Маркус Зусак. Глиняный мост. М.: Эксмо, 2019. Перевод с английского Николая Мезина
С 1999 года по 2005-й Маркус Зусак выпустил пять книг — последней стал роман «Книжный вор», который затем экранизировал Брайан Персивал. Именно благодаря этому тексту имя австралийского писателя прозвучало на весь мир. Однако международный бестселлер чуть было не положил конец его бодро начинавшейся литературной карьере. Сразу после «Вора» Зусак взялся за «Глиняный мост», частную историю одной несчастливой многодетной семьи, притчу о любви, разобщенности и отчаянной попытке восстановить доверие, но закончить рукопись сумел только в 2018-м. Год спустя роман вышел в России — наши книжные обозреватели пока не могут прийти к единому мнению по поводу этой книги. Очевидно, что после «Книжного вора» часть читателей ожидала от Зусака чего-то совсем другого. Отзывы разнятся в диапазоне от «слишком просто» и «ничего нового» до «головокружительно сложная работа со словом», «литература высшей лиги». Возможно, прав один из рецензентов: все дело в том, с какими ожиданиями и в каком эмоциональном состоянии подходят критики к «Глиняному мосту». Что о книге писал «Горький» можно почитать вот здесь, а еще мы публиковали фрагмент романа.
Наталья Кочеткова в обзоре «Убийцы, насильники и студенты» («Лента.ру») кратко пересказывает завязку романа и с некоторым скепсисом отзывается о центральной метафоре, слишком прямолинейной и очевидной:
«В семье, где растут пятеро сыновей — Мэтью, Рори, Генри, Клэйтон, Томас, — мать звали Пенелопой, мула — Ахилессом, рыбку — Агамемноном, кота — Гектором, а голубя — Телемахом. Однако, несмотря на имена, отсылающие к древнегереческим мифам, там было все неблагополучно. Во-первых, мать мальчиков Пенелопа, польская беженка, умерла. Во-вторых, за братьями закрепилась репутация бандитов и хулиганов. В-третьих, отца в этой семье прозвали Убийца. Причем сами же дети. Горевание по смерти жены убило этого человека, а он убил своих сыновей равнодушием и невниманием. Во всяком случае им так казалось.
„Мертвый период” длился несколько лет, пока Убийца не вернулся в семью с бредовым предложением: построить в пустыне глиняный мост через реку. Своими руками по старой технологии. Единственный из сыновей, кто готов откликнуться на идею отца, — Клэйтон. Так роман становится историей Клэйтона, которую пишет Мэтью, фиксируя события на старой печатной машинке. А строительство моста — довольно лобовой метафорой связи прошлого с будущим, детей — с родителями, пустоты — с наполненностью.
Австралийский писатель Маркус Зусак <...> вынашивал идею „Глиняного моста” и работал над текстом долгие 13 лет. В результате вышла детальная история братской любви и непростых семейных отношений. Что тем не менее не делает прямоту метафоры тоньше или изящнее».
Артемий Гай в материале «Книги сентября: три сестренки и последний Сарамаго» («Литературно») сравнивает «Глиняный мост» с предыдущим романом австралийского писателя и обнаруживает в новой книге некоторые самоповторы:
«Маркус Зусак — хороший рассказчик. „Глиняный мост”, или „Мост Клэя” (в оригинале — Bridge of Clay, игра слов при переводе, увы, утеряна), — еще одна мастерски написанная символистская драма о семье, человеке и человечности. Однако тут же и подвох. Если „Книжный вор” с его сочетанием меланхоличности и жестокости, несентиментальной прямоты и поэтичности воспринимался как нечто принципиально новое, в романе „Глиняный мост” те же самые приемы кажутся вторичными. Кроме того, свойственные Зусаку длинноты никуда не делись и порой просаживают темп. Всё это не значит, что книга плохая. Она отличная. Просто ей как будто не хватает новизны. Возможно, она ей и не нужна».
Андрей Мягков в обзоре «Сущность красоты» («Российская газета»), напротив, отзывается о «Глиняном мосте» как о сложно устроенном, многоуровневом и многозначном произведении:
«Если сравнивать с кем-то из коммерчески успешных писателей, то прозу австралийца можно смело класть в одну читательскую корзину вместе с Джонатаном Литтеллом и Мишелем Фейбером — легко, иными словами, не будет, но ваш труд по строительству моста обязательно вознаградится. Важно отметить, что „обязательно” здесь не для красного словца — роман одинаково хорошо работает и как эмоциональная история, и как постмодернистское, прости господи, варево из аллюзий и реминисценций».
Михаил Визель в обзоре «Книги на лето. Выбор шеф-редактора» («Год литературы») проговаривает ту же мысль — для бесхитростной притчи с одной-единственной лобовой метафорой эта книга слишком изысканна и замысловата:
«В перифрастичном, зыбком стиле Зусака, напоминающем, пожалуй, стиль недавнего Букеровского лауреата Джорджа Сондерса с его „Линкольном в Бардо”, в его густейшем вареве античных и посттоталитаристских аллюзий переводчику приходится разбираться самостоятельно. А австралийский автор на них щедр. Так что причудливая, но в общем-то линейная история — отец, сбежавший из дома после смерти любимой жены, возвращается, чтобы попросить сыновей, от взрослого мужика до подростка, помочь ему со строительством моста в том месте, где он сейчас живет, — обрастает какими-то совсем джойсовскими и даже гомеровскими подробностями. Мать, всю жизнь звавшаяся Пенни Данбар, в родной Польше некогда по воле отца, страстного любителя Гомера, носила имя Пенелопа и невыговариваемую для австралийца фамилию Лещчушко, так что вся живность в доме Данбаров откликается на гомеровские имена — мул Ахилл, кот Гектор и т. д. А имя главного героя — Клей — совпадет со словом сlay, „глина”.
Разобраться в этом вязеве аллюзий и реминисценций цитат непросто. Но оно того стоит — это литература высшей лиги».
Наконец, Надежда Каменева в рецензии «Горюющие души» («Прочтение») высказывает предположение, что читателю «Глиняного моста» надо войти в некое подобие транса, измененное эмоциональное состояние — и тогда ему откроются дополнительные подтексты и новые смыслы притчи:
«Стоит настроиться особым образом: включить внутреннее зрение, приготовиться не понимать текст, а слушать и смотреть его. Перед вами окажется не книга, а фильм. <...> Описания стоит дольше держать в голове, чтобы на их фоне разворачивались события и звучали диалоги. И если дан крупный план — нужно всмотреться в него, запомнить всё: золотистые глаза собаки, разбитую бутылку на старом стадионе, расположение вещей на огромной городской свалке и даже то, куда была положена оторванная пуговица. Всё это потом сыграет свою роль, встанет на место в живой картине мира большого, но быстро читаемого романа. <...>
Уже после пятого десятка страниц события побегут так быстро, как может бежать только главный герой романа — мальчик Клэй. Именно ему предстоит помогать отцу и строить глиняный мост, в честь которого названа книга. И, как всякие простые понятия — мул, конь, река, глина, — мост становится центральным образом притчи, в которой одни мосты сгорают, другие возводятся, соединяя людей, прошлое и настоящее. <...>
„Глиняный мост” — это еще и роман об искусстве и ремесле. Несмотря на простую бытовую фактуру, мальчишечий сленг, будни окраин, через все повествование проходит прозрачная, как вода, фортепианная музыка и мерное, как метроном, звучание гомеровских „Илиады” и „Одиссеи”. Вот что придает единство этой семье, вот что является мерилом и шкалой ценности. Знаменитые мосты мира, скульптуры Микеланджело в снах простого мальчишки. Мелодия учебного этюда в музыке текста. Древние книги в современном романе. <...>
Маркус Зусак писал свой роман тринадцать лет, и за это время отдал часть себя всем своим героям. Они действительно живые, от эпизодических персонажей до несущих опор „Глиняного моста” — сына, отца, прекрасных женщин их жизни и даже нелепого мула, чей взгляд читатель не забудет никогда. Главная мысль романа написана на обложке книги о Микеланджело, которую читают герои: „Все, что он когда-либо сотворил, сотворено не только из мрамора, или бронзы, или краски, но и из него самого... из всего, что было у него внутри”».