Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
В 1915 году на свет выполз, вероятно, самый известный представитель «насекомой» литературы — Грегор Замза из «Превращения», который однажды утром после беспокойного сна — ну а дальше вы знаете. Не то по художественному умыслу, не то из-за отсутствия интереса к энтомологии Кафка не указал, в какое именно насекомое трансформировался его персонаж.
Говорят, Кафка даже уговаривал издателей не публиковать на обложке портрет Грегора в насекомом обличье. Ни в коем случае. Ну что ж, казалось бы, такова авторская воля.
Но публику подобные умолчания обычно не удовлетворяют. Читатели начали гадать — про кого же нам все-таки рассказывали? Что за зверь? Как говорил Райкин в одном из своих монологов: «Все эти недоговоренности, намеки, полунамеки эти... Ты мне скажи прямо, в лоб».
Наиболее продуктивным гадальщиком оказался Владимир Набоков — свое предположение он высказал в одной из «Лекций по зарубежной литературе» для американских студентов:
«В кого так внезапно превратился невзрачный коммивояжер, бедняга Грегор? Явно в представителя членистоногих (Arthropoda), к которым принадлежат насекомые, пауки, многоножки и ракообразные. Если „многочисленных ножек“, упомянутых вначале, больше шести, то с зоологической точки зрения Грегор не насекомое. Но мне представляется, что человек, проснувшийся на спине и обнаруживший у себя шесть колеблющихся в воздухе ножек, вполне может счесть, что шесть — это „много“. Предположим поэтому, что у Грегора шесть ног, что он насекомое.
Следующий вопрос: какое насекомое? Комментаторы говорят „таракан“, что, разумеется, лишено смысла. Таракан — насекомое плоское, с крупными ножками, а Грегор отнюдь не плоский: он выпуклый сверху и снизу, со спины и с брюшка, и ножки у него маленькие. Он похож на таракана лишь в одном отношении: у него коричневая окраска. Вот и все. Зато у него громадный выпуклый живот, разделенный на сегменты, и твердая округлая спина, что наводит на мысль о надкрыльях».
Основательно, не так ли? И это еще не все:
«У жуков под надкрыльями скрыты хлипкие крылышки, и, выпустив их, жук может преодолевать в неуклюжем полете многие километры. Любопытно, что жук Грегор так и не узнал, что под жестким покровом на спине у него есть крылья. (Это очень тонкое наблюдение с моей стороны, и вы будете ценить его всю жизнь. Некоторые Грегоры, некоторые Джоны и Дженни не знают, что у них есть крылья.) Кроме того, у Грегора имеются сильные челюсти — жвалы. С помощью этих органов, поднявшись на задние ножки (на третью, сильную пару ножек), он поворачивает ключ в замке. Таким образом, мы получаем представление о длине его тела — около метра. По ходу рассказа он постепенно приучается пользоваться своими конечностями и усиками. Это коричневый, выпуклый, весьма толстый жук размером с собаку. Мне он представляется таким».
Рисунок Владимира Набокова. Источник
Более плотный анализ, кажется, сложно вообразить. Но публике этого мало. Публика хочет знать наверняка — без всяких «предположим» и «представляется».
Помните, был такой учебник для англоязычных граждан, изучающих русский язык как иностранный, — A Russian Course Александра Липсона? С диалогами типа:
— Я молодой ударник. Я работаю с энтузиазмом.
— Публика хочет знать, почему вы работаете с энтузиазмом.
— Я всегда работаю с энтузиазмом. Я молодой ударник.
Вот и здесь что-то похожее.
Несколько лет назад некто Ольга завела на мейл.ру сразу две темы с одним и тем же вопросом, сформулированным как крик о помощи: «В какое насекомое превратился Грегор Замза (Кафка „Перевоплощение“)???»
Она получила несколько разных ответов. От пространных рассуждений в духе «он превратился в насекомое, но неопределенное, как и его жизнь, потому что всю жизнь он жил ради кого-то, а не ради себя» — до кратких, похожих на удар шпагой: «в блоху».
Более основательно к проблеме подошли пользователи ВКонтакте. Александра, читательница одного из пабликов о Кафке, написала текст, по объемам не уступающий приведенной цитате из Набокова, где попыталась доказать, что на самом деле Грегор Замза — это настоящий таракан (орфография и пунктуация сохранены):
«Мне бы очень хотелось понять в какое насекомое превратился Грегор, у меня есть свои предположения. Я думаю он не жук, а таракан, тем более что в оригинале на немецком написано Ungeziefer это слово перевели как „насекомое“, но по своему значению оно пошире „вредное насекомое [животное]; паразит“. Я считаю это таракан, но не такой которого привыкли видеть , а большой и больше похожий на жука, я видела такого несколько раз — его воспринимаешь больше именно как домашнее существо , насекомое наделеное разумом он боится людей и появляется только ночью. если включить свет в комнате он постарается спрятаться, он может двигаться очень медленно, но когда ему нужно очень быстр. Тот таракан которого видела я, был похож на мадагаскарского больше всего, но мадагаскарский таракан обитает на мадагаскаре. Возможно тот которого видела я был подвидом. Мадагаскарские тараканы могут шипеть».
Дальше девушка вспоминает, что Грегор умел «отпугивать» посторонних шипеньем, и приводит соответствующую цитату из повести. После чего опирается на жизненный опыт мужа:
«Мой муж говорил что слышал как шипел таракан который жил у нас».
Вот это да. Может быть, Набоков и остальные просто мало прислушивались к своим шестиногим соседям по квартире?
«Сейчас этих тараканов разводят как домашних животных , их покупают. Я не сразу это узнала и думала что те тараканы который были у нас американские».
Американские тараканы — ну да. Откуда же им еще быть?
«...как раз где то в это время пыталась нарисовать Грегора, выложила свое изображение на одном американском арт сайте, один из коменнтариев меня также навел на мысль. Мне написали „Это самый дружелюбный таракан из всех каких я когда либо видел“, но мой жук не был похож на таракана я только потом поняла что мое изображение не совсем верно».
Итак, как мы уже выяснили, «мадагаскарский таракан обитает на мадагаскаре» (в крайнем случае в Америке). Следовательно, нам следует спросить себя:
«...как мог увидеть такого таракана Франц. Только если на севере Италии — юге тогдашней Австрии, либо был человек который показал ему такого „жука“».
И, наконец, вывод:
«Я считаю что мадагаскарский таракан или какой то подвид его мог быть одной из причин создания „Превращения“. С ним идет ассоциации не знаю почему как с домашним животным и даже как с человеком, когда его видишь или слышишь как он шкребется думаешь что он наделен какой то смекалкой, таким умом который у других насекомых просто не проявляется, кажется будто внутри его другое существо и его совсем не понятное появление в доме не случайно».
Само собой, далее состоялась захватывающая дискуссия. Вот несколько избранных реплик:
«Мне кажется, что форма таракана и характер Грегора кармически не соответствуют друг другу».
«Я думаю, жук включен больше как аллегория психологического состояния».
«я сейчас читаю превращение сразу оговорюсь это мое первое произведение тк начать знакомится с творчеством советовали именно с него но мне кажется это не определенное насекомое а сгусток неготова человеческой природы, а какой именно вид пусть каждый решает сам»
«Грегор означает страж, охранник. А еще Грегор Мендель — родоначальник генетики, первым начал изучать превращения».
Некий пользователь, успевший со времени беседы (2012 год) удалить свой профиль, предлагает Александре обратиться к лекции Набокова. Та возражает:
«Мне было 15 когда мне посоветовали прочитать этот анализ. Во первых, я сомневаюсь что Набоков видел того таракана о котором говорила я, (этот таракан существенно отличается от остальных особенно от тех которых все мы привыкли видеть). Во вторых он слишком буквально понимает саму новелу.
Я исхожу главным образом из того что этот жук должен вызывать те эмоции которые и побудили автора написать расказ, то есть само насекомое должно быть в каком то смысле человечным».
А ведь разумно.
И тут, наконец, кто-то сорвался:
«Вы идиоты? Хотя бы на обложку посмотрите, там изображен таракан, жук-носорог, может паук? Нет. Кафка сам просил что бы никого не изображали, дабы вас не сбивать О чем вы думали когда прочитали эту книгу? О том какое это насекомое? Насекомое, человек проснувшись утром начал развивать тему не о том что он во что-то превратился, а больше о том, что он не сможет попасть на работу и т.п. О нас он писал, ага. Читайте вы Мураками, который Харуки, А потом уже Кафку в руки берите, сюрреалисты без абстрактного мышления».
И неожиданный финал:
«Не знаю почему, но я как представила в самом начале муху, так до конца и не смогла от этого образа избавиться. Да-да-да, Кафка писал не о конкретном жуке, внешний вид здесь не имеет значения и ко-ко-ко, но интересно же, когда люди делятся своим видением абстрактной картины, разве нет, зануды?)».
Интересно, конечно — пусть делятся.
Но прошли годы, и вот в июле 2020-го кто-то догадался процитировать самого Кафку. Правда, без указания конкретного текста — «Свадебные приготовления в деревне»:
«...я-то, я-то лежу тем временем в своей постели, гладко укрытый желто-коричневым одеялом, под ветерком, продувающим комнату. Коляски и люди на улице нерешительно ездят и ходят по голой земле, ибо я еще вижу сны. Кучера и гуляющие робки и каждый свой шаг вперед вымаливают у меня взглядом. Я одобряю их, они не встречают препятствий.
У меня, когда я так лежу в постели, фигура какого-то большого жука, жука-оленя или майского жука, мне думается».
Отрывок из книги «Замок. Рассказы (сборник). Франц Кафка».
В книге «Путь к Замку, или Курс лекций о Франце Кафке» филолог Максим Жук (нет, это не псевдоним) пишет:
«Говоря об „энтомологии“ Грегора Замзы, а также истоках этого образа, стоит сказать, что среди черновиков Кафки есть фрагмент, над которым писатель работал в 1906–1907 годах. После его смерти он был опубликован Максом Бродом под названием „Свадебные приготовления в деревне“ („Hochzeitsvorbereitungen auf dem Lande“). Этот незавершенный текст, написанный на пять лет раньше „Превращения“, тесно связан с образом Грегора».
А в той самой беседе во вконтакте один из пользователей поделился:
«В дневниках Кафки есть запись от 21 октября 1913 года: „Все время думаю о черном жуке, но писать не буду“. Может, каким-то боком к „Превращению“ это и относится».
Получается, вопрос закрыт? Может, и так. Жаль, ведь гораздо интереснее было искать ответ, чем наконец получить его из, можно сказать, первых уст. Нет, давайте уж будем считать, что мнение автора — тоже всего лишь мнение (ну или как там было у Барта?).
Да, иногда форма, в которой жажда познания находит воплощение, может казаться забавной, но от этого не менее прекрасной. Конечно, мы не удержались и похихикали (Ольга, Александра и ее муж, извините, если что), и все же когда людям интересно, как правильно называлось насекомое из странной печальной повести 110-летней давности, и когда они готовы тратить время и силы на то, чтобы об этом спорить, выискивая истину, это, в общем-то, классно.
А вот когда все вопросы сводятся к чему-то вроде «как украсть миллион?» — вот это уже и правда не очень.