1. Постскриптум к юбилею Тургенева. Помимо текстов, вышедших на «Горьком», упомянем текст Бориса Парамонова на «Радио Свобода»*СМИ признано в России иностранным агентом и нежелательной организацией — Парамонов солидаризуется с теми русскими критиками, которые ценили Тургенева в первую очередь за лиризм (Михаил Гершензон «говорил, что подлинная и единственная тема Тургенева — любовь и расцвет женской души и что его же склонность вводить эти темы в общественный контекст — ошибка самого писателя, ничего принципиального в строй его романов не вносившая, но только их портящая»); при этом лучшим романом Тургенева Парамонов считает все-таки «Отцов и детей», а в конце заявляет, что «Тургенев не реализовал своей писательской потенции», потому что не умел ругаться и ходил на поводу у общественного мнения. Тут сразу вспоминается робкий Тургенев из анекдотов Доброхотовой и Пятницкого, от греха подальше уезжающий в Баден-Баден, но вообще-то что-что, а ругаться Тургенев умел отменно.
На «Топосе» вышло новое эссе из тургеневского цикла литературоведа Игоря Турбанова — оно посвящено отношениям «Я—Другой» у писателя (главным образом на примере тех же «Отцов и детей»). «Полка» к юбилею опубликовала статью Кирилла Зубкова о «Дворянском гнезде»: из нее можно узнать, почему этот роман был так актуален в конце 1850-х, почему Лаврецкий так жалел мужика, соответствует ли Лиза Калитина стереотипу тургеневской девушки и почему Гончаров до конца своих дней подозревал Тургенева в плагиате. В журнале «Родина» — отрывок из будущей ЖЗЛ-биографии Тургенева: книгу написал Игорь Вирабов, ранее выпустивший в серии жизнеописание Вознесенского. В приведенном фрагменте специалист по шестидесятникам доказывает, что Тургенев придумал 1860-е; здесь же — ответы Тургенева на одну и ту же анкету в 1869-м и 1880 годах. В 1869-м Тургенев предпочел бы иметь отменное здоровье, хотел бы стать своей собакой Пегасом и из литературных героинь любил Джульетту; одиннадцать лет спустя он хотел бы ничего не делать, никем не желал стать и променял Джульетту на Коробочку.
2. В The New York Review of Books опубликовано открытое письмо 79 писателей против трамповской миграционной политики — конкретно, против пограничных лагерей, в которых детей держат отдельно от родителей. «В Торнильо, штат Техас, в светло-желтых палатках рядами спит около 1 600 детей, насильно отнятых у родителей. Мальчики отдельно, девочки отдельно». Хотя физические условия их содержания кажутся гуманными, психологические ужасают. «Когда их отпустят (а этот день еще не известен), у них останутся эмоциональные травмы, и вряд ли стоит ожидать, что они будут испытывать что-то кроме нутряной ненависти к стране, приговорившей их к несправедливому заключению», — сказано в письме. Здесь же перечислены некоторые правила, которым детей заставляют следовать: «Не хулиганить. Не сидеть на полу. Не делиться едой. Не использовать прозвища. Не прикасаться к другим детям, пусть даже это ваши младшие брат или сестра. Лучше всего не плакать: это может вам навредить при рассмотрении вашего дела». «Наше поколение запомнится тем, что позволило построить концлагеря для детей», — предрекают писатели. Среди подписавших письмо — Маргарет Этвуд, Пол Остер, Элиф Батуман, Эмманюэль Каррер, Майкл Каннингем, Ричард Форд, Даниэль Кельман, Этгар Керет, Салман Рушди, Патти Смит.
3. Еще одна литературно-пенитенциарная история. В мае этого года был арестован поэт, лауреат премии «Дебют» Андрей Егоров: у него было найдено наркотическое вещество. Егорова несколько дней не могли найти, никто не обеспечил ему связи с друзьями и родными, после ареста он совершил попытку самоубийства. После нескольких месяцев в СИЗО его отпустили под подписку о невыезде, впереди суд. Журналистки «Русского репортера» Ольга Тимофеева-Глазунова и Дарья Данилова поговорили с Егоровым — он подробно рассказал, что пережил в заключении, и предложил собственную антропологию российской несвободы: «Я выяснил, что тюрьма — это хорошее доказательство принципиальной возможности эволюции. В тюрьме каждый аспект устроен так, что он доставляет максимум страданий. Но это не сделано с целью доставить страдание — оно просто так сложилось. <…> Считается, чтобы быть успешным палачом, палач должен дегуманизировать жертву. На самом деле это не вся правда. На самом деле, чтобы быть успешным палачом, палач прежде всего должен дегуманизировать самого себя! Он должен как-то немножко менее чувствовать себя человеком».
Кроме того, Егоров узнал, что в тюрьме навык быстрого чтения оказывается проклятием, а месяцы за решеткой показались ему загробным существованием. «Для меня побегом от реальности были стихи. Очень ненадолго, и за это потом приходилось очень долго расплачиваться. Это были моменты очень напряженной умственной деятельности, почти как у живых людей. Но потом мозг истощался настолько, что пару дней после написанного стихотворения я вообще не был ни на что способен». Одно тюремное стихотворение Егорова публикуется в конце материала.
Случай Егорова — иллюстрация к реальности российской наркополитики, при которой правоохранителям гораздо проще ловить и сажать потребителей, чем производителей и распространителей наркотиков. Особенности этой системы комментирует здесь поэт, активист, специалист по международной наркополитике Александр Дельфинов:
«Уже понятно, что уголовная ответственность не уменьшает уровень потребления наркотиков в обществе и приводит только к большим социальным проблемам, — говорит поэт и социальный активист Александр Дельфинов. — Люди маргинализируются, заболевают ВИЧ, гепатитом, туберкулезом. <…> Мне довелось побывать в больнице, куда освободившихся от заключения людей с гепатитом, туберкулезом и ВИЧ отправляют умирать. Все это результат неграмотной силовой политики. Общество несет огромные потери — бюджетные и человеческие».
4. На ресурсе Manshuq — интервью Ульяны Фатьяновой с казахстанским поэтом и культуртрегером Павлом Банниковым, пишущим по-русски. Помимо сверхобщих вопросов вроде «Что такое поэзия?», речь заходит о современном русском поэтическом каноне — для Банникова это «тот, который сложился на основе неподцензурной русской поэзии советского периода… Это список имен от Яна Сатуновского, Генриха Сапгира, Всеволода Некрасова до Михаила Айзенберга, Бахыта Кенжеева, Алексея Цветкова». В русскоязычном поэтическом сообществе Казахстана, по словам Банникова, общая черта поколения тридцатилетних — «направленность вовне», «незацикленность на одной национальной литературе, восприятие себя в контексте поэзии в мире вообще», притом никто не обещает, что это восприятие будет приятным. Банников называет имена Юрия Серебрянского, Марии Вильковиской, Заира Асима, Ивана Бекетова, Ануара Дуйсенбинова; о младшем поколении, по его мнению, говорить еще рано, хотя несколько имен он все же приводит. Самым замечательным поэтом, пишущим по-казахски, он считает Ардака Нургазы: «Безумно интересный автор, с которым, наверное, и будет связано будущее казахской поэзии».
Тем временем на казахстанском молодежном сайте BLVRD X опубликованы стихи нескольких поэтов, представляющих как раз два описанных Банниковым поколения. Среди них — Зоя Фалькова, создающая феминистские тексты на сетевом материале («я беру настоящие комментарии настоящих мужчин, не ботов — беру и представляю, что это такие предлагаемые обстоятельства, которые формируют некий микрокосм, в котором можно развить собственный мир, как в чашке Петри»), и Рамиль Ниязов, переосмысляющий тезис «личное — это политическое» как «политическое — это мое»:
скажи
если бы я хотел секса
я бы не говорил
Тиндер это политический протест
я не хотел
искать оправдания чтобы взять твоё тело
я хотел
наполнить твою душу мясом
которое болит
и стонет
и заставляет тебя реагировать на то что тебя не касается
и греет
ляг
на проспект Назарбаева
и когда кто-то разрушит твою коробку
улыбаясь зайдёт внутрь
и рёк он
следуй за мной
5. В новом номере «Лиterraтуры», среди прочего, — стихи композитора Бориса Филановского и пьеса Евгения Сулеса, в которой муж, слишком увлеченный просмотром матча открытия ЧМ-2018, не замечает, что к жене пришел Антонио Бандерас (футбол в конечном итоге спасет семью).
В регулярной рубрике «О профессии критика» в этот раз — соображения Дмитрия Кузьмина. Он говорит о посреднической функции критики, выстраивающей контекст, сравнивает нынешнее положение критики с ситуаций 15–20-летней давности, когда серьезной силой оказались рекламные и антирекламные механизмы, а с другой стороны, критику часто подменяла эссеистика. «Сегодня мы видим, что главная проблема русской критики лежит в другой плоскости — институциональной, — продолжает Кузьмин. — Критик — посредник между литературой и обществом, но между критиком и обществом, как и между критиком и литературой, тоже есть посредники»: это, с одной стороны, издательства, а с другой — плавающая и часто подменяющая для критика собственную систему координат интеллектуальная мода.
6. На «Сигме» открылась платформа «Ф-письмо», где будут публиковаться «тексты, задействующие/проблематизирующие/анализирующие квир- и феминистскую логику письма». Первая публикация — стихи шведской поэтессы иранского происхождения Афины Фаррукзад в переводе Надежды Воиновой. О Фаррукзад сообщается, в частности, такое: «Когда она была „летним оратором” 2014 года на радиоканале P1 и говорила о вопросах пола, класса, феминизма, антифашизма и расизма, один из политиков буржуазной партии модератов в знак протеста выбросил свой телевизор».
Стихотворение Афины Фаррукзад проблематизирует в первую очередь интеграцию, кросскультурность; перед нами с помощью отрывков монологов возникает целая семейная история, сплетенная с левой меметикой:
Мой отец сказал: Твой брат стал бриться еще до появления бороды
Твой брат видел в зеркале лицо террориста
и хотел получить к Рождеству щипцы для выпрямления волос
Мой брат сказал: Я хочу умереть в стране
где люди могут правильно произнести мое имя
Мой отец сказал: Ложку за палачей
ложку за освободителей
ложку за голодных
И ложку за меня
Моя мать протянула стакан своей матери и сказала: Теперь мы квиты
Возьми молоко обратно
Моя бабушка сказала: Твоя мать происходит от восходящего солнца
Она родилась весной ей дали имя в честь бутона цветка
Твоя мать назвала тебя в честь воительницы, чтобы вооружить тебя против зимы
7. На «Прочтении» — отрывок из сборника эссе Чеслава Милоша «Земля Ульро». Перевод сделан Никитой Кузнецовым, чьими стараниями мы скоро получим наконец полного Милоша по-русски. Публикуемый фрагмент — об ограничениях, которые накладывает на писателя родной язык; ограничениях, которые, возможно, следует принять как единственную данность или даже как дар: «Прежде всего забыть, что существуют другие читатели, кроме польских, и писать исключительно по-польски, для польских читателей. Одна из основных и самых сложных проблем, когда ты долгие годы живешь за границей, — отключить то и дело приходящую в голову мысль: а как бы это предложение звучало по-английски? А что из этого понял бы иностранный читатель?» Оглядываясь назад, Милош радуется, что не отказался от польского и даже явил пример стойкости: «вот как прочен образ поэта, которому плохо и тут и там, „плохо всегда и везде”, но он все равно устраивается, чтобы сохранить свою дистанцию по отношению к окружению, сплетая, словно тутовый шелкопряд, свой кокон — непонятную другим речь». Следующее за этим размышление Милоша о памяти — вернее, сам способ говорения о ней, — возможно, покажется близким тем, кто прочитал и полюбил книгу Марии Степановой.
8. «НГ-ExLibris» публикует стихи Жюля Верна и предисловие к книге его поэзии, которая скоро выйдет в издательстве «Престиж Бук». Книгу подготовил Евгений Витковский, переводы сделали участники его семинара (в этой публикации — переводы Александра Триандафилиди, не свободные, увы, от нареканий). 20-летний Верн начал писать стихи в веселые для Франции 1847–1848 годы: подражая Виктору Гюго, он сочинял пламенные политико-поэтические воззвания. «Как типичный выходец из буржуазной среды, Жюль Верн насмехался над аристократией, как мы это увидим в его остроумной песне „Старый добрый фрак”, написанной в лучших традициях Пьер-Жана де Беранже. А там, где он говорит об изъянах политики государства, о чудовищной коррупции кабинета министров периода Июльской монархии, он резок, по-юношески прям и даже груб». Вот, собственно, из финальной строфы «Старого доброго фрака»:
Рыдайте, графы, герцоги, маркизы,
Вы на своих увидите костях
Провинциальных подмастерьев ризы,
Что спину жгут как будто на углях.
Впрочем, подлинным стимулом для творчества послужил разрыв с девушкой, отданной за более перспективного жениха. Стихи эти были найдены только в 1989 году. Став успешным фантастом, Верн оставил поэзию, но неокончательно: он сочинил цикл триолетов-эпиграмм, а пережив покушение сумасшедшего племянника, написал сонет «К морфию».
9. На аукционе Christie’s выставлена на торги русская библиотека американского юриста Идена Мартина. Самый дорогой лот — «Камень» Осипа Мандельштама с автографом Вячеславу Иванову: эстимейт доходит до 100 000 долларов. Еще из раритетов — письмо Цветаевой Николаю Тихонову, в котором она оценивает Пастернака как «лучшего лирического поэта нашего времени» (притом эстимейт этого письма — в четыре раза меньше, чем мандельштамовский автограф); машинопись «Поэмы без героя» с рукописными вставками, сделанными самой Ахматовой; первое издание «Крыльев» Кузмина; всяческий прижизненный Державин, Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой. Полный каталог насчитывает 228 лотов.
10. В Vogue Бриджет Рид рассуждает о том, как американская писательница Лусия Берлин стала литературной знаменитостью — лишь спустя 11 лет после смерти. Берлин скончалась в 2004-м, а в 2015-м на ее сборник рассказов «Руководство для домработниц» возникла настоящая мода (в прошлом году рассказы Берлин вышли в «Корпусе»). При жизни Берлин публиковалась в основном в университетских изданиях, писала просто-напросто для друзей. Ее литературная карьера не задалась: мешал быт, о котором она столько пишет в «Руководстве для домработниц», мешали три неудачных брака. Сын Берлин вспоминает, что после смерти матери уже не питал никаких надежд: ему говорили, что рассказов никто не читает. Ему даже предлагали выкупить старые тиражи книг матери по доллару за экземпляр, чтобы они не захламляли издательский склад. Но сборник, составленный другом писательницы, критиком Стивеном Эмерсоном, стал бестселлером.
Конечно, теперь издательство Farrar, Strauss & Giroux очень хочет выпустить еще один сборник Берлин. Осталось около 30 рассказов, не отобранных Эмерсоном. В итоге в новый сборник «Вечер в раю» вошло 22 рассказа, и это «своего рода предыстория тех персонажей и сценариев, с которыми мы знакомимся в „Руководстве”». Например, первый рассказ — «о юной девушке, живущей со своей взрывоопасной семьей в Эль Пасо». Какое-то время в Эль Пасо жила и сама Берлин, и в сборнике описано еще много мест, с которыми была связана ее жизнь, и автобиографических ситуаций.
11. В прошлом выпуске мы рассказывали о Кэрол Энн Даффи, которая готовится покинуть пост поэта-лауреата Великобритании. Но с тем чтобы найти ей смену, возникли серьезные трудности: как пишет The Independent, потенциальные кандидаты ни за какие коврижки не соглашаются занять морально устаревшую должность. Поэт-растаман Бенджамин Зефанайя, известный антимонархическими взглядами — в 2003-м он со словами «Да пошли вы на…» отказался от Ордена Британской империи, — комментирует возможное лауреатство так: «Я в этой работе абсолютно не заинтересован. Я на них работать не буду. Они меня притесняют, они меня раздражают, они недостойны. Я пишу, чтобы разговаривать напрямую с людьми, и мне для этого никогда не нужны были ни церковь, ни государство, ни монархия. Никаких денег. Свобода или смерть». Еще один поэт, которого прочили в преемники Даффи, Джон Агар, говорит: «Я уверен, что премьер-министр хорошо знакома с пятистопным ямбом. Но раз уж у поэтов нет последнего слова в политике, не вижу, почему у политиков должно быть последнее слово в поэзии». Не видит себя поэтом-лауреатом и Венди Коуп: в 2009-м она вообще предлагала упразднить эту должность.