Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
— Расскажите, пожалуйста, когда и как возник ваш интерес к русской культуре, литературе и Черткову?
— Это произошло в детстве. У меня сохранилось старое итальянское издание «Войны и мира», которое читала моя мама, когда ей было всего лет семнадцать. Любовь к русской литературе наполняла атмосферу нашей семьи. Мы жили тогда на юге Италии, в отдаленной местности, где русские существовали лишь на страницах романов и в нашем воображении. Первого русского человека я увидела в университете, после того как поступила на славянскую филологию.
Как дошла до Черткова — это длинный рассказ. Его имя в моих исследованиях появилось впервые в ходе работы над диссертацией, посвященной роману Сергея Степняка-Кравчинского «Штундист Павел Руденко». В Лондоне я нашла несколько изданных Чертковым сборников о русских религиозных диссидентах, в том числе — о штундистах. Как ни странно, первая (и, наверное, единственная) рецензия на эту книгу была написана женой Черткова и опубликована в его журнале «Свободное слово».
Однако мой интерес к Черткову идет не от Степняка-Кравчинского и не от штундизма. Только потом я поняла, что могу замкнуть круг: через Черткова и его интереса к штундистам я вернулась к теме диссертации. Я стала интересоваться Чертковым, когда прочитала биографию Толстого, написанную Виктором Шкловским. Небольшой раздел в ней посвящен Черткову, и именно одно предложение вызвало мое любопытство и желание узнать больше об их связи. Помню даже наизусть: «Мы должны уважать волю Толстого, который так уважительно относился к Черткову».
Помню, что сразу же обратилась к Галине Галаган, известному толстоведу. Она мне посоветовала прочесть книгу толстовца Михаила Муратова, но предупредила, что работа эта огромная (Толстой и Чертков написали друг другу почти две тысячи писем и телеграмм) и чрезвычайно сложная. Несмотря на ее предупреждение, я решила написать монографию.
— Ваша книга называется «История одной одержимости. Лев Толстой и Владимир Чертков». Расскажите, почему она так названа. Я имею в виду первую часть заголовка.
Роберта Де Джорджи. Фото из личного архива
— На итальянском это звучит так: Storia di un’ossessione. Я советовалась с друзьями, и они согласились, что перевести эту часть заголовка на русский нелегко. Признаюсь: заглавие меня не удовлетворяет до конца. Я люблю другое название, которое, к сожалению, уже использовала для моей первой книги о Черткове, вышедшей в 2012 году: «Друг Толстого».
В определенном смысле название книги касается и моей жизни. Я работала над ней много лет. Поэтому эта одержимость — уже моя одержимость Чертковым. Но к этому слову надо относиться положительно: если бы у Черткова не было одержимости, возможно, не было бы и полного собрания сочинений (1928–1958) Толстого. Возможно, не было бы и моей книги.
Заглавие может звучать ненаучно, в какой-то момент я даже начала думать над сменой названия, однако издатель, который выпустил мою книгу, одобрил его, найдя в нем привлекательность для читателей. Del Vecchio Editore — небольшое, но высокопрофессиональное издательство, а его сотрудники — особые люди, питающие интерес к философии толстовства, и суть моей работы им была близка.
Книга успешно продается. Мне даже пишут читатели, которые не занимаются Толстым и вообще наукой. Они хотят знать очень частные детали жизни Черткова, которые мне самой неизвестны. Спрашивают про Софью Андреевну, про завещание Толстого и, конечно, про его учение о непротивлении злу насилием. Название влияет на популярность книги. Но конечно, прежде всего влияет имя Толстого. Мне также писал один священник, который предложил вместе создать пьесу о Толстом и пацифизме.
— Мать Владимира Черткова была яркой участницей пашковского движения. Оказали ли влияние ее религиозные взгляды на сына? Был ли Толстой подвержен влиянию этого учения?
— Движение пашковцев в России зародилось с приездом Гренвиля Редстока в Петербург в 1874 году. Сохранилась автобиография Черткова в разных редакциях, где он пишет, что после того, как он покинул армию (в 1881 году) и познакомился с Толстым (в конце 1883 года), он уже далеко ушел от редстокизма, говоря, что не мог найти в нем то, чего искал.
Когда у Черткова возникла идея издавать журнал для народа, он хотел подражать религиозному журналу пашковцев «Русский рабочий». В то время пашковцы издавали нравоучительные рассказы и брошюры, которые Чертков хорошо знал, когда изменил свои планы и вместо журнала основал издательство «Посредник», просуществовавшее с 1884 по 1935 год.
Толстой не особенно любил издания пашковцев, и об этом прямо пишет в «Речи о народных изданиях». Помимо этого, однажды в журнале «Русский рабочий» Чертков нашел короткий рассказ под названием «Дядя Мартин» и, решив, что имя автора утрачено, предложил Толстому переработать его. Так родился текст «Где любовь, там и Бог», который, как потом выяснилось, оказался неосознанным плагиатом — автором оригинального рассказа Le pere Martin был Рубен Сайян. Но эта история уже давно известна.
Касательно Толстого и русских религиозных диссидентов. Он был с ними в контакте, слушал их, разговаривал с ними, с некоторыми состоял в переписке. В трактате «Так что же нам делать?» он сам признал свой долг перед Василием Сютаевым и Тимофеем Бондаревым. Толстому было приятно видеть, что очень простые люди, каковыми по большей части являлись русские религиозные нонконформисты, жили по тем евангельским принципам, которые он распространял. На этой основе произошла его знаменитая встреча с духоборами, которые его поразили своим реальным применением пацифизма. В жизни Толстого русские религиозные диссиденты оставались l’espace d’un matin.
— В России Черткова изучал Георгий Ореханов, автор книг «Жестокий суд России: В. Г. Чертков в жизни Л. Н. Толстого» и «Лев Толстой. „Пророк без чести“. Хроника катастрофы». Были ли вы знакомы с автором?
— Да, я была с ним знакома и писала рецензию на первую упомянутую вами книгу. Это очень интересная, серьезная работа, он долго работал в Государственном музее Толстого и в РГАЛИ. Нас связывала научная дружба, объединяющим звеном которой был Чертков. Я ему очень благодарна за то, что в свое время он прислал мне собственное описание фонда Черткова в Государственном музее Толстого. Это было очень щедро с его стороны. Несмотря на то что наше отношение к Черткову противоположное, это никак не препятствовало нашей научной дружбе.
— О Черткове в жизни Толстого писали и другие исследователи. Почему понадобилась еще одна книга?
— Начну с того, что я не считаю, будто моя книга ставит окончательную точку в этом вопросе. Я бы хотела работать над ней еще лет десять, но наступает момент, когда нужно себе говорить: все, стоп. О Черткове и Толстом уже писали до меня.
Первая книга по теме была написана Михаилом Муратовым в 1934 году по инициативе жены Черткова. Можно ее назвать «книгой на заказ». Дело в том, что в опубликованной ранее на английском языке биографии содержались нападки и клевета на Черткова. Возникла потребность в реабилитации.
Муратов не дает личных оценок, никого не обсуждает и часто скрывает моменты, когда между Толстым и Чертковым случались ссоры. Это достаточно сухая хроника их отношений, намеренно задуманная для того, чтобы оправдать Черткова и подчеркнуть посредством документов действительное значение, которое он имел в жизни и творчестве писателя.
Нам пришлось подождать более пятидесяти лет, прежде чем вышло новое исследование на эту тему. Я имею в виду книгу Александра Фодора, которая знаменует собой начало медленной и осторожной переоценки Черткова в различных ролях, которые он сыграл, и в его великой заслуге распространении на Западе учения Толстого о непротивлении злу насилием. Фодор стремится создать вокруг Черткова ореол таинственности — например, с помощью апокрифа о том, что он был незаконнорожденным сыном Александра II. Еще он пишет о предполагаемой гомосексуальности Черткова, о его гипотетических связях с большевиками и так далее. Помимо сильного воображения, он был первым человеком, который создал положительный образ Черткова в жизни Толстого.
Два новых исследования были написаны с небольшой разницей во времени. Первое, за авторством уже упомянутого отца Георгия Ореханова, является частью его более широкого исследования отношений между писателем и православной церковью. Здесь Чертков представлен вполне определенно как тот, кто воспрепятствовал возможному сближению Толстого с церковью перед смертью.
Затем выходит монография Александры Поповой — важное исследование на основе архивных документов, но написанное под влиянием известных предубеждений о Черткове, переданных читателю прямо в названии, которое по-русски звучит как «Лжеученик Толстого». Со своей стороны я просто очень хотела, чтобы читатели познакомились с Чертковым без бесконечной его демонизации.
Меня до сих пор поражает, что основным импульсом деятельности Черткова была любовь к Толстому. Конечно, Чертков был властным человеком, но он не преследовал корыстных целей в общении с писателем. В фонде Черткова в Государственном музее Толстого я читала воспоминания его слуг. Они описывают его как кроткого и доброго человека.
Мы должны быть благодарны Черткову, и не только потому, что он издал полное собрание сочинений Толстого, но и потому, что он передал много подробностей о жизни писателя, которые иначе бы потерялись. Например, возьмем маленькую брошюрку «О последних днях Толстого», над которой Чертков работал, когда Лев Николаевич умирал. Здесь он свидетельствует, что правая рука умирающего продолжала писать.
— Ваша книга вышла после 24 февраля 2022 года. В связи с этим были какие-то проблемы с ее изданием и распространением?
— Нет, никаких. Наоборот, сейчас в Италии много пишут про Толстого и переводят его. Меня часто приглашают на радио, на телевидение. Сейчас наблюдается повышенный интерес к пацифизму Толстого. У меня была даже идея перевести статьи и рассказы Толстого пацифистского характера на итальянский язык и предпослать книге некоторое введение.
Весной этого года я организовала конференцию в университете города Удине, в котором я преподаю. Она называлась «Лев Толстой и рождение пацифизма в России». Вы даже не представляете, сколько пришло людей. Я сама была этим удивлена. На конференцию даже приехало наше национальное телевидение.
— Как долго вы работали над книгой? Она была написана в рамках реализации какого-то гранта?
— Работа над книгой велась больше десяти лет. Это обусловлено тем, что я, живя в Италии, приезжала в Россию каждый год на два или три месяца, не больше. Чтобы написать что-то новое, конечно, нужно было работать с фондами Черткова. При подготовке книги я регулярно получала финансовую поддержку от моего университета.
— Приходилось ли вам сталкиваться с трудностями в ходе написания книги? Возможно, были проблемы с доступом к источникам?
— В Москве находится несколько фондов Черткова. Один — в РГАЛИ; там у меня не было проблем, работа в этом архиве шла хорошо. Второй находится в Отделе рукописей РГБ. До меня в этом фонде работало очень мало исследователей. Я часто была первой, кто подписывался в листе ознакомления с документами. Там работалось очень хорошо, это идеальное место для ученых во всех отношениях. В этом фонде письма Толстого к Черткову хранятся только в виде копий, поэтому бывает сложно читать их, часто текст стерт.
Оригиналы этих писем находятся в Государственном музее Толстого, в фонде №1. Здесь сложнее работать — из-за не совсем удобного графика работы самого музея и из-за ограничений в максимальном количестве документов, которое можно получить одновременно. Очень много времени я провела в библиотеке Толстого при ГМТ: там всегда мне помогали и выдавали все необходимое для исследования — старые издания, редкие книги, газетные вырезки, периодические издания, ценные библиографии... Я считаю это место своим домом в России и, если можно, хочу выразить Валентине Степановной Бастрыкиной и всему ее коллективу свою искреннюю благодарность.
— Возник ли интерес к вашей книге в России? Планируется ли издание на русском языке?
— Сейчас готовятся рецензии на мою книгу для российских научных журналов. Конечно, я бы хотела, чтобы она вышла в России, это мечта всех иностранных русистов. Мне было жалко переводить на итальянский те архивные документы, которые я публиковала впервые, не представив их на языке оригинала. Чертков жил со мной больше десяти лет, жил в нашей итальянской семье как близкий человек и собеседник. Думаю, нужно сделать так, чтобы голос «моего» Черткова прозвучал и на русском.
С рецензиями на книгу Роберты Де Джорджи «История одной одержимости. Лев Толстой и Владимир Чертков» можно ознакомиться здесь.