Кажется, впервые за всю двенадцатилетнюю историю «Большой книги» у премии получилось выдать на-гора логичный и последовательный список лауреатов. «Большая книга» не «Букер». Тут вместо компактного жюри большая Литературная академия, которая не обсуждает за кулисами, кому дать, кому не дать, а голосует сердцем. Заговор, сговор, переворот и мятеж практически исключены. И тем не менее итоги этого года выглядят прямо четким посланием. Когда-нибудь, много лет спустя, юный историк отроет в интернете список награжденных из далекого 2017 года, обнаружит в нем двух Ильичей (Брежнева и Ленина), одного Петровича (Катаева). Он задумается над тем, что именно интересовало тогда (то есть сейчас) россиян, и ответ придет в голову сам: этих далеких предков болезненно интересовала их история — как далекая, так и близкая. Они учились о ней говорить. В год юбилея самого сложного и спорного события в тысячелетней жизни России общество окончательно отдалось страсти к истории. Все три книги, каждая по-своему, ее удовлетворяют — и экспериментальными, и вполне традиционными методами. А заодно каждая из книг фиксирует определенный тренд.
Бронза
«Город Брежнев» Шамиля Идиатуллина — об истории относительно недавней: Брежнев (сейчас Набережные Челны), 1983 год, Советскому Союзу и устоявшемуся укладу жизни осталось недолго, но об этом еще никто особо не подозревает. Юный герой взрослеет, проходя через все соответствующие его молодости испытания. Роман не советский и не антисоветский, тут просто показана эпоха. В начале 1990-х о Советском Союзе вспоминали исключительно в негативном контексте. В нулевые СССР было принято истерично любить. Теперь вроде как должно настать время более взвешенного подхода, и его предлагает Идиатуллин.
Не о глобальном надо говорить, а о частном. Он рассказывает личную историю, которая одинаково нравится и взрослым (они хвалят роман за точно переданные подробности эпохи, включая описания звуков, запахов, ощущений), и не очень взрослым (для них есть роман о подростке с подробностями подростковой жизни в диковинном мире одновременно узнаваемой и далекой страны). Это коробочка с личными воспоминаниями, которую Идиатуллин отрыл на чердаке и которой он делится с читателями. Вместо большой истории — личная память. Это важный тренд нынешнего года.
Серебро
Когда награду дают биографии, то всегда возникает законный вопрос: а кого, собственно, — автора книги или ее героя. Под чье обаяние попали литературные академики? Надо отметить, что «Большая книга» — самая благосклонная к биографическим работам премия, в большей части сезонов в тройку призеров всегда попадала какая-нибудь биография. В пешем бою против романов у биографий есть свои преимущества и недостатки. Главный бонус мы только что упомянули: на членов жюри давит магия имени классика, о котором написана книга, и тяжесть юбилейной даты. Но и минусов много.
У биографии, особенно если это книга из серии «Жизнь замечательных людей», есть свой определенный канон, подразумевающий простое изложение фактов из жизни подопечного гения. Даже блестящему стилисту здесь негде разгуляться, языковые эксперименты не приветствуются. Сюжетные находки тоже не помогут: финал биографии так или иначе хоть немного, но известен. Совершить серьезное открытие, связанное с жизнью героя, сложно. Во-первых, про известных персонажей все революционное и так давно открыто. Во-вторых, авторы биографий все-таки не филологи и историки, а прозаики и журналисты, у них нет ни сил, ни инструментов, чтобы играть в литературоведческого Индиану Джонса. Все, что остается, — это сочинять тщательную биографию, помещать автора в контекст, доказывать его актуальность, стараться не лажать.
Сергей Шаргунов некоторые высоты стиля в своей книге о Валентине Катаеве показывает, демонстрируя свое умение сочинять безглагольные предложения, причем, на удивление, длинные: «Пестрая, шумная, многоязычная: библиотеки, читальни, театры, рестораны, обилие журналов и газет, постоянные гастролеры, знаменитый университет». Но в остальном тут самое интересное — это как раз помещение автора в собственно шаргуновский контекст. Об этом, кажется, все уже пошутили: у Катаева сложная биография и у Шаргунова к его 37 годам тоже не самая простая; Катаев била жизнь и Шаргунова била жизнь; Катаева возносила и Шаргунова вознесла; Катаев колебался вместе с линией и Шаргунов успел поколебаться. Примеривание на себя исторических масок — важный тренд этого года.
Золото
«Ленин. Пантократор солнечных пылинок» вроде как тоже биографический текст. Однако все, что было написано выше про преимущества и недостатки биографий, никак нельзя отнести к работе Льва Данилкина. Во-первых, на мой взгляд, личность и дата тут скорее мешали. Ленин не писатель, фигура, мягко говоря, неоднозначная, сильных бонусов не дает. Дату и государство, и общество тоже отмечают как-то вяло. Но важно другое: во-вторых (и в-главных), книга Данилкина как раз экспериментаторская, канон нарушен, растоптан, обесчещен. Тут есть свой стиль, свой язык, и, несмотря на то, что о Ленине мы знаем вроде бы и так много, здесь интересен сюжет.
Тут проведена колоссальная работа по вытаскиванию Ленина из того контекста, в котором он находится в нашем сознании. Ленина вынесли из Мавзолея, сняли с памятника, убрали с денег, дали ему телесность. А теперь давайте посмотрим, какой он. Эксперимент уникальный — это перезагрузка, стирание памяти и замена ее новой. Ленинская эпоха объясняется через современные, понятные всем образы. Явлениям и людям в наше время обнаруживаются смысловые пары: так понятнее и так ближе. Сопоставление истории и сегодня — тренд года. Правда, пока получилось только у Данилкина. Скажем, у Быкова в «Июне» не очень вышло.
На слабые места работы Данилкина ему регулярно указывают. Его Ленин — это действительно его Ленин. Он рассказывает о нем то, что он хочет, избегая тех мест, про которые автору говорить сложно или не хочется. Брать от истории только то, что подходит, тоже современный тренд. И избегание трактовок опять-таки тренд. Но Данилкин не историк, о чем честно рассказывает на встречах с читателями и что повторил после вручения. Его «Пантократор» в первую очередь, наверное, все-таки очень хорошая художественная проза, которая скрывается под маской тщательно подготовленной биографии. Такого тренда пока нет. Но стоит завести.