© Горький Медиа, 2025
Глеб Колондо
15 мая 2025

Феденька и Любушка

Глеб Колондо — о книге Леонтия Раковского «Адмирал Ушаков»

Вряд ли многие с ходу скажут вам, чем именно прославился знаменитый адмирал Ушаков, но если сведения об этом легко можно почерпнуть из открытых источников, то узнать что-нибудь о его человеческой, а не военно-морской жизни гораздо сложнее. В поисках информации Глеб Колондо наткнулся на исторический роман Леонтия Раковского (1896–1979), ознакомился с ним и решил поделиться впечатлениями с читателями «Горького».

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

В прошлом году нам с коллегой предложили написать пьесу о прославленном адмирале Федоре Федоровиче Ушакове. Обещали хорошие деньги. А мы не написали.

Сперва мы, конечно, стали изучать статью о герое в википедии. Сразу же показалось странным, что почти никакой информации в длинном тексте о самом-то его предмете и нет.

Ну то есть как? Морские сражения, служба во славу отечества — этого в достатке, но с этим и так все понятно. А вот как, к примеру, прошло адмиральское детство? С кем он дружил и кого любил? (Как рекомендовал спрашивать при знакомстве Григорий Остер в одном из своих учебников: «Что больше любишь: бананы или рисовать?») В общем, каким Федор Федорович был человеком?

По совету старших товарищей стали смотреть советские фильмы Михаила Ромма — «Адмирал Ушаков» и «Корабли штурмуют бастион» (оба 1953 года). Зрелище, конечно, эффектное, местами забавное, причем явно не без умысла. Потемкин-то, согласно Ромму, был тот еще трикстер. И до чего ж обаятельный.

А вот что касается Ушакова — чистый лист. То есть он там, конечно, есть, но в качестве ходячей декорации, функции. Не живой человек, а автомат для выигрывания морских сражений и периодического пререкания с нерадивыми чиновниками. Особенно это заметно на фоне Суворова, чье художественное воплощение хоть и традиционно, зато неизменно симпатично: озорной живчик, весь скроенный из исторических анекдотов.

Перешли к книгам — но и тут голяк. Издание с заглавием «Адмирал Ушаков. Письма. Записки» обещало многое, но на деле оказалось сборником сугубо деловой, рабочей переписки, скучновато составленных документов. Короче говоря, как будто кто-то взял большой ластик и зачем-то стер отовсюду личность Ушакова.

Гугл? Дело хорошее. Нашелся текст об одном из потомков — священнослужителе. Там любопытный абзац:

«По словам священника, в его семье часто вспоминали слова Александра Сергеевича Пушкина, который писал о великом флотоводце так: „Он не боялся никого, кроме женщин и тараканов“. И хотя разобраться, чего в этих словах было больше — восхищения мужеством великого флотоводца или шутки, — сегодня уже невозможно, он считает, что доля правды в них все-таки есть. Ведь Федор Федорович Ушаков так и не завел семью. А сам он приходится ему племянником».

Что ж, это уже кое-что. Однако надо искать дальше — из одних фобий шапки не сошьешь. И тут нам попался советский исторический роман «Адмирал Ушаков» Леонтия Раковского. Немаленький. Переиздавался. Приступили к освоению.

Довольно быстро стало понятно, что Раковский, вероятно, столкнулся с той же проблемой, что и мы. И поэтому вплел в свою книжку сквозной и, скорее всего, целиком выдуманный любовный сюжет. Будто бы еще в молодости Ушаков (в рамках лавстори — Феденька) познакомился с Любушкой. Пошли отношения. Он ей: «Любушка». Она ему: «Феденька».

А дальше сложности. Флотоводец — профессия такая: раз — и уплыл по заданию правительства на несколько лет. А Любе родные капают на мозги: часики-то тикают, мол. Ну и вышла замуж. Правда, Ушакова не разлюбила.

Так и встречались всю жизнь урывками. Каждый раз она ему: «Феденька», а он ей: «Любушка», и каждый раз со все большим надрывом. А что делать — не бросать же флотоводство. Хотя почему бы, спрашивается, и не бросать? А вот.

Ближе к концу мелодраматический капец становится уж совсем очевидным:

«— Да-а, жизнь прожита, — сказал он, думая о них обоих.

— Прожита, Феденька, — печально согласилась Любовь Флоровна. — Что ж, ты прожил большую, настоящую жизнь. У тебя было счастье...

Федор Федорович секунду помолчал.

— Счастье? Мое счастье разобрали по кусочкам другие! — вспыхнул он».

Еще бы не разобрали: в перерывах между встречами десятки страниц со сражениями, и похожи они друг на друга как близнецы. И чем дальше, тем менее они интересны — пролистываешь, словно в школьные годы баталии из «Войны и мира», ожидая чего-то человеческого, сцен с Любушкой, то есть. А их все меньше. Жизнь уходит и от героя, и из повествования невозвратно. Неужто такова задумка?

А потом, по сюжету (и жизненному, и книжному), политическая парадигма поменялась: оказывается, флот теперь не надо развивать, надо про него забыть. Ушакова отовсюду убрали. Жил он с тех пор в уединении, старел, вспоминал былое. Так и умер. Конец романа щемяще безрадостный:

«Федор Федорович стоит наверху холма. Хоть и трудно взбираться на эту площадку, но здесь он чувствует себя словно на шканцах флагманского корабля.

Вверху, как мачты, качаются высокие сосны. И где-то одна сухая чуть поскрипывает, точно гнется под свежим ветром бизань.

Сегодня Федор Федорович едва отдышался, взобравшись наверх. Сел на пенек. Тяжело дышит. <...>

Скрипят, качаются мачты. Гул ширится и растет. Волны все крепче. Ветер все сильнее. Но всего сильнее — боль.

Нет, он не может больше молчать! Он бросит в лицо этим бездарным графам и маркизам: „Отстранили Ушакова и Сенявина — на их место встанут другие! Не погубите! Русский флот будет жить! Будет!..“

Он кричит и вдруг тихо валится с пенька на мягкий мох.

Над его головой волнами ходит ветер. Как море, шумит вековой бор».

Конечно, Раковский попытался вытянуть финал до смеси из обличения царизма и единоличного патриотизма («Он уснул с глубокой верой в будущее величие своей родины»), но все же не сумел (а может, не очень-то и хотел) спрятать трагедию человека, столкнувшегося с авторитарной государственной машиной. Машина эта взяла Ушакова, еще совсем юного, забила в нем личное так, что глубже не бывает, сперва возвеличила, заставив с помощью пропаганды уверовать в политически необходимые идеалы и задачи, а затем в буквальном смысле поматросила и бросила. Получается история личностной катастрофы. И в довесок — страх перед тараканами.

Если писать пьесу, то об этом. Но заказчик идею не оценил. Вот и не написали. Жалко. Во-первых, себя: хотелось и поработать, и заработать, чего уж там. А во-вторых, жалко Ушакова. Что-то подсказывает, что в глубине души интересный он был дяденька. Во всяком случае, нервный, а это почти всегда занимательно. Но мы об этом ничего не знаем. И теперь уж, наверное, не узнаем никогда.

Материалы нашего сайта не предназначены для лиц моложе 18 лет

Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие

Подтверждаю, мне есть 18 лет

© Горький Медиа, 2025 Все права защищены. Частичная перепечатка материалов сайта разрешена при наличии активной ссылки на оригинальную публикацию, полная — только с письменного разрешения редакции.