Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Despite all my rage I am still just a rat in a cage.
The Smashing Pumpkins
Я ищу таких, как я,
Сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных.
А когда я их найду —
Мы уйдем отсюда прочь, мы уйдем отсюда в ночь,
Мы уйдем из зоопарка.
Егор Летов
В современных дискуссиях о правах и этике животных есть одна большая проблема: их участники рассматривают нечеловеческих животных как пассивных получателей блага и безголосых жертв, которые нуждаются в спасении со стороны человека. На самом же деле нечеловеческие животные обладают агентностью и являются действующими субъектами, у которых есть воля и индивидуальные интересы.
Права и этика животных не видят в нечеловеческих животных субъектов, способных принимать решения о своей жизни. С точки зрения многих исследователей и исследовательниц, нечеловеческие животные не имеют голоса в человеческих дискуссиях. Именно поэтому люди должны быть «голосом животных».
Перефразируя Кэрол Адамс и Мэттью Каларко, можно сказать, что теория прав животных и этика животных пытаются быть гуманистическим проектом в постгуманистическую эпоху. Теория прав и этика животных определяют за животных, что им действительно нужно.
Эту проблему можно решить, обратившись к точке зрения самих животных, к их агентности и сопротивлению, которые могут изменить наши абстрактные представления о них. Это направление исследований, как считают его представители, должно изменить политическое пространство, включив в него новую многочисленную группу субъектов.
Хотя движение за права животных и веган-движение и так выступают против спесишизма и антропоцентризма, в своих попытках построить политические проекты, направленные на освобождение животных, они воспроизводят позицию, которая, наоборот, укрепляет доминирующие идеологические установки. Возникает вопрос: как быть в этой ситуации? Можно ли помыслить нечеловеческих животных как борцов за собственную свободу, а активистов — как тех, кто только присоединяется к ней?
Сопротивление людей и животных
В российской оппозиционной среде долгое время было модно ссылаться на книгу Джина Шарпа «От диктатуры к демократии. Концептуальные основы освобождения» и на приложение к ней, озаглавленное «Методы ненасильственных действий».
В приложении к книге Шарп предлагает длинный список из 198 действий ненасильственного протеста, которые должны, по мнению автора, сломить авторитарный режим. Несколько примеров: публичные выступления; общение с широкой аудиторией посредством лозунгов, листовок, газет; групповые акции; символические общественные акции; попытки надавить на отдельных людей; собрания солидарности и митинги; социальный бойкот; отказ от участия в общественных событиях, обычаях и работе; бойкот рабочих и производителей; забастовки; отказ от принудительного труда; прекращение экономической деятельности; отказ от сотрудничества с правительством; голодовка; ненасильственное блокирование собственным телом (например, дорог); создание альтернативных транспортных систем и экономических институтов; политическое вмешательство в систему через стремление к заключению в тюрьму или чрезмерная загрузка административной системы и так далее.
Очевидно, что люди могут использовать перечисленные Шарпом ненасильственные методы протеста. Но могут ли животные сопротивляться власти людей?
Если взглянуть на этот список ненасильственных действий еще раз, то ответ будет очевидным: нет, животные не могут сопротивляться власти людей таким образом. Для большинства действий требуется слаженность, обсуждение, предъявление своих намерений другим людям, которые могут присоединиться к сопротивлению.
Для некоторых действий требуется наличие собственности (например, в случае с закрытием предприятия собственником, который выступает против правительства). Для других — создание сложных проектов. Да и в целом для того, чтобы тебя с большей вероятностью услышали, ты должен признаваться гражданином того государства, против чьего правительства ты выступаешь.
Условия и контекст, в которых находятся животные, не располагают к преднамеренным действиям, а тем более к кооперации, у них нет собственности в человеческом понимании. Ко всему прочему, не существует стран, в которых животные обладали бы той же формой гражданства, что и люди.
Ненасильственное сопротивление — это сложный механизм, недоступный животным.
Но что насчет насильственного сопротивления? Кажется, это куда более простая форма протеста, которая может быть доступна животным. Но здесь тоже есть свои сложности. Когда животные сопротивляются насильственно, атакуют людей или пытаются сбежать из плена, эти действия рассматриваются и характеризуются людьми не как проявления политического сопротивления, а как агрессия, безумство, вышедшая из-под контроля игра. Людям кажется, будто животных все устраивает и они недостаточно умны, чтобы понять, в каких ужасных условиях находятся, что пытки, содержание в клетках, существование вне естественной среды обитания, изоляция от семьи, детей и представителей своего вида — это не само собой разумеющаяся часть их жизни. Люди считают, что животные не способны канализировать это осознание в сопротивление, даже если бы оно у них имелось.
Из этих рассуждений следует, что люди — единственные существа на этой планете, способные на политическое сопротивление.
Так бы мог выглядеть текст в каком-нибудь плохом учебнике по политической теории в параллельной вселенной. Однако некоторые современные концепции политического действия предполагают, что животные способны намеренно протестовать против своего заточения.
Нечеловеческие животные сопротивляются намеренно и коллективно?
Джейсон Райбл, марксистский теоретик, работающий в направлении критических исследований животных, не согласился бы ни с одним утверждением из нашего воображаемого учебника. В 2010 году он написал книгу Fear of the Animal Planet: The Hidden History of Animal Resistance, в которой приводит массу случаев сопротивления животных. Вот несколько из них.
Осенью 2007 года из зоопарка Tupelo Buffalo, находящегося в городе Тьюпело, штат Миссисипи, сбегает белолицый капуцин Оливер. Он совершает этот побег во второй раз. В первый раз он взламывает замок своей клетки и шесть дней находится в бегах. К сожалению, его ловят и возвращают обратно. Менеджмент зоопарка устанавливает новые замки стоимостью в 300 долларов, но это не спасает от повторного побега. Оливер снова взламывает замок и сбегает из клетки. Менеджмент заявляет, что Оливер был явно недоволен, когда его поймали в первый раз. Неудивительно, что он сбежал во второй, сумев вскрыть новые замки. Капуцины невероятно сообразительные животные, способные понять, как и с помощью чего можно это сделать. Сотрудники зоопарка говорили, что, скорее всего, Оливер где-то у себя в клетке хранит проволоку, которая и помогает ему вновь и вновь выбираться из клетки.
Летом 1987 года из городского зоопарка города Питтсбург, Пенсильвания, сбегает японская макака по имени Альфи. В одну из ночей, когда сильный дождь, гроза и порывистый ветер повалили несколько деревьев, Альфи и двое других макак воспользовались случайно упавшей в их вольер веткой дерева. Они превратили ее в мост и выбрались на свободу. Двух сообщников Альфи достаточно быстро поймали. Но Альфи сопротивлялся до последнего. Из Пенсильвании он перебрался в соседний штат Огайо, где сотрудники зоопарка попытались его обезвредить дротиком с транквилизатором. Но у них ничего не вышло. После этого Альфи устремился в Западную Виргинию. В итоге Альфи был пойман только в 1988 году в лесах Огайо, в 60 милях (около 97 километров) от места побега.
В том же 1988 году в зоопарке Brookfield Zoo в Чикаго, Иллинойс, слониха Пейшенс швырнула свою дрессировщицу в каменную стену. В 1990 году в зоопарке Knowland Park в Окленде, Калифорния, слониха Лиза напала на ту же дрессировщицу, которая к тому моменту поменяла место работы, и оторвала ей палец. В том же зоопарке, но уже в 1991 году, слон Смоуки убил дрессировщика. В 1996 году в зоопарке Лос-Анджелеса слониха Келли «на глазах у толпы посетителей» напала на своего владельца.
В 2010 году в зоопарке Sea World в Орландо, Флорида, косатка Тиликум убивает свою тренерку, затащив ее под воду и сломав все конечности и позвоночник. В том же году в зоопарке Loro Parque косатка Кето во время репетиции убила дрессировщика, неожиданно с яростью врезавшись в него и утащив под воду. Похожая ситуация произошла тремя годами ранее, когда косатка Текоа утопила свою дрессировщицу.
Проанализировав эти события, Райбл приходит к выводу, что нечеловеческие животные также способны на преднамеренное сопротивление. Для Райбла сопротивление — это когда животные, зная (именно зная и понимая риски), как поступать «неправильно» (нападать на дрессировщиков, сбегать из клеток), делают то, что им хочется, несмотря на потенциальное наказание.
Сопротивление — это осознанное действие, бунт со «знанием дела и целью», которое показывает нам, что у нечеловеческих животных есть «понятие свободы и стремление к ней». Цель такого сопротивления — демонстрация неприязни к плену и всему, что он влечет за собой: от отсутствия свободы до постоянно увеличивающейся рабочей нагрузки и ужасных условий содержания. В случае со слонихой Келли, например, бунт был направлен против игнорирования ее проблем: хронической травмы ноги, дегенеративного заболевания суставов, вызванного многолетним стоянием на холодном бетоне, туберкулеза.
Сопротивление — это когда косатки топят своих дрессировщиков, понимая, сколько они примерно могут находиться без воздуха (выжидают ситуацию, в которой это можно сделать, и осознают уязвимость тренеров); когда разные виды обезьян понимают, как вскрыть свои клетки и сбежать, когда их никто не заметит (и проделывают это не раз, взламывая замки и кооперируясь друг с другом для побега); когда слоны и слонихи целенаправленно атакуют своих дрессировщиков, не трогая других людей (есть случаи, когда животные, катающие на себе туристов, дожидались, когда они с них слезут, и только после этого нападали на своих владельцев), и осознают момент, когда можно сбежать, находясь на открытом пространстве.
Исходя из такого понимания сопротивления, можно говорить о том, что нечеловеческие животные могут протестовать против ужасных условий — насильственным или ненасильственнным способом. Их сопротивление не сильно отличается от сопротивления людей: оно тоже является преднамеренным и в некоторых случаях коллективным.
Тихое сопротивление. Тело как средство протеста
Несмотря на то что трактовка Райбла бросает вызов устоявшемуся представлению о сопротивлении как действии, которое присуще только людям, к ней есть ряд вопросов. Об этом очень хорошо пишет Вайолет Пуйяр, исследовательница, занимающаяся историей животных.
Ее главный аргумент заключается в том, что такого рода преднамеренное и в некоторых случаях коллективное сопротивление происходит нечасто, не все нечеловеческие животные могут противостоять тем условиям, в которых находятся. Прежде всего потому, что эти условия сформированы и сконструированы таким образом, чтобы свести к минимуму их сопротивление: существует множество технологий, которые препятствуют побегу, начиная от клеток и заканчивая сигнализацией. Клетки устроены так, чтобы снизить активность животных, а сотрудников зоопарков, цирков, промышленных предприятий учат тому, как свести к минимуму возможность побега. Делается все, чтобы предотвратить сопротивление животных. Когда побег происходит, делается все, чтобы скрыть эту информацию от СМИ. А если информация все-таки просачивается в медиа, предпринимаются попытки ее контролировать.
Такой подход к пониманию сопротивления говорит о том, что люди признают возможность сопротивления нечеловеческих животных, поскольку условия, внутри которых существует множество пойманных нечеловеческих животных, сформировались не сразу, у них есть история, продолжающаяся до сих пор. После каждой попытки сопротивления технологии их предотвращения улучшаются, а пленение становится более суровым. Если бы животные не сопротивлялись, их не нужно было бы держать в клетках.
Таким же образом рассуждает и Динеш Водивел, отмечая, что технологии и насилие в отношении животных используются для подавления сопротивления в его зачатке. В них не было бы нужды, если бы нечеловеческие животные не были разумными существами, стремящимися к свободе.
В отличие от Райбла, Пуйяр не пытается демонстрировать читателю конкретные примеры сопротивления животных. Она ссылается на историю нашего взаимодействия с нечеловеческими животными и говорит о том, что технологические усилия, противодействующие сопротивлению, признают возможность сопротивления безотносительно его преднамеренности.
Такой взгляд заставляет нас пристальнее взглянуть на условия перманентного заточения нечеловеческих животных. Единственное, чем они обладают, находясь в них, это тела, которые позволяют им сопротивляться. Тело — это отличный от преднамеренных действий способ сопротивления, благодаря которому становится возможным еще одно понимание сопротивления — тихого сопротивления.
Тихое сопротивление выражено в стереотипном поведении нечеловеческих животных, то есть в том поведении, которое связано с повторяющимися действиями. Они не несут никакой адаптивной функции, проявляющейся в состоянии фрустрации, страха, скуки, стресса и дискомфорта, возникающих из-за давления на центральную нервную систему вследствие заточения.
Примеры такого поведения: бег внутри клетки у плотоядных животных, который является проявлением желания сбежать или присоединиться к своей стае; большое внимание к разного рода физическим барьерам (например, когда животные подбегают к закрытой двери и убегают от нее обратно); выщипывание собственной шерсти; срыгивание и повторное заглатывание пищи; самокалечащие практики: царапанье когтями своего тела, вылизывание себя до крови, попытки прокусить прутья клетки; покачивания тела или головы.
Но интересно не столько это поведение само по себе, сколько его связь с сопротивлением. На практике представителей тех видов животных, которые чаще других были склонны к подобному поведению, в зоопарках становилось все меньше (в этом смысле сопротивление сработало), потому что, как бы это страшно ни звучало, они становились менее привлекательными для людей. Кому захочется смотреть на животное, которое бессмысленно наворачивает круги по вольеру или, что хуже, калечит себя? Среди них можно назвать горилл, оцелотов, динго, полярных медведей.
Исходя из этих рассуждений, можно сказать, что животные сопротивляются иначе и их сопротивление совсем не должно быть похоже на сопротивление людей. Они сопротивляются посредством стереотипного поведения, которое появляется вследствие заточения. А заточение, в свою очередь, само является фактом признания их сопротивления.
Сопротивление вопреки
Исследовательница Шарлот Блаттнер объединяет две трактовки понятия сопротивления, которые мы видим у Райбла и Пуйяр. Она пишет, что животные сопротивляются «крича, бегая и защищаясь рогами, зубами и когтями; они выражают неодобрение зрительным контактом, скованностью, повторяющимся поведением (то же, что и стереотипное поведение), свисающими от депрессии ушами и сдержанностью или просто отступлением».
С одной стороны, нечеловеческие животные не только избегают боли, но и способны на преднамеренное сопротивление, когда атакуют владельцев рогами, зубами и когтями. В этих действиях реализуются принятые ими решения и проявляется свобода действий. С другой стороны, в тех условиях, в которых таким образом сопротивляться невозможно, им доступно тихое сопротивление в виде повторяющегося поведения.
В такой трактовке сопротивления также важно то, что, даже несмотря на условия, внутри которых существуют нечеловеческие животные, у них все же остается место не только для тихого сопротивления, но и для преднамеренного.
Для Райбла сопротивление — это всегда преднамеренное действие, направленное на слом условий существования нечеловеческих животных. Это попытка изменить рамку макроструктуры (институциональный уровень). Когда Пуйяр говорит о том, что такие преднамеренные действия доступны не всем животным, она опускается на микроуровень сопротивления (уровень жизни отдельного животного). Блаттнер же показывает, что и на микроуровне, когда сделано все, чтобы животные не сопротивлялись преднамеренно, им все-таки доступны преднамеренные действия. Рога, зубы и когти используются намеренно, чтобы показать, что именно нечеловеческих животных не устраивает в существующих отношениях власти. Такое повседневное или рутинное сопротивление напрямую не направлено на подрыв структуры власти и, хотя иногда оборачивается пересмотром взаимоотношений, в большей степени играет важную роль на микроуровне, то есть значимо для каждого отдельного животного.
Говоря о повседневном сопротивлении, можно вспомнить скакуна Чаутокуа, который выиграл 8 миллионов долларов в качестве призов за скачки, но в какой-то момент отказался исполнять команды, прекращая бежать в самом начале гонок. Он проделывал это семь раз подряд, после чего владельцы коня приняли решение перевоспитать его силой. Несмотря на это, Чаутокуа не сдался, и его отстранили от скачек. К сожалению, это не избавило лошадь от дальнейшей эксплуатации, потому что в 2019 году появились сведения о том, что его готовят для участия в конных выставках. А сами владельцы Чаутокуа рассматривали эту смену вида деятельности как временную, надеясь снова заставить коня участвовать в гонках, чтобы он принес еще больше призовых.
Другой случай повседневного сопротивления в форме саботажа, которое обернулось победой нечеловеческих животных, произошел в 1850-х годах в США. Тогда правительство решило использовать верблюдов на военной службе как транспортное средство. Однако нововведение оказалось неудачным, потому что верблюды отказывались сотрудничать и не подчинялись приказам. Сопротивление проявлялось в форме плевков в сторону людей и настолько сильных укусов солдат, что те начали их побаиваться. Такое поведение и несговорчивость вынудили армию США прекратить использовать верблюдов и снова привлечь мулов и лошадей к той работе, которую, как ожидалось, будут выполнять верблюды.
Неантропоцентричное сопротивление
Позиция Кетрин Гиллеспи, занимающейся критическими географиями животных, еще более радикальна. Она заявляет, что сопротивление животных не должно выглядеть так же, как и сопротивление людей (то есть быть осознанным, спланированным и намеренным), иначе есть опасность снова встать на антропоцентричные позиции, в которых все оценивается с точки зрения человека, обладающего превосходством.
Поэтому она отталкивается от анализа условий, в которых находятся нечеловеческие животные, и рассматривает их как структуру, способную спровоцировать сопротивление. Условия содержания влияют на тела животных, а тела дают сдачи.
Гиллеспи приводит в пример вымирание видов (тел) в результате антропогенного изменения климата, а также появление новых паразитов вследствие сосуществования тел внутри комплекса промышленного животноводства. Животные действуют через свои тела «в ответ на условия, созданные неравномерной иерархией власти» между людьми и нечеловеческими животными.
Эволюционный эпидемиолог Роб Уоллес пишет, что зоонозные заболевания (заболевания, передающиеся от животных человеку) появляются, когда сельскохозяйственные монополии расширяют пределы своего влияния, начиная колонизировать новые дикие пространства, в которых животные встречаются с новыми для них инфекциями. Социолог Дэвид Найберт добавляет, что зоонозные заболевания появляются, когда комплекс промышленного животноводства стремится повысить свою доходность. В этом случае из животных пытаются выжать максимум прибыли: экономят на содержании, загоняя огромное количество животных в маленькие клетки, где им тесно, где они калечат друг друга или умирают в давке. Как правило, увечья или смерти плохо отслеживаются. Это приводит к тому, что раны начинают гноиться, тела разлагаться, становясь источником инфекции, которая распространяется и мутирует. Двумя этими способами появления зоонозных заболеваний объясняется появление Эболы, птичьего гриппа, свиного гриппа, ящура, коронавируса и так далее.
Комплекс промышленного животноводства становится идеальным местом сопротивления нечеловеческих животных через заражение человека вирусами и бактериями.
Сопротивление как слом границ
Исследовательница Сарат Коллин в книге Animal Resistance in the Global Capitalist Era предлагает другой взгляд на сопротивление животных. Для нее сопротивление животных — это «борьба и стремление к свободе против плена или других репрессивных условий путем нарушения границ, созданных человеком». Это действия, которые могут быть «скрытыми или явными», пассивными или активными, «направленными против отдельного угнетателя или <...> крупной репрессивной системы». Значительным стимулом сопротивления выступают условия «социальной изоляции» и «лишение естественного социального» контекста. Именно они провоцируют стереотипное поведение, ежедневное неповиновение и преднамеренное сопротивление.
В анализе Коллин есть несколько важных моментов, которые мы не встречали до сих пор. Она пишет о намеренном лишении животных тех естественных черт, которые могли бы помочь им сопротивляться; вводит различие между саморефлексивным и бессознательным намерением; смотрит на сопротивление не только как на слом материальных, но и эпистемических и институциональных границ.
Исследовательница говорит, что животных разводили не только для того, чтобы сделать их более продуктивными для человека, но и для того, чтобы «лишить их естественных черт», которые могли бы помочь сбежать и сопротивляться угнетению со стороны человека. Такой взгляд отчасти объясняет, почему мы не так много слышим о сопротивлении животных: им просто очень сложно протестовать.
Она также утверждает, что существуют намерения, которые не отражаются в действиях нечеловеческих животных. Они проявляются, когда животным представляется возможность сбежать: например, они сбегают из клетки, которую забыли закрыть, без размышления о том, стоит ли вообще это делать. Побег происходит моментально, как только для него появляется возможность.
Вводя различие между саморефлексивным и бессознательным намерением, Коллин замечает, что животные обладают «уникальным когнитивным восприятием мира и собственными формами действия», поэтому мы никак не можем свести все формы их сопротивления к преднамеренному сопротивлению, понятому с антропоцентрической точки зрения.
Примером сопротивления, которое было реализацией бессознательного намерения, может быть случившийся в 1987 году побег 53 обезьян из Национального центра по исследованию приматов Тулейна, Ковингтон, Луизиана. Тогда сотрудники центра не закрыли должным образом клетки, чем не преминули воспользоваться обезьяны.
Сопротивление как реализация саморефлексивного намерения прослеживается в случае с многократными побегами орангутангши Фу Маньчу из зоопарка Омахи, Небраска. В нескольких случаях она пользовалась куском проволоки, с помощью которой вскрывала замок клетки. Когда же сотрудники выяснили это, они обыскали клетку, чтобы найти проволоку и предотвратить новые побеги. Однако Фу Маньчу не сдалась и стала вовлекать других орангутангов в свои побеги. Например, однажды она обменяла печенье на проволоку у орангутанга, живущего в соседней клетке. В данном случае мы также можем сказать, что сама окружающая среда, условия содержания подталкивали Фу Маньчу к тому, чтобы придумывать план побега, потому что это было одно из немногих занятий, которое стимулировало ее активность.
В конце лета 2017 года в Хакеттстауне, Нью-Джерси, козел Фред сбегает с аукциона животных. В течение следующего года он свободно бродит по городу. Но однажды в августе 2018 года возвращается на место проходящего аукциона и освобождает множество коз и овец, которых собирались в скором времени продать и впоследствии убить. Неизвестно, как ему удалось это сделать, но местная полиция заявляла, что это был точно Фред, так как его видели на «месте преступления» за несколько часов до побега.
Другой случай освобождения животных произошел в приюте для собак и кошек Баттерси в Лондоне, Англия. Пес по имени Рэд, клетка которого всегда была открыта, вечером, когда уходил персонал, выпускал всех сородичей из вольеров, научившись зубами открывать защелку. Сотрудники никак не могли понять, в чем дело, когда наутро обнаруживали животных, свободно бродящих по приюту, пока не установили камеры.
Последний похожий случай произошел в Уичито, штат Канзас, когда в доме у пары, которая занималась разведением попугаев, сбежали из клеток три питомца. В один из дней, когда люди уехали на выходные, попугай Чанго открутил болты у своей клетки и сумел выбраться. Но этого ему было мало, он хотел, чтобы и другие птицы почувствовали дух свободы, которым наслаждался Чанго. Поэтому он освободил двух желтоголовых попугаев. К сожалению или к счастью, никому из них не удалось выбраться за пределы помещения, в котором их держали, однако высвободиться из клеток и полетать в свободном пространстве без внимания со стороны владельцев тоже дорогого стоит.
Предыдущие три примера демонстрируют, как бессознательное и саморефлексивное намерение, реализуемые в сопротивлении, работают в связке друг с другом. И козел Фред, и пес Рэд, и попугай Чанго явно были гордыми обладателями саморефлексивного намерения, когда освобождали своих сородичей. Тогда как те нечеловеческие животные, которым предоставлялась возможность выбраться, реализовывали свое бессознательное намерение.
Последнее, что утверждает Коллин: сопротивляясь, животные способны ломать не только физические, но и в некоторых случаях эпистемические и институциональные границы. Когда животные прорываются через материальные преграды, они бросают вызов не только непосредственно самим стенам, клеткам и другим формам заточения, но и заявляют о том, что не хотят принадлежать тому месту, в котором им предписал находиться человек. Тем самым они разрушают социальный и политический порядок, который предписывает им находиться в комплексе промышленного животноводства, цирке, зоопарке, исследовательской лаборатории или других местах эксплуатации. Именно поэтому стоит воспринимать сопротивление животных как социальное и политическое явление. Сопротивляясь, животные заявляют о себе как о тех, кто не хочет находиться в статусе подчиненного, пассивного и робкого Другого, лишенного голоса. Сопротивление животных разрушает иерархию между человеческими и нечеловеческими существами.
Примером того, как нечеловеческие животные разрушают физические границы, может быть случай осьминога Инки, сбежавшего из аквариума в Новой Зеландии. Он не только смог выбраться непосредственно из аквариума, но и ускользнул обратно в море. Когда никого не было рядом, он протиснулся в небольшое отверстие, а затем примерно 2 метра прополз по полу до водосточной трубы, которая вела прямо в залив Хоук-Бей. Сопротивляясь, Инки разрушил физическую границу, аквариум, которая отделяла его от естественной среды обитания. Он продемонстрировал своим побегом, что не намерен находиться внутри установленных человеком границ и рожден для открытых водных пространств.
Слом эпистемических границ — явление тоже довольно частое. Можно сказать, что оно происходит почти всегда, если сопротивление конкретного нечеловеческого животного или группы нечеловеческих животных было замечено.
Здесь можно вспомнить историю коровы Эмили, которая осенью 1995 года сбежала с бойни в городе Хопкинтон, Массачусетс, перепрыгнув пятифутовые (примерно полтора метра) ворота. Имя Эмили попало в СМИ, люди начали пристально следить за ее передвижениями, иногда оставляли ей еду в том месте, где ее видели в последний раз. Возможно, именно эта доброжелательность людей вкупе с тем, что Эмили прибилась к стае оленей, помогла пережить ей зиму. В итоге корову выкупили у старых хозяев за символическую сумму (один доллар). Это сделала семья Ранда — основатели многоконфессионального центра мира и обучения детей с инвалидностью Peace Abbey. В центре Эмили прожила до конца своих дней.
Однако важно в этой истории то, что трансляция в СМИ побега Эмили захватила воображение людей и заставила задуматься о бойнях. Некоторые жители впервые слышали о том, что неподалеку от их дома есть мясо-молочное производство. Ко всему прочему, как отмечали Ранда, это событие заставило некоторых людей уменьшить потребление продуктов эксплуатации животных, а других — стать веганами. Сопротивление Эмили можно рассматривать как пример разрушения эпистемических границ, то есть представления о животных как о пассивных объектах, которые созданы лишь для того, чтобы их тела потребляли люди.
О разрушении эпистемических границ также можно говорить на примере петуха Сэма, который в январе 1976 года выпрыгнул из грузовика, везущего его на бойню, когда тот остановился на заправочной станции. Этот побег удался, Сэма не поймали и не отвезли на бойню. Вместо этого он поселился на заправочной станции, где его подкармливал дежурный. Сэм сломал эпистемическую границу, превратившись из статистики в личность, и смог своим протестом изменить отношения пусть с одним, но человеком, который начал рассматривать его не как кусок мяса, а как своего друга.
Другой эпистемический протест произошел в 2014 году в Гуанси-Чжуанском автономном районе Китая, когда свинья Бэйб выпрыгнула из грузовика на тротуар. Прибывшие на место полицейские, которые в таких случаях являются частыми гостями, поскольку подобного рода происшествия квалифицируются как небезопасная перевозка животных, решили оставить Бэйба в своем участке, заявив, что свинья «заслуживает шанса на жизнь». Как и в предыдущем примере, Бэйб заставила пересмотреть потребительское отношение к себе, которое определяет взаимоотношения с большинством животных.
Что касается разрушения институциональных границ, с одной стороны, можно сказать, что сопротивление животных, наоборот, их укрепляет, так как появляется все большее количество правил, предписывающих более жесткие условия содержания. С другой стороны, благодаря сопротивлению животных появились приюты, институты, внутри которых взаимоотношения с животными сформированы иначе. Такие приюты дают кров сбежавшим сельскохозяйственным и другим животным, где они могут спокойно доживать свою новую жизнь.
Говоря про слом институциональных границ, важно отметить, что чем больше сопротивлений животных регистрируется, чем больше бунтов замечается и чем больше говорится о протестах животных, тем больше шансов изменить институциональное устройство.
Заключение
Внимание к сопротивлению животных важно для движения за права животных, этики животных и веган-движения, потому что сопротивление может дать понимание того, что действительно хотят животные. Да, животные страдают от человеческой эксплуатации. Но в том случае, когда есть реальные примеры того, как животные протестуют и сопротивляются человеческому насилию, становится меньше опасности сконструировать за Другого его интересы.
Когда мы стремимся к тому, чтобы избавить животных от страданий, не обращая внимание на голоса животных, мы действуем как рациональные субъекты, обладающие властью, которые могут определить за нечеловеческих животных, что действительно им нужно. Здесь возникает иерархия. Сопротивление животных ломает ее, животные говорят сами за себя, предъявляют нам себя и свои требования, а мы присоединяемся к их борьбе и поддерживаем их всевозможными способами.
Также примеры сопротивления привлекают внимание и заставляют задуматься о месте животных в существующей системе власти.
В 2012 году теленок Майк-младший сбежал с бойни в Патерсоне, Нью-Джерси, и, переплыв через реку, несколько часов убегал от полиции. За этой историей пристально следили различные СМИ. После поимки люди требовали не убивать Майка-младшего. Некоторые говорили, что побег теленка заставил их задуматься о промышленном животноводстве, люди писали в комментариях к статье, освещавшей это событие, что Майк-младший вдохновил их к переходу на веганство.
В 2007 году в Нью-Йорке корова Максин сбегает с рынка животных. Побег оказался успешным, потому что ее приняла ферма-приют, где сельскохозяйственные животные доживают свои жизни. Одна из сотрудниц рынка поделилась впоследствии: сопротивление Маскин повлияло на нее и сподвигло к переходу на веганское питание.
Весной 2009 года корова Молли сбежала с бойни, находящейся в нейборхуде Джамейка, Квинс. Эта история тоже попала в СМИ, став катализатором обсуждения того, что коровы на самом деле являются личностями. Некоторые участники дискуссии призывали воздержаться от употребления мяса.
Три эти истории показали общественности, что за массой безличных сельскохозяйственных животных стоят личности, которые стремятся к свободе. А появление историй в СМИ заставило некоторых изменить и свои пищевые привычки.
Ко всему прочему, сопротивление животных разрушает карнофаллологоцентрического субъекта. Протестуя против не устраивающих их условий жизни, животные говорят нам, что не только человек (богатый образованный белый гетеросексуальный мужчина) является все определяющим агентом и тем, кто властвует над всеми уровнями наших взаимоотношений. Это позволяет взглянуть на животных не как на безголосых жертв, нуждающихся в спасении со стороны людей, а как на действующих личностей, обладающих собственной волей, желающих свободы. Животные — больше, чем просто пассивные объекты, стремящиеся избегать боль.
Кроме того, сопротивление животных сигнализирует нам о том, что взаимодействия человеческих и нечеловеческих животных происходят не только в правовой и этической плоскостях, но и в политической, так как животные становятся активными участниками формирования условий собственного существования.
В завершение стоит повторить, что (насильственное и ненасильственное) сопротивление нечеловеческих животных возникает как ответ на власть со стороны человека. И хотя люди склонны считать свое превосходство над нечеловеческими животными само собой разумеющимся, сопротивление животных показывает, что они обладают волей и способны противостоять человеческой власти. Их сопротивление напоминает нам, что мы делим эту планету с другими существами, которые тоже имеют право на жизнь и свободу.
P. S. Я понимаю, что этот текст был бы убедительнее, будь он написан на основе материала, собранного с русскоязычных пространств. Поэтому, если у вас есть личные истории того, как сопротивление животных повлияло на ваше мировоззрение, или вы знаете в любом виде (видеорепортаж, заметка в СМИ, упоминания в научной литературе) задокументированные истории сопротивления (помимо истории кота Твикса), напишите мне в Telegram: @mashtayler.