крупного города, войти в контакт с местными социалистами и уже оттуда уплыть на пароходе в Европу. План кажется совершенно безумным, но, наверное, не более чем сам жизненный выбор молодой красивой женщины — пойти в революцию, а затем в бессрочную ссылку за свои убеждения.
Некоторый вопрос у исследователей вызывает сама возможность перебраться через Берингов пролив по льду. Дело в том, что несмотря на крайне суровые полярные зимы, лед в проливе редко устанавливается от и до: сильное течение то и дело взламывает его, образуя области зыбкого крошева, а то и пространства открытой воды, которые, правда, быстро сковывает жгучий мороз, превращая в черный нилас — гладкий, как стекло, лед, по которому нельзя идти на лыжах или нартах. Впрочем, уже в недавний период было зафиксировано два перехода Берингова пролива зимой — отцом и сыном Шпаро в 1998 году, а потом англичанином Карлом Бушби и американцем Дмитрием Кифером в 2006-м, которые даже были оштрафованы за нарушение российской границы, так как промахнулись мимо пункта пограничного контроля в поселке Провидения. Можно предположить, что совершенное современными путешественниками проделывали и коренные обитатели этих мест.
Маршрут Станиславы пролегал через Берингов пролив и острова Диомида, между которыми проходит линия перемены дат — российский маршрут Ратманова и американский Крузенштерна на Аляску, затем до реки Коюкук и по ней к форту Юкон, далее по реке Юкон до канадской границы. Учитывая, что конечной целью поначалу был порт Принс-Руперт на побережье Тихого океана, Станислава или ее проводники из индейского племени тлинктов сильно забрали на северо-восток. Так или иначе, к началу 1908-го, после почти года пути из бухты Лаврентия, Станислава оказалась в окрестностях реки Маккензи. Одна, оставленная последними индейскими проводниками, то ли по беспомощности, то ли по суровым местным законам, запрещающим членам одного племени входить в охотничий ареал другого. Там она и встретила своих шауни, или, как говорится у Сат-Ока, — шеванезов, маленькое кочующее племя последних индейских сопротивленцев, ограничивших себя в контактах с белыми завоевателями и много лет скрывающихся от них в лесах Канады, не желая идти в резервацию.
Тут возникает еще одна загадка: на первый взгляд совершенно непонятно, как шауни (Shawnee) оказались на севере Канады. Это могучее племя в незапамятные времена обитало на Восточном побережье и Среднем Западе нынешних США, под давлением колонизаторов откочевало дальше на запад и стало одним из племен Великих равнин, которых также называли индейцами-кентаврами за то, что они в совершенстве освоили верховую езду и успешно пользовались этими навыками в войнах с бледнолицыми. Легендарным вождем шауни был Текумсе, или Падающая Звезда, который объединил разные племена в пору англо-американских войн начала XIX века; Сат-Ок называет его своим прадедом. К началу же века XX шауни были разбиты и вместе с большинством индейского населения востока США переселены в резервацию в Оклахоме, где и по сей день зарегистрированы три «федерально признанные» группы этого народа общей численностью не более четырнадцати тысяч человек. Откуда же взялось маленькое обособленное племя шауни в Канаде в то время, когда на всей территории североамериканского континента индейский вопрос был так или иначе закрыт, — путем помещения в резервации или недружественной ассимиляции?
Итак, зимой 1908 года совет племени принимает белую женщину, лежащую в беспамятстве в типи молодой вдовы Ва-пе-ци-сы, как свою бессрочную гостью. Шауни стараются не иметь никаких контактов с белыми, за исключением неизбежных стычек с людьми Вап-нап-ао — Белой Змеи, жестокого сержанта Королевской Конной и персонажа книг Сат-Ока. Кажется, Станислава Суплатович после всех мытарств прибежала из одного заточения в другое: из поселка чукчей на берегу ледяной бухты в лесной лагерь шауни на берегу Большого Медвежьего озера, откуда нет дороги ни в Принс-Руперт, ни в Оттаву, ни даже за океан, в родную Польшу. Но почему-то ее это совершенно не гнетет, более того — она наконец чувствует себя на своем месте, в сообществе стихийных первобытных коммунистов, которые делят всю добычу по потребностям, не забывая стариков, вдов и сирот, а также ведут непрестанную борьбу с миром чистогана, в том числе и силой оружия. Вскоре Станислава Суплатович получает индейское имя Та-ва — Белая Тучка, а затем и первую шкуру гризли, огромного серого медведя. Это не простой подарок, это дар любви, и преподнес его (пока — тайно) сам Лео-карко-оно-маа, Высокий Орел, суровый вождь маленького племени.
«…Воин, который выходит в одиночку на бой с серым медведем и приносит шкуру к типи женщины, считается женихом этой женщины, если она принимает подарок. Ты приняла подарок любви, Та-ва. Знала ли ты этот обычай?» В положенный после целомудренного ухаживания срок Та-ва входит в типии Высокого Орла, становится его женой. У них рождается трое детей — сын Танто, дочь Тинагет и младший, Сат-Ок. Он появляется на свет в 1920 году, его матери на тот момент около сорока лет, но она все еще чудно хороша собой.
За большой соленой водой
Около 1936 года Сат-Ок, его брат Танто и побратим Неистовая Рысь встречают на охоте трех чужаков, вступивших в опасную схватку с гризли, один из них оказывается польским иммигрантом в Канаде по имени Анджей. Мать Сат-Ока проводит много времени в разговорах с соотечественником, потихоньку вспоминая родной язык, а еще она узнает, что мечта ее молодости осуществилась — Польша обрела независимость. С разрешения вождя племени и отца семейства Сат-Ок под именем Станислав Суплатович и его мать отправляются в Польшу в канун Второй мировой войны.
Дальнейшая история выглядит так: по прибытии Станислава поселяется в родном городе и отдает сына в интернат для обучения польскому языку. После по меньшей мере года пребывания в интернате, подтвержденного документально, Сат-Ок устраивается работать на почту, где сближается с кружком коммунистической молодежи. Сама пани Суплатович чувствует разочарование в польских реалиях, далеких от ее идеалов справедливого устройства общества, и вскоре входит в контакт с социалистами. А когда в 1939-м немецко-фашистские войска оккупируют Кельце, она устраивает в квартире, которую снимает вместе с сыном, тайник за фальшивой стенкой, где прячет преследуемых новым режимом сограждан-евреев.
Этот кусок жизни Станиславы и ее сына выглядит настолько невероятно для гостей из Канады, которых в индейских лесах ожидает семья, что Николай Внуков в своей биографической книге снова смешивает карты и поселяет Станиславу в гостиницу, а основанием для ее ареста называет купленные в подарок Высокому Орлу и Танто бельгийские ружья, а также давнее дело пани Суплатович, на основании которого она должна находиться в бессрочной ссылке.
Как бы то ни было, мать и сын оказываются в руках нацистов; Станислав-Сат-Ок называется индейцем, и его как «человека нечистой расы» отправляют в Освенцим. По дороге ему вместе с товарищем, поляком Яном Косовским, удается бежать: они выламывают несколько досок из пола теплушки и соскакивают с поезда на полном ходу. Так он оказывается в Борковицких лесах, в отряде (так у Внукова) капитана Красной Армии Савелия Францевича Лесниковского по прозвищу «капитан Ленька». И вот здесь в противоречие с версией биографа вступают не только здравый смысл, но и история с географией. Дело в том, что Сат-Ок, или Станислав Суплатович, был арестован в Кельце в 1940-м, скорее всего в том же году (фашисты в таких зловещих делах обычно времени не теряли) отправлен в Освенцим, находящийся на юго-западе от Кельце, в районе города Енджеюв бежал и оказался в партизанских лесах. Савелий же Лесниковский попал в окружение в августе 1941-го, а его партизанский отряд им. Чапаева действовал в Житомирской области, то есть почти в семистах километрах от Енджеюва, на территории Украины. И даже если предположить, что Лесниковский имел какие-то контакты с польским сопротивлением и Гвардией Людовой, подчиняться ее командирам он никак не мог, так как подчинялся, вообще говоря, разведотделу Первого Украинского фронта.
При этом участие Суплатовича в партизанском движении сомнению не подлежит, коль скоро он даже отсидел за пребывание в Армии Крайовой в советском лагере, да и в фильме 2005 года «Прирожденный воин» содержатся прижизненные интервью не только Станислава, но и его товарищей по партизанскому отряду.
После войны и нескольких лет, проведенных в заключении, Станислав Суплатович вступает матросом в торговый флот, женится и поселяется в Гданьске. И только в 1958 году выходит в свет его первая книга — «Земля Соленых скал», которую он подписывает индейским именем Сат-Ок — Длинное Перо. Нельзя не отметить литературный характер этого имени (или все-таки псевдонима?) — помимо «пера», испокон веков являющегося в европейской традиции символом поэтического творчества, прилагательное «длинный» прозрачно отсылает к имени автора «индейской Эдды», «Песни о Гайавате», созданной, как известно, совершенно бледнолицым потомком выходцев из Йоркшира — Генри Уодствортом Лонгфелло, чья фамилия может быть буквально переведена как «длинный парень». Так что же, все-таки мистификация?
Красный вестерн
В пользу версии о вдохновенной сказке говорит очень и очень многое, так что, судя по всему, придется вернуться к истории мальчика в интернате — не менее трогательной и поэтичной — и смириться с тем, что дело обстояло следующим образом: Станислава Суплатович не бежала из ссылки в Америку, а попросту уехала с поселения после революции или даже раньше, женщин в Российской Империи зачастую амнистировали по тем или иным поводам. Возможно, она и на Чукотке-то никогда не была: если активную участницу революционных событий Инессу Арманд сослали в Архангелогородскую губернию, то вряд ли рядовую польскую социалистку, даже не бомбистку, отправили дальше Вологды.
В 1920-м у нее родился сын, который воспитывался в интернате, — возможно, именно тогда, тоскуя по семейному теплу и зачитываясь книгами про индейцев, маленький Стась придумал себе индейскую семью: сурового и благородного отца Высокого Орла, мужественного старшего брата Танто, заботливую сестру Тинагет и лучшего друга и побратима Неистовую Рысь. А в годы войны мать и сын так или иначе оба имели отношение к Сопротивлению и были арестованы. Юношеское увлечение паренька индейской культурой помогло ему в партизанском отряде, а уже взрослым мужчиной, начав сочинять свои индейские повести, он решил продолжить игру про сына вождя и правнука прославленного Текумсе, защищавшего свою землю от жестоких завоевателей, — тем более что тема эта была особенно близка недавнему партизану, а затем и узнику лагеря в советской Польше.
История могла так и остаться чисто литературной забавой, если бы не возникший в начале шестидесятых годов запрос на «красный вестерн», популярность в Восточной Европе фильмов с «главным индейцем стран Варшавского договора» Гойко Митичем и тому подобные дела. И тут уже подключились пропагандистские ресурсы социалистического блока — вплоть до выправки новых документов и создания беллетризованной биографии за авторством выдающегося детского писателя Николая Внукова. Благодаря литературному дарованию обоих — Суплатовича и Внукова — в СССР и Польше возник настоящий культ Сат-Ока, в Гданьске был открыт музей, проводились встречи с читателями, и любые нападки скептиков разбивались об энтузиазм многочисленных поклонников. С легкой руки Сат-Ока в Польше и Советском Союзе возникло и укрепилось движение индеанистов, существующее и поныне.
В пользу этой версии говорит и удивительно похожая история писателя Альфреда Шклярского — действительно родившегося в Америке сына польского иммигранта, вместе с семьей вернувшегося в независимую Польшу и принимавшего активное участие в Сопротивлении на стороне Армии Крайовой, в том числе и в ходе печальной известности Варшавского восстания. Что, впрочем, не помешало ему печататься в «Курьере варшавском», выходившем «под немцами». За участие в этом признанном коллаборационистским издании он и был после осужден на восемь лет, а после освобождения, как и Сат-Ок, стал детским писателем, автором цикла о приключениях Томека в экзотических краях, а также исторической трилогии о борьбе индейцев-дакота с белыми завоевателями (вместе с супругой Кристиной).
Нетрудно представить, что именно задевало обоих авторов в теме борьбы краснокожих с бледнолицыми оккупантами; куда любопытнее другое — какова же была уверенность в себе социалистической системы, что она умудрилась даже своих оппонентов поставить на столь ответственный участок культурно-идеологического фронта и, как ни крути, использовать их таланты на полную катушку. Причем, как в случае с Сат-Оком, не чураясь и совершенно фантастической, пусть и весьма артистичной, литературной мистификации.