Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Буквально несколько дней назад я подслушал разговор великого киноведа и великого сценариста, обсуждавших Михаила Ромма. «У него была фантастическая „ноздря“, он чувствовал талант абсолютно», — сказал один из них. Мой текст не о кино, но удержаться от неизвестного мне ранее выражения, необыкновенно емкого и точного, очень важного для слов об Ольге Морозовой, я не смог.
В воскресенье на Ваганьковском кладбище в Москве прощались с Ольгой Морозовой — легендарным издателем, одним из тех, кто сформировал стиль российского книгоиздания. Наверное, не найти русскоязычного читателя, следившего за качественной литературой на протяжении последних пятнадцати и более лет, у которого в домашней библиотеке не было бы книг издательства «Независимая газета» или, собственно, «Издательства Ольги Морозовой». В России просто не существует просвещенных людей, которые не читали бы книги, впервые вышедшие по-русски в издательствах, которыми руководила Ольга.
Если говорить об Издательнице Морозовой, то «ноздря» у нее была безусловно фантастическая. Она каким-то совершенно безошибочным чутьем улавливала, что именно надо издавать, права на какие книги необходимо покупать, что будут читать завтра, а что нужно сегодня. Уверен, что все немногие, кто уже написал про Ольгу или еще напишет, упомянут эту ее способность.
Фаулз, Паасилинна, Хобсбаум, Оден, Мураками, Рейфилд, Гор, Волос, Милош, Макьюэн, Ишервуд и многие и многие другие были открыты у нас Морозовой. Даже если она была не первым русским издателем какого-то автора, то впервые знакомила читателей с какой-то новой стороной его творчества: тут и лекции Набокова, и блистательные «Лондон» Акройда и «Стамбул» Памука, ну а «Гений места» стал настольной книгой своего десятилетия, абсолютным бестселлером, который продается и читается до сих пор. В ее русском «портфеле» лежали Искренко, Кенжеев, Цветков, Битов, Соломон Волков — всё книги очень своевременные и «попавшие в нерв» российского читателя. Андрей Битов, например, был благодарен Ольге за издание «Вычитания зайца. 1825», которую считал очень важной. Великолепное издание «Посмертных записок Пиквикского клуба» с комментариями Шпета долго не распродавались. Наверное, бухгалтеры «Независимой газеты» пеняли на это главному редактору книжного издательства, зато спустя двадцать лет они стали не меньшим дефицитом, чем оригинальное издание «Академии», выпущенное в 1934 году.
Ольга вообще умела делать книги. Визуальное оформление книг, макет — все было совершенно новаторским. В начале 1990-х так оформленных книг просто не существовало. Сейчас может показаться, что обложки у них слишком яркие, но вспомните, как выглядели книги тридцать лет назад. Главное, что еще даже не видя названия издательства и имени автора, читатель с почти стопроцентной гарантией определял по обложке, что книга имеет отношение к продукции Ольги Морозовой.
На удивление немногое можно найти про нее в сети. Несколько очень старых интервью, рецензии — тоже совсем не новые. Издательство, а точнее издательства, а еще лучше — издательский почерк, который прослеживается во всех местах деятельности Морозовой, сформировались еще в доинтернетную эпоху. Нынешние «исследователи книжного рынка», как правило, заняты лишь написанием автофикшна под названием «Моя роль в российском книгоиздании и книготорговле». Уверен, что когда-нибудь серьезный исследователь книгоиздания в России последних двух десятилетий ХХ века посвятит ей не одну страницу. Но нынешние, скорее всего, не вспомнят.
Мне повезло, я знал Морозову более 25 лет. За четверть века у нас были разные периоды — мы то часто общались, то редко, но я всегда считал Ольгу другом и единомышленником. За это время она создала издательство «Независимой газеты», которым руководила с первых дней, с 1991 года, и вывела его в лидеры — пусть не по обороту, но по значимости для издательского мира. После ее ухода издательство затухло и, кажется, больше ничего стоящего не выпустило. Ее уход из «Независьки» — один из первых случаев противоречия между собственником книжного бизнеса и основателем издательства, говоря словами Анри Шифрина, «душой издательства». Изгнав дух, собственник не смог возродить издательство, никакой бюджет уже не помог.
В 2005-м Ольга основала свое «именное» независимое издательство. Недолгое время руководила «Иностранкой» и «КоЛибри», импринтами «Азбуки». От этого времени осталась серия «Уроки русского» с Анатолием Гавриловым, Купряшиной, Байтовым и многими другими. Для нее это был очень трудный период — ей, свободной, непривычно было работать в большом концерне. Казалось даже, что она эмоционально истощена. Но все участники рынка, встречавшиеся, например, на ярмарке Non\fiction, не очень следили за карьерными пертурбациями друг друга. Морозова всегда была Морозовой — со своим стилем, безупречным книжным вкусом, пристрастиями.
Она никогда не лезла вперед, не стремилась пожинать лавры, не была высокомерна, сносила обиды безмолвно и с достоинством. Вообще тогда, до середины 2010-х, для российского книгоиздания было достаточно романтическое время. Издатели еще не очень переманивали/перекупали авторов; были случаи переходов, но они воспринимались с легкой брезгливостью. Ольга так и не смогла встроиться в новый мир корпораций и больших издательств и заняла свою небольшую, но образцовую нишу переводной литературы. Книги для нее были важнее экономических показателей, она не зарабатывала на них, а служила им.
Издатель Ольга Морозова была удивительным человеком, в ней сочетались вещи, на первый взгляд несовместимые. Большая, немного грузная, немного сутулая женщина, не очень модно одетая (несмотря на то, что издатели уже стали модно одеваться в духе свободного богемного стиля), в нелепых очках, с несуразной большой сумкой, со следами ослепительно красной губной помады на тонких сигаретах, громким смехом, слегка хриплым голосом... И с безупречными книгами, которые были любимы «широким кругом читателей», тонкими и умными, безукоризненно изданными. Ольга всегда тем не менее была в центре внимания. Стенд ее издательства всегда был непохож на другие, оформленный минималистично, без стопок книг, с обязательной корзинкой с конфетами, маленькими леденцами в прозрачных обертках (ничтожная подробность, но о конфетах вспоминают почти все, кто бывал на Non\fiction). Ольга умела удивлять: однажды посреди какого-то отраслевого банкета среди танцующих грандов российского книгоиздания она неожиданно, без предупреждения и вроде какого-то смысла, легко, грациозно села на шпагат! Все внимание тут же переключилось с королей индустрии, руководителей концернов, на нее — независимого издателя.
Действительно, как она выбирала авторов? Почти не зная иностранных языков, она всегда привозила с ярмарок из Франкфурта, Лондона, Парижа контракты на книги неочевидные, но всенепременно становившиеся бестселлерами как в России, так и за рубежом. Чутье? Безусловно! Его нельзя описать как метод, как технологию. Но еще Ольга всегда была очень внимательна к переводчикам, подолгу разговаривала с ними, расспрашивала, интересовалась новинками — что нравится, что читают.
На самом деле я преступно мало знаю об Ольге Васильевне, как она пришла в «Независимую», где работала до 1991-го, где училась. На «Горьком» не вышло интервью с ней, я не успел расспросить ее о по-настоящему важных вещах. При встречах мы обсуждали какие-то книжные дела, новости, слухи, новые книги. Разговоры были простыми, но глубокими.
Народу на похоронах было немного, пришли далеко не все, кто был знаком с Ольгой, — кто-то не знал о ее кончине, кто-то не смог. Слава Богу, не было официальных венков и чиновников, коих всегда много на Ваганьковском кладбище. Банально, но всегда, глядя на покойного, невольно убеждаешься в том, насколько тело усопшего не похоже на живого человека, полного энергии, желаний, эмоций, которого ты знал. Узкие губы, тонкий нос — другое лицо.
Ольга служила книгам, и поэтому от нее осталось намного больше, чем кажется. Больше, чем просто память семьи и близких друзей. Множество книг в домашних библиотеках, хозяевам которых имя издателя, быть может, ничего не скажет. Но эти книги есть, а без Ольги их могло и не быть вовсе. Именно такой, наверное, должна быть память об издателе — книги!