Баста
В жюри «Нацбеста» я выступил как рядовой читатель. Думаю, такая позиция ценна: мне, как автору, было бы интересно мнение слушателя, не вовлеченного в субкультуру. И вот со своими хаотичными литературными предпочтениями я стал читать конкурсный список. По текстам «Нацбеста» сложно судить о состоянии русской литературы — все-таки это очень специфический набор прозы. Вообще, у меня несистемный подход к чтению. Могу начать читать одну книгу, бросить, взяться за другую, после нее продолжить первую.
Сейчас параллельно читаю «Анну Каренину», за которую меня заставила взяться Дуня Смирнова, и «Шантарам» Грегори Робертса — книги из разных вселенных просто. Наверное, я современный читатель: мне важен непосредственно текст, хочется читать все сразу, отовсюду и скорее. Поэтому читаю в электронном формате — он удобен еще и потому, что я постоянно перемещаюсь. Читаю почти только во время гастролей, перелетов и переездов, в гостиницах. Это для меня обычная среда — как для кого-то кресло в углу. Подобная обстановка помогает, потому что я одновременно люблю читать и ненавижу. Мне нужно заставить себя сесть за книгу.
Толстой, по-моему, одобрил бы чтение его книги в электронном виде. Ведь «Анна Каренина» для своего времени достаточно передовой роман. Можно, отдавая дань эпохе написания романа, взять книгу с маленьким шрифтом и корпеть над ней при свете огарка — но, боюсь, этот ритуал отвлечет от текста. Это как с верой: мы можем отвлекаться на церковные ритуалы и в итоге не понять самого простого.
Очень люблю компульсивную литературу, вызывающую сильные эмоции. В детстве бабушка заставляла меня читать именно такую, причем много зарубежной: Жорж Санд, Сомерсета Моэма, Лиона Фейхтвангера, Стивенсона. Единственное, с чем у меня не заладилось, — это фэнтези. Ненавижу фэнтези и очень люблю Сорокина. Он делает крайне аккуратный сюр: его книги можно читать как фантастические, но это фантастика, которая на самом деле реальнее реальности. Из принципа я прочитал пару фэнтезийных книжек — для меня это тяжеловато. Мне нужно, чтобы текст имел связь с реальностью, пусть даже преломлял ее в каком-то причудливом свете, как у Сорокина или Булгакова. Поэтому мне нравится советская фантастика, например, повесть «Агасфер» Всеволода Иванова, где легенда про Вечного Жида воплощается в советских коммунальных реалиях. Сорокина я даже видел однажды, но застеснялся к нему подойти. Люди, с которыми мы знакомимся по текстам, кажутся какими-то недосягаемыми. Я попросил Дуню Смирнову передать Сорокину от меня благодарность.
Русские рэперы, пожалуй, одни из самых читающих в своем деле. Не факт, что у читающих хорошую литературу рэперов хорошая музыка, и наоборот. Но в русском рэпе хорошая претензия на литературность. Желание показать, что мы не паразиты на простых приемах рифмовки. Мы правда хотим быть частью литературного наследия. Думаю, в глубине души каждый русский рэпер считает себя поэтом.
Децл
Обычно я читаю на гастролях: в самолете, в аэропорту, в гостинице. Очень странные книги иногда встречаются в газетных киосках аэропортов. Недавно летел из Уфы, в местном аэропорте среди обычного набора журналов, книг, кроссвордов и другого ширпотреба наткнулся на подарочный фотоальбом Дэвида Лашапеля.
В детстве я читал много фантастики на английском. Айзека Азимова, Терри Пратчетта — до сих пор почти наизусть помню его «Плоский мир». Сейчас теорию плоской земли вновь стали обсуждать всерьез, но эта история, скорее, сказочная космогония. По крайней мере, именно так я ее воспринимаю: с долей иронии, как и теорию полой земли и прочие околонаучные полуфантастические истории. В наше время многие идеи из фантастической литературы уже реализованы. Я хочу сказать, что все идеи витают в одном пространстве. Все взаимосвязано: крупицы нужной тебе информации повсюду — поглощая их из литературных источников, ты собираешь пазл, из которого складывается глобальная картина мира.
Недавно прочел труд японского физика Митио Каку «Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение». Интерес к научной литературе у нас семейный: мы любим изучать физические процессы не только на Земле, но и во Вселенной в целом. Это дает понимание того, как нужно правильно жить. Нас интересует не только футурология, но и древние мифы, средневековые эпосы, а еще очень много исторической, эзотерической и религиозной литературы. Человечеству по-прежнему нужно выживать как виду — я считаю, это возможно лишь с помощью всеобщего созидания. Откуда у людей столько стремления к победам, новым рекордам, открытиям, стремления познать себя и мир, открывая для будущих поколений новые горизонты возможностей? Нужно научиться понимать пусковые процессы в мире и гармонично эволюционировать в более осознанное общество. Я уверен — эволюция продолжается.
Повторюсь, я люблю странную литературу. В детстве читал книжку Григория Климова «Имя мое Легион» про тринадцатый отдел НКВД. В свое время прочел много книг, касающихся теорий заговора: об «Аненербе», пилотах «Врил», экспериментах Теслы. Я читал это как сказки, хотя понимаю: все описанное в фантастике рано или поздно становится реальностью. Если пятнадцать лет назад кому-нибудь показали бы iPhone, это восприняли бы как девайс из фильма. Другой интересный вид книжек — авторам которых диктовали некие сущности. Например, по словам писателя Друнвало Мельхиседека, серию книг «Цветок жизни» ему надиктовал древнеегипетский бог Тот. В них Тот описывает альтернативную историю происхождения человечества. Это, конечно, лженаука, хотя кто знает...
Литература должна быть свободной! Скажем, Паша Пепперштейн и Сергей Ануфриев написали «Мифогенную любовь каст» — многим она покажется очень странной, ведь мнение ее авторов отличается от общепринятого. Но это мнение художников-концептуалистов, книге которых суждено стать классикой. А то, что сейчас выпускают массовые писаки, — все это канет в лету.
Часто мне читает вслух жена — я сижу слушаю, а потом мы ведем долгие дискуссии. Еще заново проходим классическую литературу вместе с сыном, он перешел в шестой класс: Чехов, Гоголь, скоро дело дойдет и до Толстого. Меня в детстве было сложно заставить читать книги, которые сейчас читает сын. Но супруга строго следит за этим — за лето он поглощает около двадцати книг. Читаем мы больше бумажные книги, избегая девайсов. Экранное излучение погружает в сонливость, портит зрение. Человек совсем на другой волне, когда читает с бумаги; меньше устает. С девайса лучше читать новости, необязательную информацию — да и ей лучше уделять не больше пятнадцати минут. Я и тексты пишу чаще от руки — именно такие, как правило, становится популярными. Чтобы понять, как чтение помогает мне в музыке, нужно послушать альбомы «MosVegas 2012» и «Здесь и Сейчас»: мне кажется, многие их так и не расслышали как следует. В них представлена космогоническая философия — квинтэссенция того, что я поглощал из литературы в те годы.
В мое время русский рэп был гораздо литературнее. Нынешний больше ориентируется на западные тренды, но тру хип-хоп по-прежнему редко услышишь в обычной эфирной сетке. Из привычного эфира льется стандартный набор фраз и звуков; музыка, которая заставит тебя перестать думать. Такие западные рэперы, как Талиб Квели и Мос Деф, много уделяют поэтической и литературной составляющей своих текстов. У нас тоже есть представители окололитературного хип-хопа, но их, к сожалению, все меньше. Современный русский рэп — это скорее беспардонное программирование ерундой неокрепших тинейджерских мозгов, чем поэзия.
Олег ЛСП
Я читаю в основном с электронных устройств. Бумажные книги — крайне редко; их читать мне неудобно. Читать начал, потому что книжная реальность казалась интереснее той, что вокруг. Со временем функции чтения расширились, но художественный мир мне по-прежнему интереснее реального.
Чтение художественной (и не только художественной) литературы определенно помогло писать более ******** <крутые> тексты, насколько я могу судить об их ********** <крутости>. Обратные примеры — когда человек не читает книг, то и тексты у него не очень — позволяют говорить об определенной закономерности.
Если считать русский рэп формой искусства, то некоторых его представителей можно назвать литераторами. Не сказал бы, что их много. Русский рэпер может называть себя кем угодно, но вряд ли от этого он станет лучше (или хуже). Вообще, очень редко нормальный поэт называет себя «поэтом», такие случаи единичны.
Последнее, что читал, — Сорокина, «Манарага», или как там эта ***** <ерунда> называется. Не могу сказать, что вызвала прямо мощный отклик в душе.
Ваня Айван («Ленина пакет»)
Читать я привык по-разному, но предпочитаю почитать спокойно — это скорее дома. Периодически читаю в дороге, но чередуя с прослушиванием плеера. Не отношусь к тем, у кого болтаются буквы в маршрутке, — могу читать и там, важно настроение. Читаю и бумажные книги, и электронные; последние удобно опять же дома, с компьютера. Иногда распечатываю на принтере. Свежие книги появляются в электронном виде с запозданием, а некоторые и вовсе нет. Поэтому периодически закупаюсь новинками на бумаге.
Выписки почти не делаю. Важна цель, ради которой выписывают. Если чтобы любоваться козырными телегами, мне это не очень понятно. Для прикладных целей (зин, паблик, поделиться с корешем, использовать в творчестве) — хорошо. Если я и выписываю фрагменты из прочитанного, то не использую их, так как редко применяю прямые цитаты. Я за то, чтобы рисовать, а не раскрашивать.
Читаю и фикшн, и нон-фикшн. Мне интересна литература, осмысляющая что-то, и более, так сказать, прикладного характера. Формат перенестись в другой мир, стать его частью, отвлечься от проблем — не мой. Хочется более или менее в реальности находиться — потребности закопаться нет.
Рэп — это не новая великая поэзия. Я не считаю, что тут есть какая-то прямая линия к поэтам или писателями. В рэпе нужно не только слово, но и подача, вокал, музыка. Литература всего лишь один из аспектов. Ну и литературу все-таки не воспринимают на слух. Лично нам тексты в песне важны, мы — текстоучитывающий коллектив: не готовы ради рифмы терять смыслы. Упрощать для массовости не будем, но и не стремимся, чтобы тексты были самоценны как литература — у нас другая задача.
Чтение меня если и вдохновляет, то скорее прозы, чем стихов. И опосредованно: получаю информацию, она переваривается, подпитывает. В большей степени вдохновляет музыка или сама жизнь (через переосмысление ее эпизодов). Красота слога мне менее интересна — иногда она выпирает, но только она одна — не вдохновляет. Что касается рэпа, не вижу смысла прикладывать к нему литературную оптику. На слух заходят более простые (глупые) тексты, что в прозе или поэзии не прокатывает, если читатель не идиот и пользуется возможностями визуального контакта с текстом. Кроме того, визуальный контакт с текстом подталкивает и писателей больше стараться. Из-за потакания глупости и отвлечения на другие аспекты, отсутствующие в поэзии и прозе, песенный формат заранее проигрывает в споре с литературой.
Недавно прочитанные книги, которые я хотел бы отметить: «Анархия и демократия» Боба Блэка, «Число неизреченного» Николая Олейникова, «Прогулки по Обнинску» Е.Г. Рамодиной, «Трансфуристы. Избранные тексты», биография Кейджа от Роба Хаскинса и «Формейшн» Феликса Сандалова.
Андрей Жильцов (The Cold Dicks)
В родном Обнинске я по современным молодежным меркам веду отшельнический образ жизни. Минимальный круг общения. Когда я вне его, читаю дома всякое занудство. Всем сердцем люблю простые веселые книжки Довлатова, Шинкарева, Графа Хортицы, Тимура Кибирова. Но поскольку живу в социуме и андеграундной субкультуре, приходится выписывать журнал «Опустошитель», книги серии «Петраэдр» и следить за новинками Сорокина и Павла Санаева.
Коэффициент скуки процесса «чтение дома» сложно себе вообразить. Веселые истории — редкий случай в таких обстоятельствах. Зато бывают грустные: как-то раз встал на табуретку, чтобы достать с верхней полки книжку спорного поэта Василиска Гнедова, неудачно упал и сломал ногу, после чего не смог отправиться в Санкт-Петербург на деструктивную церемонию закрытия «Рускомплекта». Так завершились мои теплые отношения с русским футуризмом. Книги Крученых и Божидара подарил своей знакомой Марусе, с которой мы вместе играем в группе «Секс на репточке». Как чудовищный ретроград, разумеется, отдаю предпочтение физическим носителям. Но прекраснейший сборник «Антология новейшей русской поэзии у Голубой Лагуны» Кости Кузьминского пришлось изучать и с монитора — на бумаге собрать все тома очень сложно.
Выписки из книг — обязательно! Без блокнота никуда. У меня их два, плюс тетрадь в коленкоровой обложке, в которой я делаю заметки о прочитанном (отмечаю неведомое, куда вернуться, что послушать, посмотреть, почитать и так далее). Любое мало-мальски серьезное чтение этого требует. Один блокнот — для выписывания ловких цитат, панчлайнов и прочих ингредиентов последующих собственных сочинений. Второй — мой любимый, в нем я фиксирую разного рода элементы общения и грезы с Талой Валерьевной Никитиной (участницей оккультной шумовой группы «Паровой человек»). Второй блокнот хочу забрать с собой в могилу, тем самым перевоплотив его в своеобразную книгу учета жизни. Для ознакомления с ней придется прибегнуть к довольно трудоемкой процедуре эксгумации. Впрочем, учитывая, что меня ждет убогая могила не в гробу, а у кладбищенских ворот, — эксгумировать будет совсем несложно.
Еще одна (маргинальная) практика — литературный полдник в питейных заведениях. Правда, это довольно дорогое удовольствие, в этом году на него нет средств. Состоит оно вот в чем: надо прийти в заведение поприличней, где жизнерадостные элементы общества поедают диковинные блюда с непроизносимыми названиями, заказать графин водки с самой сиротской запивкой (например, минералкой) и читать что-нибудь вроде Лимонова, чувствуя при этом возникающее в воздухе напряжение и тяжелую атмосферу. Одежду надо выбрать похуже. А Эдуард Вениаминович мне заменяет психотерапевта! Как только нападают упаднические настроения, сразу обращаюсь за советом к Вождю!
В моей жизни присутствует разграничение чтива в зависимости от географии. Родной Обнинск — это либо агрессивное чтиво, либо с глубинными погружениями и переживаниями (Сологуб, Вересаев). А когда навещаю родственников — это Павел Петрович Бажов, Алексей Михайлович Ремизов, кхмерские народные сказы и что-нибудь историческое в духе «как жили наши предки».
Современная русская литература точно пусть живет! Только совсем дремучие могут утверждать, что все настолько плохо, что пора катафалк заказывать. Я уверен в обратном. Из показательных примеров. Недавно в столице Анна Георгиевна Герасимова презентовала свой перевод стихов Томаса Венцловы. Из-за денежного неблагополучия книгу не приобрел, но мельком почитал в интернете и уже вижу, что работа прекраснейшая. Забавно, что целый пласт литовской поэзии я открыл случайно благодаря выступлению Анны Георгиевны в Обнинске. Будучи сильно пьяным (не просто сильно, а в говно!), заплетающимся голосом Евгения Леонова, переходящим в мычание, я пытался похвалить Умку за издание Введенского, параллельно сожалея: мол, нечего читать. Разобрать было очень сложно. Тем не менее следующим летом, по пути на так называемые «Закрытые Пустые Холмы», через организатора концерта она передала мне книгу (с автографом!) стихов Гинтараса Патацкаса «Малая Божественная Ко», которую я очень полюбил. Вот вам литература — правда, не совсем русская, зато живая.
Чтение книг, конечно, помогает делать лучший рэп. Сейчас мы начали работу над треком с рабочим названием «Берия и певица Валерия». По задумке это рэп-реинкарнация «Палисандрии» Саши Соколова. Но The Cold Dicks — это худший рэп. Это даже не группа в классическом понимании, а коммуна людей, где самый важный элемент — способность уверенно произнести: «Это зе колд дикс!». Как хотите, так и понимайте.
Не литературную, а снайперскую оптику к русскому рэпу надо прикладывать! Не вижу я в рэпе никакой литературы. Вот в панк-роке мне видится многообразие ярких, душераздирающих литературных и поэтических образов. А в рэпе — извините. Эталонный рэп-альбом для меня — «Жизы Пейзажи» артиста Scarbo. Там потрясающие тексты, но не литература. Радует, что литературой идеолог коллектива отдельно занимается.
Из недавнего совершенно рандомно приобрел роман «Плаха» Чингиза Айтматова и «Вторжение в СССР» Федора Раззакова. Последняя (о западной музыке, окольными путями проникшей в Союз) с художественной точки зрения ничем не удивила, но в ней много новых имен и прекрасной музыки того времени. Роман Чингиза Торекуловича, безусловно, шедевр словесности, поражающий многогранностью и актуальностью. Одна сцена восприятия главным героем староболгарских церковных песнопений чего стоит. После такого о русском рэпе и говорить как-то постыдно.
Денис Луперкаль (Horus, «Проект Увечье»)
Книги читаю дома или в дальних поездках. Лет десять уже исключительно в электронном формате. Иногда сохраняю понравившиеся моменты в онлайн-заметках, но назвать это читательским дневником язык не поворачивается. Впрочем, к подобной практике отношусь положительно. С читательскими ритуалами как-то не сложилось. Просто открываю книгу и читаю. Все подряд: классическую прозу, научную фантастику, магический реализм, постмодернизм, научпоп. С современной русской литературой (за исключением нескольких имен) практически не знаком. То немногое, что случайно попалось под руку, было седьмой водой на киселе, что отбило всякое желание углубляться в предмет.
Что касается современного русского рэпа, благодаря его высокой популярности количество местами все же переходит в качество. Но это единичные случаи. В целом жанр скован узким спектром тем, позаимствованных у заокеанских коллег еще в 1990-х. Что-то действительно новое появляется редко. Форма меняется, содержание остается примерно тем же.
Литература и рэп несомненно коррелируют — хотя бы в плане расширения кругозора и словарного запаса. Но рассматривать рэп с точки зрения литературы я просто не вижу смысла. Это разные системы координат: разные задачи, ценности, выразительные приемы. Кроме того, рэп сегодня не что-то монолитное с четко обозначенными догмами. Это общее название разношерстной массы самых разных исполнителей, исповедующих разные взгляды на жизнь и творчество. Надо рассматривать каждый случай отдельно.
Своим мироощущением для меня ценен Уэльбек. Близок его ход мыслей, взгляд на происходящее. Читаю и понимаю, что это для меня писалось. Из прочитанного недавно могу назвать «Князь света» Желязны и «Кухня дьявола» Моримуры Сэйити.