Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
— Как бы ты обрисовала себя в трех словах?
— Я Женя, пишу и рисую комиксы, иногда для себя, иногда на заказ. Работаю в разных стилях и в каком-то смысле я плодотворный комиксист.
— Говорят, художник должен: а) быть голодным; б) быть вечно молодым, вечно пьяным; в) просто быть, без всяких «должен». Где галочку поставишь?
— Голод существует, чтобы мы могли его насытить. Если бы не было голода, нам не было бы нужды в насыщении. Творчество — процесс насыщения тоже, это создание вещи, без которой в жизни тебе «голодно». Таким образом, голод — прямая необходимость. При этом художнику нельзя жить в мыслях об «оканчивающихся деньгах». Я не о бедствовании: финансовые беспокойства страшно портят любого человека. Причем не обязательно нищего; и богатые переживают, что денег им мало. Нельзя пребывать в состоянии, когда голод о деньгах берет верх над личностью автора, так я думаю.
Молодость и «пьяность» я бы тоже понимала как необремененность. Легковесность, бодрость — черты, необходимые для того, чтобы талант жил и питался, но не достаточные для достижения твоего авторского максимума.
Надмирность и одновременно голод до творчества — два начала творческой личности, все верно. Нам еще в училище говорили, что «надо пахать»: это третья базовая черта автора, о ней тоже стоит говорить почаще.
— Сюр в твоих комиксах — болезненный, неуютный. Смотришь и думаешь: что, черт возьми, у нее в голове? Или все не из головы берется, но из сердца?
— Это только кажется, что у меня сюр. На самом деле каждый раз в изображаемом есть некоторая железная (но непонятная) логика. К сожалению, я иногда сама забываю потом, в чем она. Но все-таки это не выдуманная напрочь абстракция, а попытка иносказательно описать неописуемые вещи из реальности.
«В академических кругах»
— Как у тебя с внутренними чертями: на уровне мамлеевских чаепитий или с натяжкой?
— Посильно борюсь. Я откровенно проигрываю, но все-таки имею волю к сопротивлению. Написание историй требует трезвого ума. Если будешь демоном обуреваем, скорее всего, выйдет кринж или тупость. Как-то так это работает, я заметила. Поэтому обычно в периоды, когда я плотно занята каким-нибудь проектом, голова держится в тонусе, но стоит мне закончить, как начинается... И ною как тряпка, и сомневаюсь, ругаюсь на себя, на работы... Казалось бы, ну не переставай тогда быть «в проекте». Но совершить первый шаг в новое дело еще труднее, чем бездельничать. Мобилизация душевных сил — это сложно, но к этому надо стремиться.
— Как правило, наши родные против того, чтобы их чадо выбирало искусство, полагая, что это прямой путь к нищете и вообще трата времени. Знакомый сюжет?
— Нет. Моим родителям не было важно, чтобы я зарабатывала. Они хотели, чтобы я занималась делом мечты. Так я и делаю. И еще как-то этим делом умудряюсь зарабатывать, это приятный бонус.
— Ты говорила, что про комиксы узнала через аниме и мангу. О каких именно работах речь и чем они тебя очаровали?
— «Король-шаман» Хироюки Такэи. Начала читать и поняла, что история оживает. Казалось бы: черно-белый рисунок, ни музыки, ни движения... Когда я сама рисую, всегда думаю: «Блин, оно работать не будет, труд напрасен». Но потом откроешь томик какой-нибудь и видишь: а все-таки работает!
— В реальных академических кругах у тебя складывалось непросто. Что за история, о которой ты упоминала на Boroda film?
— По прошествии лет я считаю себя неправой в той ситуации, но все равно ее обрисую. В общем, я некрасиво поссорилась с одногруппницей прямо на паре, на глазах преподавателя и всей группы. Я ее схватила за волосы; она, конечно, была напугана, но мы не дрались. Меня от нее оттащили и со мной случилась истерика с рукоприкладством (к себе). Именно тогда стало ясно, что меня надо направлять на лечение. Ничего сильно страшного я никогда с собой, впрочем, не делала: руки-то слабые, больно не бьют.
Меня отправили в принудительный академический отпуск (тогда я перешла на третий курс) с таким условием восстановления — пролечиться. В диспансере ничего, требующего стационарного лечения, однако, не заметили: обыкновенный «депрессивный эпизод». Лечение состояло в том, что я ездила на беседы с местным психологом и пила некоторые лекарства в течение года. То есть достаточно серая история на самом деле. Это было в мои 17, то есть шесть лет назад.
А одногруппница подала на меня заявление за причинение физического вреда. Но, поскольку физического вреда нанесено не было, не было и состава преступления. Я скаталась в Новосибирск, профилактически поговорить с полицейской, и больше меня не вызывали.
В тот год как раз я начала работать над «Цепнем» и еще сделала свою дебютную «Упоительную трясину», рассказывающую непосредственно про селфхарм. Заняться-то все равно было нечем, я до этого из учебного процесса так надолго не выпадала — учеба составляла весь смысл моего бытия. Это, кстати, отрезвило; то, что я отошла от учебы и перестала общаться с теми, с кем общалась. То есть со всеми — это был год почти полного одиночества и свободы от чужого мнения. Зато нашлось время вспомнить, зачем я вообще пошла в худучилище: ради мечты научиться рисовать комиксы.
О, если бы я тогда не выпала с учебы, так и забыла бы совсем про эту мечту. Очень удачно сложилось.
— Что тебя воодушевляет из кино и литературы?
— Я virgin enjoyer в этих областях. То немногочисленное, что нравится, почти никак не отражается в моем творчестве. Есть у Джека Вандермеера хоррор-рассказ «Третий медведь», вот он как-то прошиб прям. Наверное, парадоксальностью самого Медведя, у которого «нежные глаза и пасть в крови». Как людям удается делать настолько парадоксальные вещи? Хотелось бы научиться так же.
— Культовый художник Аркадий Тропинкин рисовал комиксы под бутылочку. Тебе близок такой подход?
— Не близок. Но я тоже далеко не в спокойном и сосредоточенном настроении вхожу в работу обычно... Что-нибудь долбит в наушниках, вводя мозги в боевое состояние. Эта моя альтернатива бутылочке лучше потому, что не вредит здоровью и трезвости взгляда.
— Я видел в «ВК» твои фото с пневматикой в руках. Что это у вас с папой за увлечение такое — стрелять по картонным уткам? Может, так ты мысленно сводишь счеты со своими хейтерами? Или для этого есть более изящные методы — через искусство, например?
— Да нет у меня никаких хейтеров. Если бы и были, думаю, мы бы подружились. Когда кто-то говорит, что я не умею рисовать — так это не хейт, он прав.
А охота — это постулирование своего присутствия в материи. К сожалению, для настоящей охоты с настоящим оружием нужен какой-то коллектив. Мне пока не представилась возможность в таковой попасть, и, будем честными, с моими коммуникативными навыками это задача маловыполнимая. В людей стрелять я никогда не хотела. Зато был страх, что при наличии настоящего ружья я очень скоро по непонятной причине выстрелю себе, например, в ногу. Глупость, конечно, но соблазн как будто есть.
Поэтому нет, я не свожу счеты с недругами через искусство. У меня просто нет таких недругов, или я о них не знаю. Но, если вы мой недруг и хотите, чтобы я свела с вами счеты через искусство, — пишите, обсудим.
— Широкая публика узнала о тебе благодаря «Бычьему Цепню» — драматическому боди-хоррору от Molot Hardcorp. Как вы сошлись с Владиславом Погадаевым, учитывая его непростой нрав?
— Мы не особо сближались с Владом, поэтому не могу сказать, какой у него нрав. Это вообще некомфортно — сближаться с работодателем. Может появиться лишний повод «по-дружески» выпросить дополнительные правки... Наверное, мне просто не нравится дружить с людьми.
А сошлись так: они увидели мою группу в сети (я тогда рисовала тушью и акварелью, чернушненько так) и написали с предложением проиллюстрировать «Цепня». Скинули сценарий. Я прочитала и согласилась. Для 17-летней студентки в академическом отпуске это была работа мечты. Утром я шла устраиваться кассиром в «Ленту», а вечером мне уже пишут «молотовцы» с предложением рисовать комиксы. Именно как проект мечты я «Цепня» и воспринимала до тома, наверное, второго-третьего.
С Владиславом Погадаевым
— А что пошло не так? Это ведь заметный момент: в финальных «Партизанах» рисунок «посырел», раскадровки выполнены будто наспех...
— На четвертом томе я уже совсем не верила в «Цепня», сюжетные линии казались совершенно далекими от моей сферы интересов. Изначально планировалось три тома, и Влад Партизана с его сыном-скинхедом выдумал для финала по ходу. Мне вообще трудно привязываться к новым персонажам, тем более не моего типажа, а тут на них еще и полкнижки почти...
Это, впрочем, все отговорки: я непрофессионально поступила, позволив себе не включиться в проект как следует. Тут же еще и бесконечные правки... Но в первую очередь деморализовала уверенность, что труд того не стоит: «Цепень» со слов «молотовцев» шел плохо, в авторские способности Влада я верить перестала. Сейчас, повторюсь, я осуждаю себя за пренебрежение профессиональной обязанностью, но тогда — о, меня утомляло рисовать, хотя я знала, что должна закончить серию, бросать было западло.
— Странно слышать, что «Цепень» шел плохо; знаковая же вещь, и не только для вселенной Molot Hardcorp.
— Дело в том, что «молотовцы» вроде «мужики мужицкие», но капец как ноют. Не жалуйтесь людям, которых нанимаете, что ваш проект «никому не нужен, денег нет и заплатить больше мы не можем, а хочешь, я покажу тебе, сколько у меня денег на счету, вот скриншот из приложения банка» и так далее. Это жутко деморализует.
Поэтому я желаю «молотовцам» вновь обрести радость творчества и лидерский задор. И еще принять правду жизни: будь твой комикс хоть граалем от мира российской индустрии, если не умеешь «толкать» продукт — society не обратит на работу внимание.
За сценарии «молотовцев», думаю, я больше не возьмусь. Есть такой вайб от всего, что они делают, «пребывания в себе», закрытое такое место, для своих. Что мне там делать? Да и глупость какая-то вот эта тема с шок-контентом, с кровищей постоянной. Я из этого, хочется верить, выросла. Какой-то затянувшийся унылый подростковый бунт.
«Бычий цепень: Отпевание»
— После «Mолота» ты начала сотрудничать с Виталием Терлецким. Как вы познакомились и чем он тебя привлек?
— Для автора русского комикса Виталий сверхъестественно успешен. Конечно, было любопытно узнать, что в нем такого особенного. Он действительно обладает магнетизмом. Терлецкий живет в реальности, замков из песка не строит и не фантазирует себе всякое о своих вещах. Он профессионал (что для меня до сих пор чудо) в отношении в том числе продвижения проектов. Виталий заранее знает, что надо будет делать с комиксом, кому его показать, что о нем заявить еще до начала отрисовки. Поэтому, когда начинаешь с ним работать, чувствуешь под собой фундамент. И в проекте он почти ничего от тебя не требует, доверяя тебе как художнику. Это легко могло бы привести к халтуре: мол, не спрашивает же! Но доверие и доброе отношение побуждают делать больше, чем от тебя ожидают. Чтобы удивить.
А познакомились мы на «Бабблконе» 2021 года, в конце декабря. Оба были на аллее авторов. Я подсела к нему за стол, и Терлецкий поделился идеей комикса про гигантских муравьев. Мне идея понравилась. Ну и конечно, захотелось поработать с легендой. Примерно так и вышло.
Фан-арт от Виталия Терлецкого
— Прежде чем взяться за Хеллбоя, Майк Миньола долго мариновался под мейджорами, рисуя заказных суперов. У тебя же все наоборот: сперва авторские брошюры, и лишь затем сугубо коммерческие проекты. Так вышло или таков был план?
— План в целом таков, чтобы совмещать авторское и заказное. Другой вопрос, что за собственные комиксы ты несешь больше ответственности, и я боюсь их начинать. Хотя разрабатываю я их все время и почти без отдыха.
Мне все-таки очень нравится работать над тем, что кажется невозможным. Почти все заказное — из этой серии. Ты сначала думаешь, что не справишься по миллиону причин, но потом берешь себя в руки и делаешь. Это кайф. Как-то самоутверждаешься, что ли, — тем, что способен через себя переступить.
Вдобавок я обычно стараюсь сдать работу пораньше, не дожидаясь дедлайна. Хотя «Муравьи» — исключение, за которое мне до сих пор стыдно перед Виталием. Первый совместный проект, а я его затянула...
«Гигантские муравьи Новосибирска»
Теперь, когда портфолио у меня более-менее имеется и в индустрии обо мне знают, я имею возможность выбирать, за что браться, а кому отказать. Можно не закрывать глаза на глупость сценария и уклоняться от работы с теми, кто требует следовать подробно расписанному сценарию с дотошными референсами. Как я заметила, щепетильное отношение сценариста к своей работе — это свидетельство, что правок по мелочам будет много. Правки вообще вещь, стабильно меня (и, по-моему, кого угодно) выводящая из себя. Даже несмотря на то, что они обычно справедливы.
— «Упоительная трясина», «В академических кругах», «Конец» — работы до дрожи личные. Каково работать с таким интимным материалом?
— В процессе — легко, ты ведь живешь в этом. По сути, это та психологическая реальность, в которой ты пребываешь. Думаю, многим знакомо навязчивое состояние эскапизма, вызванное разными причинами, но в первую очередь неспособностью человека принять реальный порядок и ход вещей. Я из таких, абсолютный слабак духом; мне лишь бы убежать и не отсвечивать.
«В академических кругах»
За такие истории по их завершении не очень приятно держать ответ, они кажутся никому не нужными. Из серии: «Ну какое дело людям до того, что там у меня внутри?»
Должна быть какая-то логичная причина, почему так тяжело двигать «личные» проекты в медиа... Знаю, это проблема многих авторов комиксов, и у меня нет для них утешения, кроме фразы, которую говорили мне: «Если ваш комикс может изменить жизнь хотя бы одного человека — все было не зря». Мои же комиксы свели меня с некоторыми значимыми для меня теперь людьми. В первую очередь с моим мужем, которого я нечаянно предсказала себе в «Академических кругах» вплоть до начальных букв имени, М. О. Это магия — я много вещей из своей жизни предсказала в своих комиксах. Иногда даже думаешь: какая ирония. Это большое преимущество — уметь «портрет своего сердца» перевести в произведение. Так можно обнаружить близких, даже если лично вы бы никогда не увиделись.
Выходит, если уж не менять чужую жизнь в хорошую сторону, то по крайней мере ты жизнь собственную своей работой можешь облагородить.
«Упоительная трясина»
— Ты как-то обмолвилась, что, рисуя «Трясину», не устояла перед соблазном поиздеваться над конкретными людьми. Не слишком это жестоко или искусству чужды моральные ограничения?
— Я думала над этим. Говоря об «издевательстве», я тогда хотела немножко себя очернить, есть у меня такая привычка. Сложно сказать, где я издеваюсь, а где восхваляю персонажей, имеющих прототипы (их, кстати, не очень много). Определенно, любое введение такого персонажа всегда означает интерес с моей стороны, что уже довольно комплиментарно, я бы сказала.
Наверное, это может выглядеть как нежелательное внимание с моей стороны. Но если я буду волноваться о комфорте прототипов всех моих персонажей, о чем мне писать вообще? Это будет капец какая самоцензура. Придется делать терапевтические комиксы про то, как «депрессия меня душила, но я сказала себе, что все будет норм, сходила к психологу и теперь счастлива, и вы, читатели, будьте счастливы». Избегать изображения персонажей, основанных на прототипах, значит писать о выдуманном, и, как следствие, об ограниченном. Реальность кратно богаче всего, что самый креативный человеческий ум может изобрести.
Это, конечно, тоже проблема насущная — страх и лень автора писать о чем-то, кроме себя. К сожалению, я сама часто примыкаю к этой категории.
Если вы создаете персонажа на основе прототипа, чтобы позлорадствовать над ним, — не создавайте такого персонажа. Если вы хотите изобразить через персонажа то, что вас заинтересовало в подобном человеке, дерзайте. Так я думаю. Желательно делать это деликатно (я вот пока этого не умею), чтобы прототип не обнаружил себя. От человека не убудет, а вы, может, даже обогатитесь как автор, если проявите внимание к личности, которую описываете. Не сомневаюсь к тому же, что мы иначе понимаем людей, чем они понимают себя сами, и тем более — чем они являются на самом деле. То есть за рамки «вымысла» такие персонажи все равно не выйдут, но хотя бы будут носить на себе отпечаток реального, живого бытия.
«Бычий цепень: Отпевание»
— Суицид, эскапизм, меланхолия в твоих комиксах — темы болезненные, неудобные — девальвируют зумеры, бездумно играющие с ними на камеру. Как ты к этому относишься?
— Видите ли, корень почти всех подобного рода болезненных тем один — укоренившееся в человеке состояние уныния. Я редко встречала сверстников, от него свободных. Люди даже описывают состояние схожим образом: «Тяжело, ничего не хочется, апатия и лень». Уныние и мой бич тоже. Однако — вы знали? — уныние не рождается в человеке, оно не является характеристикой его личности. Напротив, очевидно — и вы тоже, думаю, это замечали, — что впавшие в уныние становятся похожи один на другого. Это состояние не является основой личности — наоборот, оно личность смазывает и сводит к серой массе. Уныние — болезнь, приходящая извне. Можно проследить момент, когда она пытается вас заразить: в голову лезут необоснованно пессимистичные, тревожные, почти бредовые мысли, цель которых довести вас до отчаяния.
Знайте: эти мысли не ваши. Нет, вы не шизофреник. Но, если объективно (вам даже психологи это скажут), мысли в вашей голове вполне могут быть навеянными болезнью уныния.
Сильно ли я сама отличаюсь от зумеров, «играющих с больными темами на камеру»? Думаю, нет, ведь болезнь у нас одна. Хотелось бы верить, что, в отличие от меня самой, мои работы способны привнести в мир что-то доброе. В них уныние я стараюсь не превращать в цель или некую ценность. Мне бы хотелось, чтобы от работ был эффект утешения. «Вопреки злу и печали, помни и верь: есть кое-что светлое».
Эстетизируя болезнь, ты толкаешь к ней и других. Это, наверное, самое дурное в «девальвации» тяжелых тем. Тут тонко: человека на грани отчаяния контент, исключительно усугубляющий это состояние, может и до беды довести. Хотя это не значит, что надо запрещать такие темы (я очевидный противник подобных запретов, потому что сама постоянно пишу про спорное).
Думаю, для человека естественно желание некого подвига. Поэтому люди, которые хвастаются своим тяжелым состоянием, в первую очередь хвастаются подвигом — тем, какой крест они на себе несут. Но знаете, что было бы круче? Подвиг преодоления уныния. Уныние — враг, а им бравирующие совершают не то геройство, что действительно заслуживало бы славы.
«Юлия»
— Самый громкий из твоих поп-проектов на сегодня — графический роман «Юлия». Как все вышло с Bubble и стоит ли ждать новых работ подобного масштаба?
— Серьезно, самый громкий? Кажется, у меня там страниц 15 вкупе, о каком ты масштабе говоришь после четырех томов «Цепня» и «Кругов» на 260 полос? Конечно, «Юлия» для меня много значит как прецедент работы на Bubble (это детская мечта любого художника комиксов в России), но не как некое важное произведение; я там приглашенный гость. Надо попросить у них авторский экземпляр, что ли...
Сотрудничать с профессионалами всегда приятно: они четко формулируют, что нужно, лишнего не требуют и не говорят, сроки ставят вменяемые и скорость работы ценят. Не уверена, что Bubble меня еще куда-нибудь позовут. С другой стороны — долой пессимизм! — всякое в жизни случается. С «Юлией», скажем, мне просто повезло оказаться в нужное время, в нужном месте, рядом с нужными людьми. Сейчас, впрочем, я немного рисую Bubble обложки. Этого мало, но это честная работа... на Bubble.
— Жаль, что «Бумкнига» не спешит издавать «В академических кругах». На мой взгляд, твоя работа не слабее «Священной болезни» Давида Б., «Персеполиса» Маржан Сатрапи и других хитов издательства. Есть надежда узреть ее напечатанной?
— Надежда есть всегда. Может, однажды станет ясно, что пришло их время (как говорила Ольга Лаврентьева про «Свою Атлантиду»). Я считаю себя вполне аутсайдером в комикс-коммьюнити и могу понять, чем «Круги», например, не годятся «Бумкниге». Для кого они? Для чего? Уверена, было бы у меня в историях поменьше фетишизаций, передо мной открылись бы все двери. Хотя на самом деле я думаю, что зрителей сильнее всего может оттолкнуть в моих работах очевидно транслируемый антагонизм — часто я пишу о почти скандальных вещах, шокирующих, «на тонкого». Мне тяжело писать о чем-то в рамках «здорового и взвешенного». Какая-то есть у меня потребность будоражить. Она у меня и в жизни, не только в работах. Это потому что я не могу до конца перерасти стадию бунтаря-подростка, но все преодолимо. К тому же, что очевидно, у меня есть тяга к криповым, не очень здоровым персонажам с не очень здоровыми наклонностями. Мои краши капец как на любителя.
— Хотя российский комикс и ныне проигрывает в популярности западному (не говоря о манге), его рисуют — и уверенно. Кого из молодых художников ты бы выделила?
— Хулию Нуждину и ее комикс «Черная метка».
«Упоительная трясина»
— Мне нравится твоя фраза о том, что язык комикса способен быть пластичнее языков других медиа. Как считаешь, получается ли донести эту истину до читателей? Или у тебя давно иные сверхцели?
— Было бы странно ставить главной целью максимальную эффективность средств. Средства должны быть эффективными, чтобы доходчиво нести мысль. Иначе зачем вообще заниматься их наработкой? Очевидная мысль, но: если ваш скилл не нужен вам для какой-то более высокой цели, чем скилл сам по себе, — считайте, вы нарабатываете его зря. Вы перегорите, разочаруетесь и бросите, рано или поздно.
Думаю, люди в большинстве правы, когда пренебрегают комиксом как видом искусства. Язык хороший, но вещают авторы комиксов... Скажем, не то, что ты внутри себя ощущал всю жизнь, и тут вдруг оно выносится наружу посторонним человеком-автором. По чесноку, откровений в комиксах искать не приходится (хотя тут я могу быть предвзятой в негативном смысле, признаю). А если мысль не откровение, то какая разница, насколько плохо или мастерски она воплощена? Моя же цель все-таки приложить свои способности к верным мыслям, а не к жвачке. Конечно, когда работаешь в качестве исключительно художника для сценария, выбирать почти не приходится, стоящую мысль ты иллюстрируешь или чепуху. Именно этим работа на заказ немного разочаровывает.
— Прекрасны последние страницы «Конца», где в бескрайнем дожде исчезают Пшепюрка и его безносая возлюбленная. Признайся, это про вчерашнюю Женю Чащину, с ее «Трясиной» и «Кругами»? Или мы смотрим не туда и большая история лишь начинается?
— Я думала, что отойду от старого стиля после вебтуна, комикса для чтения в телефоне, «Некромантка», которую мои коллеги вроде как хвалили за коммерчески привлекательный графон. По сравнению с «Кругами», может, и привлекательный — я ведь только притворяюсь, будто понимаю, какой графон считается крутым, и всем это видно. Я даже начинала несколько проектов в «некромантском» духе, веря, что мои стилистические поиски подошли к концу, но все побросала. Рамки одного стиля меня сдерживают и утомляют. Тем более «некромантский» стиль требует относительно поверхностной, веселой истории, а мне кажется, если можешь писать глубже — надо стремиться к тому, чтобы писать глубже и на «легких» историях не останавливаться. Тем более когда у тебя в портфолио они уже готовые лежат. Но в том же «анимешном» ключе я сделала «Альтушек» и вот недавно пару обложек для Bubble. Анимешный стиль очень комфортен для работы на заказ, вот что я понимаю теперь. Он достаточно обезличенный и нет чувства, что ты продаешь себя (не себя, а свой скилл, вообще-то). Это во-первых. Старый стиль — для собственных проектов. Так честнее; не пытаясь подыграть зрителю, именно таким образом я вижу свои истории.
Из неизданных «Историй в духе “Некромантки”»
А во-вторых, включение в коммерческий проект подразумевает, что ты становишься представителем рынка. Ты — художник комикса, и совершенно справедливо себя сравнивать с другими твоими коллегами, того требует профессия. Можно кривить душой, утверждая, что сколько художников комикса, столько и стилей. А я думаю, вернее будет сказать, что по рисовке видно, на какую категорию заказчиков (или зрителей) претендует художник. Есть некоторые критерии для рисунка, приспособленность стиля под разные задачи и какая-никакая «убедительность». Мое камео в «Юлии», по-моему, так и выглядит. Это странный стилек, он вносит разнообразие в общее повествование, но целую коммерческую историю в таком духе зритель не оценит.
«Альтушка для Скуфа»
С другой стороны, была бы я какой-нибудь легендарной фигурой, от меня бы любые рисунки приняли: пример Терлецкого учит нас многому. Но у всех все-таки свои пути к становлению легендой.
Тем не менее я не хочу биться головой в стену с единственным стилем. Я знаю, что обладаю достаточной творческой гибкостью, и это огромное преимущество. Раскадровка-то у меня одна, ее качества не отнимешь, а рисунок и дизайны — вещь прикладная. И поскольку я никогда сильно не парилась с рисовкой и дизайнами, теперь для меня, уже опытного автора, визуальный стиль — поле для поисков и экспериментов. Так сказать, точка роста. Оказывается, можно стремиться к «безупречности» графики вместо того, чтобы гнуть линию, какой ты молодец и какая у тебя неповторимая авторская манера. Ведь если не перерастешь зацикленность на паре известных своих козырей, то никогда не узнаешь, что за бездна достоинств в тебе сокрыта.