О журналистике
Всякий хорошо наблюдающий жизнь может быть селькором. Грамотности особой не требуется. Выбирать нужно лишь факты общественного значения.
Если, например, пьяный секретарь себе руки отморозил, так это, конечно, случай частный, он может пойти разве для характеристики, кто у нас секретарь.
А вот если он из-за пьянства крестьян ставит в тяжелое положение — это уж другое дело.
О литературе
Литература начинается с котлована ниже линии промерзания и очень честной выкладки фундамента. При таком положении никто, конечно, не станет строить карточный домик, а возведет здание, большое или маленькое, с затеями или без затей, но, во всяком случае, на годы, а не на квартал, до первой рецензии.
***
Слушать издателей о писателях, как и писателей об издателях, — время тратить. Их можно разбирать только в порядке судоговорения, когда обе стороны представлены. А без этого полная однобокость. Та и другая сторона такого накаплет, что вспотеешь, и вовсе зря.
Конечно, нашу братию хвалить не за что, но издательских работников тоже.
***
Прислали из одного завода прелестный с внешней стороны рассказик «Золотой браслет». Очень живо, с большим знанием быта, с хорошо поставленными фигурами и прекрасным словом рассказывается, вероятно, действительный случай жизни завода. Жена управляющего во время купанья утопила браслет и добилась, чтоб муж спустил пруд и организовал поиски браслета. Читаешь это и думаешь: «А зачем это печатать теперь? Не ради же одной словесной стороны? Кому и что может дать эта — пусть хорошо сделанная — иллюстрация прошлого?»
Здесь, мне думается, авторское волнение не найдет отклика среди читателей. Может быть, даже кой-кого позабавит, а это уж грустно, так как внешняя смешная сторона идет на основе пота и слез трудового народа.
О предшественниках
Разве наш национальный гений А. С. Пушкин не поразителен и своей трудоспособностью? Работая над историей пугачевщины, он не только месяцами сидит в архиве, но он едет на Урал. Это ведь не на самолете и даже не в вагоне, а на перекладных. Попробуйте представить, что кто-нибудь из наших современников проделал адекватный труд! Да он бы написал несколько сот томов своих дорожных впечатлений, десятка два рассказов, два романа, четыре пьесы, один малоформистский сборник, а у Пушкина все это вошло частично в «Капитанскую дочку», немножко в «Станционного смотрителя» да в отдельные строки стихов. Вот и выходит густо. Читаем современников и говорим: «А у предшественников лучше». Да, потому что у предшественников больше предшествовало, чем у нас.
Павел Бажов с селькорами в редакции«Крестьянской газеты»
***
Помню, в юношеские годы, когда каждый «взвешивает судьбы мира», мне случилось прочитать высказывания Достоевского по вопросам искусства. Там приведено было стихотворение Фета «Диана», по поводу которого сказано, что во всей русской литературе не найдется более сильного и яркого, чем две последние строки этого стихотворения. Тогда, под свежим впечатлением недавно прочитанного Писарева, отнесся к стихотворению, как к побрякушке. Потом, в жизни, когда уж «судьбы мира были взвешены и окончательно определены», я неоднократно смотрел это стихотворение, но мнение оставалось прежним. Даже больше. Оно казалось хуже многих фетовских стихов. Там меня не устраивали «округлые черты», «ясные воды», прямая бестолковщина вроде «Его (чела) недвижностью вниманье облегло, и дев молению в тяжелых муках чрева внимала чуткая и каменная дева»; сомнительной казалась поэтичность «бесцветных очей» и т. д. И, главное, никак не пойму желания поэта, его ожидания, что богиня оживет. А зачем? Чтоб смотреть на «вечный город, на желтоводный Тибр, на группы колоннад, на стогны длинные». Какой во всем этом смысл?
Неужели одна счастливая деталь о движении светотеней может вызвать такой восторг? Как будто нет. Стихотворение все-таки забыто. Понимают его так, как понимал Достоевский, разве очень немногие. Так вот я для этих немногих никогда не хотел бы писать.
***
Чехов последних лет никогда не заслонит в моем сознании молодого Чехова, когда он легко и свободно, блестя молодыми зубами, плыл по безграничному простору великой реки. И всем было ясно, что и река русская, и пловец русский. Он не боится ни омутов, ни водоворотов родной реки. Его смех нашему поколению казался залогом победы над всеми трудностями, ибо побеждает не тот, кто уныло запоет «Тарарабумбия, сижу на тумбе я», а только тот, кто умеет смеяться над самым отвратительным и страшным.
О конъюнктуре
Не связывайтесь с конъюнктурным объектом: мода на него пройдет вместе с модой употреблять к случаю и без случая слово «Урал».
О жизни
Жизнь есть жизнь: одни растут, другие старятся, и говорить об этом скучно и не так уж нужно.
О тромпиках-бромбиках
Какие-то тромпики-бромбики, или еще как, начали обрываться без всякой уважительной причины. Спишь, например, спокойно, никого не задеваешь, а этот самый тромпик вдруг оборвется и куда-то сиганет, а ты просыпаешься от нестерпимого приступа судорог. Да еще окажешься весь в холодном поту.
О боксе
Полезно тренироваться в боксе. Лучше без рукавиц и не на специальных каких-то площадках, а ближе к жизни: на трамвайных остановках или даже в метро в часы наибольшей загрузки.
О досуге
Хорошо бы поупражняться в прыгании с парашютной вышки без парашюта.
О Литинституте
Литературный Институт [...] рассчитан на тех одаренных людей, которым не удалось по каким-нибудь причинам пройти в нормальную школу.
О похвалах
Это, конечно, страдание нестрашное, когда тебя хвалят, но все-таки, во-первых, чувствуешь себя фальшиво, а во-вторых, — и самое главное — время уходит, а его и так осталось немного.
О посадке картофеля
Картошка будто проще всего, но и тут много неясного. В литературе до сих пор не решен вопрос о густоте посадки. Последнее время начали говорить, что и окучивание не всегда нужно, а в засушливый год даже определенно вредит. Ничего я тут не знаю. Мы с женой всегда садим картошку на расстоянии трех четвертей куст от куста и ряд от ряда, независимо от сорта. Окучиваем два раза. Всегда и вдобавок рыхлим почву в междурядьях. Время посадки — вторая половина мая. Причем за месяц посадочный материал проращивается на свету. Садим под лопату, но неглубоко. Подбрасываем на куст щепотку золы. Вот и все. Садить можно верхушечными срезками, продольными половинками, отдельно вырезанными глазками, даже ростками, но лучше всего, конечно, целой картошкой, пророщенной на свету, т. е. с зелеными, а не белыми, анемичными ростками. Сорт очень небезразличен. Не берите «Лорх», который теперь в большой моде. Он, верно, урожаен, фитофтороустойчив, но в лежке может развивать картофельный яд — солянум, а потому лучше такого картофеля не иметь.
Слева: иллюстрация к сказу «Медной горы хозяйка». Художник А.Н. Якобсон. Справа: Иллюстрация к сказу «Золотой волос». Художник А.Н. Якобсон
О Москве
Везде у меня провалы, а в Москве и вовсе теряюсь. Там буквально не принадлежишь себе, все время тебя кто-нибудь шпыняет с блокнотом или лейкой в руках, а то куда-нибудь тянут. Тут еще гостиница мне досталась не очень удачная («Европа», на Неглинном). Телефон там через гостиничный коммутатор. Между прочим, неправильное слово. Надо говорить «хомутатор».
О каршеринге
Дали слепому коня, а он говорит: «Масть не та». «Какую, — спрашивают, — тебе надо?» «А мне, — отвечает, — больше всего та по душе, которая с надежным кучером и в крепкой телеге». В переводе на язык современности это значит: надо передать право владения машиной на корню (от выбора) какому-нибудь большому гаражу, выговорив себе разъезды в пределах своих бензиновых лимитов.
О брендировании
Марка «дежурная» звучит не так внушительно, как «свой Опель», но можно найти выход из положения. Назвать, например, дежурную по-тарабарски «Цехумпая». Чем не марка.
О длинных и коротышках
Не люблю длинных вещей. Мне кажется, они похожи на товарный поезд. Первый десяток вагонов пропускаешь с удовольствием, с любопытством, дальше полоса безразличия, а еще дальше думаешь, когда же это кончится. Как читатель ловлю себя на таком же отношении к книгам, которые никак нельзя отнести к неинтересным. Судя по себе, жалею читателей. То ли дело коротышка. Ее одолеть легко, а отдача тоже бывает, и неплохая, если коротышка сделана.
О водке
Одна приятная новость в медицине: теперь в качестве укрепляющего и тонизирующего называют не одни виноградные, а «привычное», т. е. нашу родную. Очень разумное мероприятие! Давно пора восстановить авторитет этого напитка.
О зимнем солнцестоянии
25 декабря — День рождения Непобедимого солнца. Торжественно, подъемно, но все же на котурнах. Наш русский Спиридон Солнцеворот гораздо лучше.
Об огранке изумрудов
Как-то мне пришлось довольно долго наблюдать работу по огранке изумрудов. Камень при раздаче часто казался совершенно одинаковым по величине и расцветке. Обрабатывался он высококвалифицированными гранильщиками по одной форме, а все-таки при сдаче получалась большая разница.
Старый мастер-практик порой ворчал:
— Куст затемнил, куст замазал, на бок сбил, раздробил, подмигунчика смастерил...
Одну огранку пренебрежительно называл: боязливая, спотыкливая, унылая, сблизь; другую снисходительно одобрял: веселая, казовая, глазастая, богатая; третью принимал с усмешкой: на пустой глаз, на прямого дурака. Выше всего ценил огранку, которую называл теплой, когда камешек не только ровно излучал свет, но и казался теплым на руке. По поводу этой огранки старик пояснил:
— Мастерство тут в том, чтобы все фасетки, сколько их ни будь, одинаково к кусту подвинуть. Не дальше и не ближе. Не всякому глазу и руке такое в пору. Редким дается.
Эти простые слова старого мастера, на мой взгляд, как раз выражают то главное, чем отличается наша советская демократия.
О заготовке кротов
Район индустриальный. Там огромный рудник с поселком и два огромных строительства. В одной из деревень этого района встретил старого знакомца еще по «Крестьянской газете». Он немного моложе меня. Взрослая дочь работает не то доктором, не то агрономом. Живут вдвоем со старухой. Дом полная чаша. В колхозе не состоит и как будто нигде не работает ни сам, ни жена. Стал расспрашивать. Говорит: кротов ловлю. Выяснилось — охотник. Ловит капканами...
Специфика его производства интересна, но ведь не менее интересна и экономическая сторона. Специально потом справлялся в районном центре, сколько заготовлено кротов. Ответили, что за нынешний сезон заготовили двести тысяч шкурок. Отсюда вывод: семей сто — сто пятьдесят «кормится от кротовьего дела», и кормится с большой привилегией. Понятно, Заготпушнина тоже не теряет, но покрывает ли прибыль те убытки, которые создаются для колхозов утечкой рабочей силы? Вопрос не маловажный.
О марксизме
Настоящее полное включение в жизнь только и может сделать писателя, принести новые проблемы, показать тех героев, о которых мы пока лишь предполагаем. Только включение нам нужно дифференцировать, так как жизнь стала много сложней. И необязательно куда-нибудь ехать. Это, конечно, легче, но необязательно. То, что происходит рядом, в своем городе, в своем квартале, даже в своем доме, мы ведь, честно говоря, не поняли и не усвоили в свете марксистской философии.
***
Огромный жизненный опыт, высокое и многостороннее образование, наблюдательность, речевое богатство и природная одаренность еще недостаточны. Надо уметь любое Явление жизни понять и осветить светом марксистско-ленинской философии и видеть перспективу с высоты этой же философии.
О Ван Гоге
В памяти все время стоит картина этого сумасшедшего голландца Ван Гога. В комнате со щелявым полом на расшатанном стуле около пустого стола сидит человек с закрытым руками лицом. На первом плане прекрасные линии лба и облысевшего черепа с жалкими остатками пухлявых волосиков на висках. Видно, что старик когда-то был кудряв, имел многообещавшую голову, рослую и стройную фигуру. Теперь он обветшал до предела. Это видишь не только по сгорбленной фигуре, но и по любой складке одежды, тоже ветхой и какой-то сугубо старомодной (не могу понять, чем это достигается, но впечатление вполне определенное и неотразимое). Под картиной издевательски-проникновенная надпись: «На пороге вечности». [...] Вот сволочь. Сам с ума сошел и другим жить мешает.