Alaric Hall. Elves in Anglo-Saxon England: Matters of Belief, Health, Gender and Identity // Anglo-Saxon Studies. Vol. 8. The Boydell Press, 2007
В детстве мы представляем себе эльфов по сказкам Андерсена — маленькие человечки со стрекозиными крылышками; для подростков Андерсена сменяет Толкиен, а эльфы из крылатых малюток становятся высокими лучниками. Какие же они «на самом деле»? Могут ли эльфы быть предметом научного исследования, и если да, то как их изучать? В течение многих веков ученые полагали, что, поскольку мифологических персонажей все равно не существует, понятие научной достоверности применительно к ним не имеет никакого смысла, а стало быть, исследователь мифологии вправе полагаться на свою интуицию и досочинять то, что ему нравится. Миф воспринимался как некая платоновская идея, которую сами носители не понимали и постоянно искажали, мифологи же видели свою задачу в очистке мифа от «искажений» и восстановлении его «исходного» смысла.
В изучении живых мифологических традиций ситуация коренным образом поменялась на рубеже XIX–XX веков, с появлением полевой антропологии и в первую очередь школы Бронислава Малиновского. Для современного фольклориста очевидна необходимость изучать то, что думают о мифе сами его носители. Но как быть с мифологиями прошлых эпох? Нельзя ведь отправиться в деревню к древним англосаксам и спросить их, как они представляют себе эльфов.
По этой причине исследования древних мифологий долгое время отставали от современных достижений фольклористики, использовались те же методы, что и полтора века назад, во времена братьев Гримм. Однако в последнее время и в этой области наметился эмпирический поворот. С появлением оцифрованных массивов текстов и метода корпусной лингвистики появилось и очевидное решение, как придать научную строгость изучению мифа, — собрать все упоминания того или иного персонажа и установить, в каких контекстах он фигурирует. Исследования древнегерманской мифологии только начинают осваивать этот метод, и он уже принес ряд интересных результатов. Примером может служить работа молодого британского специалиста Алариха Холла.
Поводом к исследованию становится один из древнейших текстов, упоминающих эльфов, — заговор от болей в англосаксонском лечебнике X в. Этот заговор называет боль gescota (совр. англ. shots, «выстрелы» — вот и источник образа Леголаса-лучника). Но как именно представлялись эльфы англосаксам? На поверку оказывается, что в древнеанглийских памятниках нет ни одного связного сюжета об эльфах. Эльфы лишь упоминаются — в заговорах, глоссах и поэзии. Взявшись за эту тему, Холл с удивлением обнаруживает, что сведения об эльфах по большей части извлекаются мифологами из позднего фольклора, а в самих древних памятниках, упоминающих эльфов, не так просто отделить реальные германские верования от влияния латинской учености книжников. Как замечает Холл, нельзя реконструировать миф, просто «притягивая данные к сомнительным утверждениям или повторяя предшественников».
Холл отказывается от предшествующей традиции мифологов — классифицировать персонажей в соответствии с нашим представлением о том, какое место они должны занимать в мифологии — и вместо этого предлагает идти непосредственно от источников. Он приводит курьезный пример, показывающий, до чего может довести игнорирование контекста: в мифологический словарь попало слово leof «любимая», потому что в одном англосаксонском памятнике этим словом назвали суккуба. Проблематично даже привычное для многих мифологов выделение эльфов и прочих подобных персонажей в «мир духов»: как показывает работа Холла, нет признаков того, что в германских языческих верованиях мир делился на «материальный» и «духовный», а мифологические персонажи ведут себя как вполне телесные существа. Безусловно, дуализм материального и духовного был присущ христианским книжникам, через которых до нас дошли следы языческой традиции. Это напряжение между языческим и христианским мировоззрением и становится предметом исследования Холла.
Единственным реальным свидетельством его может быть язык: в конечном итоге мы располагаем лишь данными о бытовании слова «эльф» в языке. Как справедливо отмечает Холл, даже мифологи лингвистического уклона обычно игнорируют теоретические проблемы взаимоотношений языка и мировоззрения. В конце концов, слово эльф имеет нулевой денотат — и следовательно, его значение конструируется через его употребление. Холл принимает этот вызов и всецело погружается в тексты.
Как бы упреждая возможные вопросы и ожидания читателя, Холл начинает с обращения не к англосаксонской, а к древнескандинавской мифологии — куда более обширной по объему памятников и более популярной. Его задача — счистить шелуху ставших привычными толкований и вернуться к первоисточникам. Читателя ждет немало сюрпризов: например, между делом можно узнать, что Брюнхильду, прославившуюся благодаря опере Вагнера, в тексте «Старшей Эдды» именуют вовсе не валькирией, а дисой. Разумеется, основной предмет обсуждения все-таки эльфы, то есть альвы в скандинавском произношении, и не остается без внимания знаменитый пассаж Снорри Стурлусона о делении альвов на «светлых» и «темных». Холл солидарен с теми исследователями, которые считают это деление влиянием христианства, убедительно подтверждая свои доводы данными языка. Предметом его внимания становятся те источники, которые раньше игнорировались в погоне за яркими мифологическими картинами: например, употребление лексики в поэзии скальдов. Для поклонников метода медленного чтения книга Холла представляет собой образцовое исследование — кажется, добиться более въедливого комментария к каждому слову просто невозможно.
Пожалуй, самое неожиданное заключение Холла после анализа множества источников — что слово «альвы» было альтернативным названием ванов. Деление скандинавских богов на асов и ванов знакомо каждому, кто хотя бы немного интересуется мифологией, однако оно, видимо, не было каноничным для самих древних скандинавов: в большинстве эддических поэм есть устойчивая формула «асы и альвы», но не «асы и ваны». Встречается она и у англосаксов. Мы привыкли относить эльфов к сфере низшей демонологии, но, возможно, раньше их статус был более высоким. Холл, среди прочего, указывает, что компонент «эльф» или «альв» популярен в германских личных именах, наряду с именами богов, тогда как названия демонических персонажей наподобие великанов и гномов в ономастике почти не встречаются. Используя категории групповой идентичности, Холл показывает, что исходно в германской мифологии эльфы, люди и боги принадлежали одному миру, который противопоставлялся миру чудовищ. С приходом христианства эльфы, как персонажи языческие и потому «неудобные», стали демонизироваться и соскальзывать в категорию зловредных существ. Однако процесс этот шел медленно, и традиционные представления сохранялись ещё долго.
Одно из самых интригующих открытий Холла состоит в том, что исконные германские эльфы принадлежали исключительно к мужскому полу. Представляем ли мы себе статных эльфийских красавиц Толкиена, или порхающих крошечных принцесс Андерсена, или танцующих при луне лесных жительниц из позднесредневековых английских баллад — мы как-то обычно не сомневаемся в гендерной симметрии эльфов. Однако в скандинавской мифологии известны асы и асиньи, а вот у альвов пар нет. У англосаксов женская форма от «эльф» поначалу появляется только в ученых комментариях по античной мифологии — нимфы, наяды, дриады и даже музы именуются aelfinni. (Кстати, из этого следует, что правильный феминитив по-русски будет не «эльфийка», а «эльфиня»). По-видимому, представление об эльфах обоих полов появилось лишь в эпоху Высокого Средневековья. Вместе с тем мужской пол древнегерманских эльфов оказывается несколько двойственным: они имеют некоторые женские черты — в частности, способность к колдовству под названием «сейд» (которое, как известно всем любителям исландских саг, каким-то образом делает мага женоподобным).
Таким образом, изначально эльфы не были маленькими, не плясали на лужайках под луной, не подменяли детей и у них не было королев и принцесс. Скорее, это были низшие божества, способные давать магическую силу и насылать болезни. Если что и вызывает замечания в книге Холла, то разве только критерии отбора источников: в одних случаях он справедливо отвергает поздние тексты как недостоверные; в других, когда поздний источник подходит его концепции, безоговорочно пользуется им. И все же на убедительность его построений это не влияет.
В заключении книги автор сетует на то, что в Англии фольклористика до сих пор остается на маргинальном положении. К счастью, в России дело обстоит куда лучше. Российской аудитории не нужно доказывать, что эльфы могут быть предметом академического исследования — народная демонология давно и успешно изучается у нас с позапрошлого века. Поэтому книгой Холла достаточно просто наслаждаться. Вне зависимости от того, как вы относитесь к Толкиену и фэнтези.