Джоан Роулинг упрекают в том, что небелые люди у нее всегда были представлены кое-как — на вторых ролях или стереотипно. Все самые интересные ссылки прошлой недели читайте в регулярной рубрике Льва Оборина.

1. Google к своему 20-летию сделал проект о самом гуглимом на протяжении этих лет в англоязычном мире, есть там и пункты «Писатели» и «Книги», из которых выуживается всяческая квазисоциологическая trivia. Самый гуглимый автор всех времен — Мартин Лютер Кинг, удерживающий первое место с 1999 года; на втором месте обычно шел Шекспир, но в этом году он уступил его Майе Анджелу. Настоящей драмой выглядит падение интереса к Роберту Фросту (в 1999-м на третьем месте, в 2014-м окончательно вылетает из десятки), занятным сюжетом — быстрый коллапс Стефани Майер. Статистика по книгам в 1999-м выглядела очень интригующе: сначала шла «Лолита», а только потом Библия. Сразу за ней «Гамлет»; на четвертом месте была «Камасутра», чья звезда закатилась в 2009-м — это как бы подтверждает мысль о том, что миллениалам секс по барабану. В 2018-м топ благочестив и политичен: Библия, Коран, «1984», «Ромео и Джульетта», «Макбет».

2. Свежие рецензии на нового Пелевина — сверхкраткий пересказ. Анне Наринской «главным и доминирующим признаком этого текста» кажется безразличие, самой убедительной по описанию — депрессия; ежегодный выпуск романов — «какое-то послушание, повинность». Кроме того, мы узнаем из рецензии, как цинично Пелевин шутит про #metoo. Екатерина Писарева не склонна писателя за что-либо жалеть — это, пожалуй, самый яростный за много лет текст о Пелевине: «Надо отдать автору должное за расширение диапазона мизогинии: по Пелевину женщина является инструментом не только утоления сексуальных потребностей мужчины, но и разрушения его возможностей духовного роста и просветления. <…> В какой-то момент кажется, что это некий абстрактный феминизм в представлении домашнего насильника из Пскова, который боится, что современность отнимет у него право на насилие…» Михаил Визель недоумевает: «зачем вообще Пелевину понадобилось оборачивать в пышнейшие обертки поп-эзотерики банальнейший любовный роман о нелегком счастье сорокалетних?»

3. Театр «Практика» объединил в одном спектакле две пьесы Дмитрия Данилова: «Человек из Подольска» и «Сережа очень тупой». Анастасия Каменская рассказывает на сайте РБК об этой постановке: «Большая сцена театра превратилась в отделение полиции, в котором происходит действие пьесы „Человек из Подольска”. Маленькая сцена — в квартиру, где живет герой по имени Сережа из текста „Сережа очень тупой”. Происходят оба действа параллельно, а в антракте зрители меняют одно пространство на другое, с перерывом на выход во двор „Практики”, где артисты предлагают разучить вместе с ними „Танец мозга” или гимн Москвы». Каменская подчеркивает близость спектакля к российской повседневности, в которой, как говорил недавно Сорокин, абсурд и гротеск просто валяются под ногами; Данилов тонко работает с этим материалом: «Филигранно прописанная автором провокация множится на сценическое ее воплощение — в результате зал постоянно взрывается хохотом, а в антракте вываливается во двор: смотреть, как герои пьес будут взаимодействовать со зрителями».

4. 26 сентября исполнилось 95 лет со дня рождения поэта Александра Межирова. Все годы, прошедшие с его смерти, его дочь, поэтесса Зоя Межирова, публиковала его ранее не изданное наследие. Теперь в «Новой газете» появилась, «наверное, последняя» подборка с неизвестными текстами. Эти тексты — в основном «гражданская лирика», написанная уже после отъезда в США и отражающая российские события — от 1993 года до войны в Чечне:

Что сейчас в России происходит?
Просто продолжается раскол.
Протопоп в костер спокойно входит,
Так же бос и так же полугол.

5. Для нового тома своего проекта «Частные лица» Линор Горалик поговорила с поэтом Александром Авербухом — и получилось одно из самых волнующих интервью в цикле. Отношения с языками и странами, лакуны на месте семейной истории и память о еврейских погромах, любовные истории и взросление там, куда потом придет война. «Я помню детали эти все, обстановку, расположение комнат, грязь. Это не забывается. Моя бабушка сейчас, давно не живя в Украине, показала мне тетрадь довольно толстую, где у нее описана вся квартира, которой уже нет, ее план. Она в этой тетради все по полкам, начиная с книг, которые там были, до „два алюминиевых болта” или „красный шелковый платочек”, описала. Квартиры больше нет ведь».

6. На «Прочтении» опубликован дайджест второго тома антологии Бориса Кутенкова «Уйти. Остаться. Жить» — в ней собраны стихи поэтов, рано умерших; если в первом томе были более-менее наши современники, то в новом составители — Кутенков, Николай Милешкин и Елена Семенова — возвращают тексты тех, кого не стало в 1970-е и 1980-е. Здесь есть авторы известные (Михаил Соковнин) и не очень — например, Наум Каплан или Руслан Галимов:

Сегодня думал я о смерти,
бродил по лужам,
щурился на солнце.
Сегодня встретил я двадцать девять
беременных женщин.
И решил, что не страшно умереть.

Подборки из готовящейся антологии опубликованы также в журналах «Интерпоэзия» и «Волга».

7. В новом номере «Волги» вообще есть на что посмотреть. Центральная публикация номера — новый роман Алексея Сальникова «Опосредованно». Не стану врать, что успел его прочитать, но скоро его, вероятно, будут читать все. Кроме того, в номере — стихи Станислава Бельского, Владимира Тучкова, Ольги Брагиной, Геннадия Каневского, Данилы Давыдова, Алексея Александрова (чья новая книга «Это были торпеды добра» скоро должна выйти из печати), Ивана Белецкого:

Вот вам еще немного пропповщины:
он переваливается через сугробищи.
Улицы шатаются половины,
завязывается замерзающий разговор.
Мягок как глина, пьян как бугор.
«Это граница, ты за границу влез,
ждут тебя дома, но будет сражение,
вложишь в землю свой вес».

В рецензионном разделе, среди прочего, Ольга Бугославская пишет о вошедшем в лонг-лист «НОСа» документальном романе Полины Жеребцовой «45-я параллель»: «В романе вскрыты негласные законы нашей жизни. Неутешительный факт: людям по-прежнему не чуждо стремление превратить других людей в своих рабов. Со времен восстания Спартака в этом смысле ничего не изменилось. Это беспроигрышный и надежный способ самоутверждения». О сюжетной линии бежавшей из Чечни пары геев Бугославская говорит, что она «соединяет в себе самые невероятные повороты, вступая в диалог одновременно с романом Ханьи Янагихары „Маленькая жизнь” и с сериалом „Секс в большом городе”».

8. Скандал в гаррипоттеровском сообществе: после публикации трейлера второй части фильма «Фантастические твари и где они обитают» выяснилось, что змея и крестраж Вольдеморта Нагайна когда-то была женщиной — на нее была наложена особая порча, которая со временем превратила ее в змею навсегда. В твиттере у Джоан Роулинг спросили за Нагайну — писательница сказала, что придумала это не только что, а с самого начала и просто до сих пор скрывала. Фанаты поворчали, что Роулинг в очередной раз задним числом меняет собственный канон, но тут в дело вступил расовый вопрос. Будущую Нагайну сыграла корейская актриса Клодия Ким — и в многочисленных публикациях (тут, тут и тут) Роулинг припомнили, что небелые люди у нее всегда были представлены кое-как — на вторых ролях или стереотипно; что она как-то неправильно отреагировала на решение сделать Гермиону черной в спектакле «Гарри Поттер и проклятое дитя» (с энтузиазмом, но с каким-то неправильным энтузиазмом); и вот, значит, теперь она и кинопродюсеры не нашли ничего лучше, как превратить кореянку в адскую змею, которая в основной поттериане никаких симпатий не вызывает.

Я бы осторожно предположил, что основная проблема тут кроется не в расизме, а в желании бесконечно монетизировать собственное гениальное творение.

9. В отсутствие Нобелевской премии-2018 критики The New York Times скучают и обсуждают Нобелевскую премию как таковую. Они не без удивления признаются, что премии им не хватает («Только я хотела заявить, что она мне безразлична, и согласиться с Адамом Киршем, назвавшим Шведскую академию литературным Политбюро, как посмотрела на свои книжные полки, а там Кэндзабуро Оэ, а под ним Ясунари Кавабата, а рядом Генрих Бёлль», — Парул Сегал); недоумевают по поводу декларированного больше века назад «идеального направления» («Комитет, который в 1907 году присуждает премию Редьярду Киплингу, явно понимает идеализм иначе, чем комитет, в 1964-м присуждающий ее Жан-Полю Сартру», — Дженнифер Шалаи); расходятся в оценке лауреатства Боба Дилана («Они признали то, что мы уже давно чувствовали: Дилан — среди самых подлинных голосов Америки, создатель столь же смелых и задевающих нас образов, как Уолт Уитмен и Эмили Дикинсон», — Дуайт Гарнер); выясняют, кого из великих обиднее всего премией обделили (Ибсена, Джойса, Толстого, Бишоп); разумеется, рассказывают, кого бы наградили они сами (Луиза Глик, Кормак Маккарти, Маргарет Этвуд, Ласло Краснахоркаи, Нгуги ва Тхионго, Йоко Тавада).

10. В The Times Literary Supplement Уилл Тош пишет об Альфреде Эдварде Хаусмене — поэте-эдвардианце, авторе великого сборника «A Shropsire Lad» и одном из крупнейших английских филологов-классиков. Здесь говорится о частной жизни поэта, о которой он мало распространялся (эта скованность, ощущение чего-то большего за скудными намеками ощущалась и в его стихах). После его смерти она стала предметом обсуждения: брат покойного Хаусмена написал о нем статью, в которой рассказывал о многолетней дружбе поэта с одноклассником Мозесом Джексоном — это были сложные отношения, которые Тош ставит на одну доску со скрупулезной реконструкцией фрагментов латинских текстов, прославившей Хаусмена как филолога. Хаусмен, судя по всему, любил Джексона, но боялся сказать ему об этом; Джексон впоследствии уехал в Индию (и Хаусмен записал свои воспоминания о том, как пароход друга удаляется из виду), женился и умер. Хаусмен отозвался на его смерть стихотворением, исполненным глубочайшего горя — но вообще именно отъезд друга стал причиной хаусменовского поэтического расцвета: за девять лет после этого события он написал две трети своих стихотворений (всего их было 197). Эти тексты росли из личных, порой нарциссических переживаний, но они показались родственными джентльменам английского fin-de-siècle и «утешали их между англо-бурской и Первой мировой войнами». В целом личность Хаусмена, пишет Тош, остается загадочной — хотя о его личной жизни после смерти Джексона известно довольно много, и Тош пеняет биографу поэта Эдгару Винсенту на то, что в своем тексте он старательно избегает упоминаний о последующих романах Хаусмена.

11. Эмиратская англоязычная газета The National рецензирует антологию «Марракеш-нуар» — новую книгу в серии издательства Akashic Books, которая собирает мрачные и криминальные истории о городах мира (из арабского мира до этого были «Бейрут-нуар» и «Багдад-нуар», московская и петербургская антология тоже имеются). «Самый модный город Марокко», по словам Марсии Линкс Куэйли, дает повод для разнообразного юмора — от эксцентрической комедии до тонкой иронии. В марракешской антологии не очень действуют законы жанра, по сути голливудские: составитель Яссин Аднан выбирает более тонкий подход. В этих рассказах, переведенных с арабского, французского и голландского, «преступления под стать городу, где баснословное богатство и нищета живут бок о бок. Женщины здесь облапошивают мужчин, молодые стариков, гиды туристов; все пытаются обмануть всех». Куэйли называет самые заметные рассказы антологии и замечает, что познакомиться с городскими преступниками — лучший способ узнать город.

Читайте также

Гибридные пирожки, история высокомерия и приключения норвежца в России
Лучшее в литературном интернете: 9 самых интересных ссылок недели
18 февраля
Контекст
Как получить Букер
Пять советов писателю
17 августа
Контекст
Репутационные риски
Скандал как часть литературного процесса
13 сентября
Контекст