Аферисты, романтики, инсургенты
Подделанная книга появилась практически одновременно с подлинной, то есть в далекой древности. Сперва подделывались ценные манускрипты, а с возникновением печати начались фальсификации типографской продукции. Летопись этих практик открывается XVI веком — с появлением букинистической и антикварной книготорговли.
Пожалуй, куда более интересной финансовой составляющей этого теневого бизнеса является его техническая сторона. Чтобы выгодно сбыть ценную или редкую, но поврежденную книгу, умельцы добывали внешне схожую, но более дешевую, часто дефектную, и аккуратненько вклеивали подходящие по формату и пагинации (порядковым номерам) страницы. Иногда нужные листы добывали из переизданий, а в особых случаях кропотливо изготавливали вручную. При необходимости незаметно исправляли на титульных листах количество томов, обманно состаривали книжные блоки и переплеты, лихо подмахивали автографы. Подделывая рукописные книги, выводили старинные буквы по разграфленным сеткам; имитируя палимпсест, многократно наносили и смывали записи на пергамене. Так реставрация становилась фальсификацией.
Умельцы происходили в основном из числа знатоков книжного дела. Создание библиофейков было побочным заработком типографских рабочих, махинациями недобросовестных книготорговцев, плутнями конкурирующих коллекционеров. Встречались и просто увлеченные процессом любители, для которых изготовление или реализация подделок было своеобразным хобби, экзотическим развлечением. Вообще фальшивокнижники отнюдь не одни лишь отъявленные аферисты — среди них были возвышенные романтики и виртуозные мастера, книжные черви и кабинетные крысы, амбициозные пассионарии и скромные работяги.
Пыпины против бардиных
В России развитие подпольных отраслей книжного дела шло волнообразно. Один из всплесков совпал с окончанием Отечественной войны 1812 года: в период подъема патриотизма заметно повысился спрос на русские древности. К тому же в пожарах сгинуло множество книгопечатных собраний и рукописных памятников, что стало благодатной почвой для подделок.
В течение XIX столетия подделка книг оформилась в отдельное ремесло. Общество книголюбов разделилось на три группы: тех, кто занимался производством подделок; тех, кто пользовался его плодами, и тех, кто его исследовал и разоблачал. К последним относился, в частности, известный этнограф Александр Пыпин, автор очерка «Подделки рукописей и народных песен» (1898), проливающего свет на мотивы, тенденции и технологии фальсификаций.
Знатоку, рассказывал Пыпин, «подделка не может не бросаться в глаза: пергамен чистенький, края обрезаны ровненько, иногда даже свежий переплет; самоё письмо не умеет схватить особенности старого устава с его определенными чертами». И поясняет — на примере одной из многочисленных подделок «Слова о полку Игореве»: «оно было написано на пергамене, но фальсификатор имел глупость склеить листы пергамена в свиток, чего никогда не делалось, с очень ровно обрезанными краями».
Между тем в цехе книжных фальсификаторов встречались настоящие звезды вроде блиставшего в 1830-е Антона Бардина, виртуозного имитатора древних почерков, или прославившегося уже в начале XX века московского антиквара Петрова, о чьем умении подделывать автографы слагались легенды.
Русская Правда. Список Антона БардинаСреди издателей был известен обратный фокус — превращение старых книг в «свежевыпущенные». В основном это были вовремя не распроданные тиражи. Стандартный способ активации сбыта — перепечатать титульный лист с другим годом публикации, а иногда и новым названием. Так, у гоголевских «Старосветских помещиков» от издательства Иосифа Кнебеля на обложке проставлен 1912 год, а на титуле — 1910-й.
При наличии спроса процесс ставился на поток, «старые-новые» книжки штамповались в любом количестве. В книговедении для них есть термин — «титульное издание». К слову, этим не гнушаются и современные издатели, обычно по договоренности с авторами, причем ни те, ни другие не считают мнимые новинки подделками.
Казалось бы, подделать печатную книгу куда проще, чем рукописную. Однако в позапрошлом столетии в связи с особенностями печатного производства полиграфические подделки были технологически сложны. Менялось само производство! В тот период на смену тряпичной «вержированной» бумаге в типографии пришла бумага из древесной массы, без филиграней. Менялись переплетные технологии и полиграфические формы, поэтому подобного рода подделки были не столь часты.
Книги «с начинкой»
Наряду с коммерческими, известны и другие мотивы изготовления издательских подделок (их еще называют псевдоизданиями и псевдотипами) — например, политические.
В целях конспирации многие запрещенные книги выходили с измененными названиями, вымышленными выходными данными, обложками от других изданий, несуществующими цензурными разрешениями. Уже «засвеченные» и запрещенные цензурой произведения помещались в конволюты — составленные из ранее опубликованных текстов сборники в едином переплете. Крамольным сочинениям часто присваивались беллетристические заголовки. Подобные издания именовались ряженые, или книги с начинкой.
Так, в 1845 году вышла с виду ничем не примечательная книжица под благопристойным названием «Карманный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка». Цензура благодушно допустила словарь к печати, тем более что второй его выпуск открывался посвящением «его императорскому высочеству, великому князю Михаилу Павловичу». Однако, вчитавшись повнимательнее, господа цензоры пришли в ужас. Например, статья о слове «оракул» сообщала, что учение Христа имеет целью «водворение свободы и уничтожение частной собственности», а в статье о слове «орден» утверждалось, что «ордена потеряли прежнюю силу и значительность, чему наиболее содействовала неумеренность в роздаче их». Словарик оказался завуалированным разъяснением принципов социализма.
«Карманный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка»
Фото: rarebook.onu.edu.ua
Выпуск «ряженых» книг часто практиковался подпольными организациями. Известен целый ряд подобного рода изданий революционных классиков: Ленина, Плеханова, Каутского.
«Фантастические представления о старине»
Некоторые фальсификаторы отличались редакторским и корректорским зудом — не просто подделывая, но и перелицовывая книги по своему разумению и вкусу. Здесь фальсификация соединяется с вивисекцией. Таким литературным своеволием отличался, например, французский литератор Клод д’Отрош (1744–1832). Первой жертвой этого исправителя классики стал Вергилий, уличенный в «слабых и бесполезных выражениях». Затем Отрош перекроил Горация, усовершенствовал Тассо, облагородил Милтона, откорректировал «Псалмы» Давида…
Из наших соотечественников аналогичной страстью страдал известный своими чудачествами библиофил Александр Сулакадзев (1771–1829), чья коллекция насчитывала 290 манускриптов и старопечатных книг, частью подлинных, частью ложных, на которые хозяин еще и собственноручно наносил владельческие автографы. Иные «раритеты» были сколь фальшивые, столь же безграмотные: чего стоила хотя бы подпись княгини Анны Ярославны на рукописи XIV века или изъятый из Евангелия XV столетия лист с припиской, будто оно создано при князе Владимире. Вдобавок лист украшен миниатюрами, выдранными из европейского часослова.
Сулакадзев не был алчным лгуном — скорее любителем альтернативной истории и, как верно указал тот же Пыпин, человеком с «фантастическим представлением о старине». Подделки были для него не столько промыслом, сколько вымыслом, захватывающей игрой. И правда, чего ожидать от господина, который выдавал пастушью дубинку за костыль Ивана Грозного? Однако своими профанными художествами Сулакадзев обесценивал подлинные сокровища, превращая подлинники в подделки.
Ну а одна из самых грандиозных фальсификаций принадлежит чешскому филологу Вацлаву Ганке, который в 1817 году прославился на всю Европу «открытием» средневековой Краледворской рукописи с народными лиро-эпическими произведениями. Вдохновленный оглушительным публичным успехом и признанием авторитетных специалистов, он решил основать Национальный музей, куда поступали новые «находки». Но и этого показалось мало: неутомимый пан Вацлав изгадил множество рукописных подлинников собственными вставками и вклейками. В довершение ко всему выдумал целую плеяду древних художников, вписывая их имена в манускрипты. Ганке почти сорок лет дурачил патриотичных соотечественников и европейское научное сообщество, пока экспертиза наконец не выявила подлог. И даже после этого споры о Краледворской рукописи не утихали вплоть до 1970-х годов.
Предательство и трагикомизм
Отдельная статья теневых доходов — контрафакт, коммерческий выпуск издания без согласия автора (и без оплаты ему же). Выпуск «левых» тиражей вывел подделку книг на уровень большого бизнеса. Об этом рассуждал еще Дидро в «Письме о книжной торговле», считая наиболее опасными поступления из-за границы. Для борьбы с плутами иностранцами Дидро предлагал «подделывать их с такой же скоростью, с какой они подделывают нас».
В России производство контрафактных книг распространилось с 1820–1830-х гг. Началось с перепечаток французских романов. Петербургский журнал незаконно тиснул бальзаковскую «Лилию долины», причем в спешке обнародовал невыправленный вариант текста, фактически авторский черновик. Разгневанный Бальзак назвал незаконную републикацию «верхом предательства и трагикомизма», подал в суд и выиграл. Первое русское издание «Черного тюльпана» Дюма (1852) тоже было контрафактным и распространялось под заголовком «Пленник Левенштейнского замка и дочь тюремщика».
Однако настоящая лавина контрафакта обрушилась на нашего читателя в 1990-е — период экономической анархии, неразберихи с авторскими правами и выживания многих издательств за счет «левых» тиражей.
Сейчас эта практика продолжается на ниве просвещения. Для многих не секрет, что накануне нового учебного года книгорынок наводняется контрафактными учебниками. Сезонный бизнес, основанный на копировании ворованных издательских макетов, приносит явно неплохую прибыль. Пусть полиграфия заметно хуже, зато и цена ниже, что вполне устраивает прагматичных покупателей. Вот где настоящий трагикомизм.
Псевдо-цицерон и Ко
Наряду с книжными фальсификатами, издревле практикуются литературные мистификации — создание произведений, приписываемых реальным или вымышленным подставным лицам. Еще Эразм Роттердамский подозревал в неподлинности едва ли не все святоотеческие сочинения. А иезуит Ардуин уверенно заявлял, что настоящими античными древностями можно считать лишь сочинения Геродота, Горация, Цицерона, Плиния, ну и еще «кое-что из Вергилия» — а все прочие созданы уже в Средние века.
Один только перечень известных мистификаций может составить отдельную книгу. Отрывки «из Цицерона» авторства Сигониуса; седьмая книга «Календарной мифологии» Овидия в исполнении Пролюциуса; написанная испанским монахом Хигером хроника христианства от имени вымышленного римского историка Флавиуса Декстера; подделки венецианским поэтом Коррадино стихов Катулла; изданный Нодо «полный Сатирикон» Петрония и его же порнографическое продолжение от Мархена; шотландские поэмы Макферсона; выдуманный Чаттертоном монах Роули, фантомная Клара Газуль от Мериме, Пьер Луи под маской поэтессы Билитис; «Велесова книга» и «Протоколы сионских мудрецов»...
Особое место в бесконечном списке занимают подложные произведения знаменитых писателей. Этой участи не избежали многие русские классики. Так, литератор Николай Ястржембский шутки ради наваял три главы второго тома «Мертвых душ», но в 1872 году розыгрыш неожиданно для самого шутника обернулся публикацией в журнале «Русская старина» под видом подлинного гоголевского текста. Когда же Ястржембский засовестился и сознался в подлоге, ему поначалу просто не поверили.
Спустя три года другой мифотворец, Иван Гарусов, удивил читающую публику «первым полным изданием» «Горя от ума». В 1889 году графоман Дмитрий Зуев представил «окончание» пушкинской «Русалки». Этот случай имел столь громкий резонанс, что издатель Суворин описал его в отдельной книге «Подделка „Русалки” Пушкина».
При этом литературные мистификаторы прошлого очень часто не стремились к личному обогащению. В основной массе церковники, ученые, литераторы чаще удовлетворяли профессиональные амбиции, экспериментаторский зуд, страсть к конспирологии — наконец, жажду славы.
Никто кроме Поттера
Древние подделки, хотя и с оговоркой, все равно относят к письменным памятникам, именуя их псевдоэпиграфической литературой.
Иное — современность: почти исключительно погоня за наживой. В 2002 году китайские дельцы выдали роман с национально-колоритным заглавием «Гарри Поттер и Леопард идут к Дракону», который на поверку оказался топорным переводом «Хоббита», куда незнамо зачем затесались герои поттерианы. Затем золотоносную жилу освоили киевляне: выпустили стилизованный под знаменитую акунинскую серию опус «Рокировка» якобы последнее произведение фандоринского цикла. Написанный безвестными литературными неграми фейк, о содержании которого не стоит даже упоминать, появился в вымышленном издательстве и с фальшивым штрихкодом. До этого тем же манером одурачили читателей несуществующим романом Дэна Брауна «Первый Меровинг».
Еще больше фальсификаций в сегменте нехудожественной литературы. Здесь делают деньги на нелегальных компиляциях научных работ, публицистики, мемуаров, популярных статей из периодики. По большей части небрежных, а порой вообще малограмотных, с обилием фактических ошибок и всевозможных искажений. Несколько лет назад громко оскандалилось издательство «Алгоритм» с книгой о «Pussy Riot», от которой открестились участницы группы. Затем журналист «The Guardian» Люк Хардинг неожиданно для себя оказался автором алгоритмовской книги «Никто кроме Путина». Аналогичным образом вышли издания с поддельным авторством Сергея Доренко, Станислава Белковского и даже Генри Киссинджера.
«Гарри Поттер и Леопард идут к Дракону»Проклятье 17-й страницы
По-прежнему не сдают позиций и самопальные книги свежей выделки, выдаваемые за старинные. Иной раз владелец неплохой, но не уникальной библиотеки смотрит-смотрит на ряды книжных шкафов — и вдруг озаряется идеей: не сварганить ли первоиздание пушкинских сказок из… учебника по химии 1807 года? А что, бумага вроде подходит, надо только подобрать подходящее печатное оборудование. Такую подделку не так давно разоблачили российские эксперты. Более ленивые мошенники пытаются продать библиофилам под видом репринтных изданий потрепанные брошюрки, которые долго таскают в карманах для создания эффекта старины.
Обман соседствует и с вандализмом. Любимыми жертвами фальсификаторов становятся 17, 33 и 41-я страницы изданий, на которых обычно ставятся библиотечные штампы. Фиксируются множественные случаи варварского вытравления библиотечных печатей с краденых книг, в аукционных каталогах то и дело встречается запись «следы от выведенного штампа». Уклоняясь от ответственности, ставят ложные штампы «Разрешено к продаже» либо «Списано». Приклеивают нечестным путем добытые, а то и вовсе отксерокопированные экслибрисы. Кромсают титульные листы, после чего имитируют реставрацию.
Из книг-инвалидов изготавливают книги-киборги — перемешивая фрагменты полноценных и дефектных экземпляров, вставляя книжные блоки одних изданий в переплеты других. «Запчасти» и бумагу для подделок, как и встарь, добывают из менее ценных книг. Продвинутые пройдохи делают вержированную бумагу по старинному рецепту: вываривают лоскуты льняной ткани, выливают полученную массу на проволочную форму-сетку, а после высыхания покрывают желатином, добиваясь гладкости.
Среди более изощренных техник — изготовление фальшивых печатных форм по сканам старинных изданий, имитация достоверности с помощью «аутентичных» пользовательских следов (пятен, клякс, маргиналий), составление подложных экспертных заключений. Менее осведомленные и более скупые аферисты пытаются состаривать листы солнечным светом и чайной заваркой. Такие неуклюжие поделки презрительно называют зафуфленными. По наблюдениям специалистов, нынче на черный рынок часто попадают малотиражные антикварные брошюры — их и проще подделывать, и сложнее сличать с редкими сохранившимися оригиналами.
Учим испанский с Дагни Таггерт
Цифровая эра открыла невиданные ранее возможности не только для тиражирования пиратских копий, но и для создания «самобытных» фальшивок. Самозанятые компиляторы и наемные труженики прочесывают интернет, составляя из чужих текстов всевозможные пособия, сборники лайфхаков и даже научные монографии. Затем на обложку помещаются вымышленные имена, регалии, биографические сведения — и коммерческий фальсификат распространяется через интернет-магазины. Для повышения продаж покупаются (либо генерируются сетевыми ботами) положительные отзывы. В 2015 году количество исковых заявлений на фальшивокнижников от компании «Amazon» перевалило за тысячу.
Опытные злоумышленники даже делятся опытом, выкладывая в Сеть обучающие видеоролики и даже целые онлайн-курсы с лозунгами вроде «Вам даже не придется самим писать книги!». Аргентинский книжный авантюрист Алексис Пабло Маррокко промышлял таким способом в «Kindle» под псевдонимом Dagni Taggart — кристально честного персонажа трилогии Айн Ренд «Атлант расправил плечи». Одно из выдающихся творений фальшивой Дагни — «Учим испанский за неделю» с биографией автора — «полиглота, путешественника и энтузиаста изучения языков».
За иностранцами потянулись и бывшие наши сограждане: недавно прогремело имя инженера и программиста Валерия Шершнева, который за два года торговли поддельными книгами в «Amazon» заработал 3 миллиона долларов. Г-н Шершнев, в тот момент житель Ванкувера, создал свыше 80 тысяч псевдоаккаунтов и с помощью специально созданного алгоритма автоматически сгенерировал гору пособий по личностному росту, оздоровлению и кулинарии, снабжая их восторженными рецензиями и наделяя звучными именами несуществующих авторов.
Подделки были, есть и будут, пока существуют сами книги. С морально-этических позиций это, понятно, плохо и неправильно. Но в социальном плане весьма показательно — ведь подделывают лишь то, что представляет ценность. Подделка — своеобразный антиспособ демонстрации значимости книги в культуре, а иногда и «непроявленная фотография вечной любви».