Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Европа теперь не имеет настоящего художника-писателя, кроме одного — Анатоля Франса.
Лев Толстой
Еще полвека тому назад французские критики задавались вопросом: читают ли еще Анатоля Франса? Вопрос этот едва ли не острее стоит и сегодня, и касается он не только читателей во Франции. Судьба писателя, получившего при жизни огромное признание и у себя на родине, и за рубежом, в том числе — в России, служившего художественным и моральным авторитетом первого ряда, оказалась неблагосклонна к нему после смерти — однако, думается, незаслуженно. Мы не найдем сегодня ни новых изданий его произведений, ни новых исследований его творчества. Между тем Франс заслуживает того, чтобы его вновь перечитали и, быть может, заново открыли непреходящую актуальность этого «писателя самого французского, самого парижского, самого изысканного», как назвал его некогда Марсель Кашен, редактор газеты «Юманите».
Жак Анатоль Франсуа Тибо, взявший псевдоним Анатоль Франс, родился в семье книготорговца и вырос среди книг и книголюбов, посещавших магазин отца. В девятилетнем возрасте он был отдан в католический коллеж св. Станислава, где учителя посчитали его ленивым и легкомысленным учеником. Он был, по замечанию биографов, наделен умом, отличающимся от большинства его сверстников, некоторые вещи, неожиданно для его возраста, понимал весьма глубоко, а некоторые, гораздо более простые, мог упускать из внимания. Удавались ему разве что сочинения. При этом юный Анатоль рано осознал свою незаурядность, хотя, казалось бы, школьные неуспехи мало способствовали такому осознанию. Мечтательность делала его глухим к наставлениям учителей. Он много читал, но нестандартность его мышления оказалась препятствием к сдаче выпускного экзамена — только в 1864 году, после нескольких провалов, он смог получить степень бакалавра. Позднее, в 1913 году, он напишет о себе: «Мечтательность руководила всей моей жизнью. Могу сказать, что мое существование — это только длящееся мечтание».
Быть может, поэтому Франс избрал, вопреки желанию семьи, путь не книготорговца, но литератора. Поначалу он пишет небольшие заметки в энциклопедические справочники и библиографические журналы, устроившись в издательство А. Лемерра, сочиняет рецензии и предисловия к выходящим книгам. А под влиянием первой влюбленности Анатоль обращается к сочинению стихотворений, входит в круг членов группы «Парнас», особенно сближается с Леконтом де Лилем. В 1870—1871 годы, отслужив в армии, приняв участие во Франко-прусской войне, Франс возвращается к занятиям литературой, выпускает поэтический сборник «Золотые поэмы» (1873) и драматическую поэму «Коринфская свадьба» (1876). Правда, эти сочинения пользовались лишь средним успехом, и сам Франс признавался позднее, что он творит не так, как настоящий поэт: «Поэты мыслят сразу стихами, я же сначала писал прозой и ее переводил в стихи».
К сочинению романов Франс обратился в зрелом возрасте, но быстро добился признания читателей и критики. Его роман «Преступление Сильвестра Боннара» (1881) получил в 1882 году премию Французской академии. Написанный в форме дневника, этот роман представил читателю близкого автору персонажа — забавного и трогательного старика-эрудита, проводящего свою жизнь в библиотеке, но убежденного, что «знание — ничто, воображение — всё». Сам Франс был человеком библиотеки и салона, любителем искусства, укрывающимся в книгах — в древней Александрии или живописном дореволюционном Париже, антикваром и коллекционером, но чем дальше, тем больше он вовлекается в общественные проблемы своего времени. Не случайно уже в этом романе писатель ставит вопрос о соотношении книжной культуры и жизни: акт человеколюбия потребовал от Боннара пожертвовать своей библиотекой, а «преступление» героя заключалось в том, что он помогает девушке-сироте сбежать из пансиона, где ее тиранили и обижали. В этом произведении проявились и особенности стиля Франса: сочетание иронии — порой мягкой и приятной, порой резкой и жесткой — и скептицизма по отношению к природе человека. Манера писателя близка вольтеровской, к тому же, подобно Вольтеру, он органически соединял в своем письме художественное воображение с философской рефлексией.
Известность Франсу принес не только роман. Его литературно-критические статьи в газете «Тан», хроника культурной жизни в журнале «Иллюстрированный мир» были не менее популярны среди читателей. Деятельность Франса на поприще импрессионистических эссе была высоко оценена другим известным представителем импрессионистической критики Жюлем Леметром: «Ум этого преосвященнейшего литератора, весьма искусного и изощренного, впитал всю интеллектуальную работу нашего века; я не знаю другого писателя, который отражал бы реальность сквозь такой богатейший пласт науки, литературы, предшествовавших впечатлений и размышлений».
Сочетая в себе романиста и публициста, литературного критика и коллекционера произведений искусства, завсегдатая литературных салонов и ученого, Франс являл собой удивительный пример человека, в равной степени наделенного любопытством к жизни и скептицизмом по отношению к природе человека, а в его письме встречались классическая ясность и изящное остроумие, интеллект и воображение, психологизм и сатиричность.
Закономерно, что в 1896 году писатель единодушно был избран во Французскую академию. Прославившись как литературный критик и романист, Франс тесно сдружился с молодым Марселем Прустом. Последний считал его своим «настоящим другом, знаменитым Мэтром», учителем, хотя и не подражал ему в своем творчестве. Свое первое сочинение Пруст напечатал у издателя Франса и попросил мэтра о предисловии. Кроме того, Пруст сделал Франса прототипом своего Берготта — персонажа романа «В поисках утраченного времени».
Основательно зная историю, Франс обращается в своих последующих романах то к Египту эллинистического периода («Таис», 1889), то к излюбленному XVIII веку («Харчевня королевы Гусиные лапы», 1892; «Суждения господина Жерома Куаньяра», 1893). При этом исторический материал у писателя неотделим от его размышлений над современностью, над вопросами нравственной роли религии, прогресса цивилизации. В философско-аллегорическом романе «Таис» важную роль играет философ-эпикуреец Никий, полагающий, что человеческие убеждения относительны, — а потому предпочитающий пассивное созерцание. В двух последних произведениях читатели вновь встречаются с персонажем, близким автору, — это мудрый любитель чтения, забавный и милосердный аббат Куаньяр, носитель философии, проникнутой «доброжелательной иронией», как говорит сам Франс. Ирония опять сочетается со скепсисом, сам Франс так характеризует своего героя: «Он был убежден, что человек по природе своей — очень злое животное и человеческие общества потому так скверны, что люди созидают их согласно своим склонностям». То, как аббат Куаньяр оценивает французскую жизнь XVIII столетия оказывается одновременно актуальной критикой современности: ему претят милитаризм, религиозный фанатизм, неправедное правосудие. При этом франсовский герой, как и автор, не приемлет революционных изменений: «безумие революции заключается в том, что она хотела утвердить на земле добродетель. А когда людей хотят сделать добрыми, умными, свободными, умеренными, великодушными, то неизбежно приходят к тому, что жаждут перебить их всех до одного». Парадоксально, что, с одной стороны, Франс питал ностальгию по прошлому и предпочитал XVIII век всем прочим столетиям, а с другой — доброжелательное отношение к доромантической Франции не означало решительного пассеизма писателя.
Тип размышляющего героя-скептика и эрудита настолько важен для писателя, что он возвращается к нему в тетралогии «Современная история» (1897–1901), в которую входят книги «Под городскими вязами», «Ивовый манекен», «Аметистовый перстень» и «Господин Бержере в Париже». Профессор филологии, любитель чтения Люсьен Бержере отличается от своих двойников-предшественников — Боннара и Куаньяра, —пожалуй, только отсутствием добродушия. Этот персонаж, по словам автора, «достоин сожаления, потому что умеет думать, а это большое несчастье». В книге переплетаются история общества, интриги вокруг вакантного кресла епископа и частная история крушения отношений в семье профессора. Кроме того, в роман вошли и размышления автора над делом Дрейфуса. Эта тетралогия — свидетельство того, что интеллектуал и эрудит Франс не отгораживается от социально-политических проблем своего времени.
Любопытно, как в личности Франса органично сплетались разные, казалось бы, даже противоположные тенденции. Став поначалу одним из главных учеников Леконта де Лиля, парнассцем-неоклассиком, отвергающим «грязный» натурализм, но заодно и символизм, Франс неожиданно оказался близок французским националистам. Морис Баррес и Шарль Моррас признавали во Франсе мэтра, отвадившего их от романтизма и натурализма. Моррас не раз повторял, что Франс «спас», «восстановил» французский язык. Каково же было удивление националистов, когда в 1898 году Анатоль Франс вошел в лагерь дрейфусаров, затем сблизился с социалистом Жоресом, стал членом Лиги прав человека, защитником пролетариата, антиклерикалом, пацифистом и, в конце концов, коммунистом. Он участвует в митингах, выступает перед рабочими, защищает свободу выборов. При этом он не испытывает восторга перед борьбой за политическую власть и сомневается в том, что жизнь людей улучшится в результате перемены правителей.
Пессимизм Франса со временем усиливается, что особенно проявилось в его философско-фантастическом романе «Остров пингвинов» (1908). «Шутовская хроника человечества», как называют этот роман критики, описывает разные стадии истории — древность, Средневековье, Возрождение, Новое время — сквозь сатирическую призму. Уже в предисловии в образе Жако-Философа Франс настраивает читателей на комически-гротескный лад: «Упомянутый Жако-Философ составил нечто вроде нравоучительного рассказа, где с большой комической силой были изображены разные деяния человечества; для этого рассказа он позаимствовал многие черты из истории своей собственной страны, своего народа». История цивилизации здесь начинается с ошибки: подслеповатый священник Маэль, приняв издали пингвинов за людей, крестил их, вызвав смятение на небесах и заставив превратить этих животных в человеческое общество. В результате жизнь в Пингвинии оказывается бесконечно повторяющейся «историей бедствий, преступлений и безумств».
Один из лучших романов Франса — роман «Боги жаждут» (1912), действие которого происходит в годы торжества якобинской диктатуры — 1793–1794. Писатель осмысляет в нем проблему революционного насилия. Главный герой романа — художник Эварист Гамлен, поначалу добрый человек, бескорыстный служитель революционных идеалов, убежденный противник предателей и спекулянтов, став членом революционного трибунала, превращается в жестокого фанатика. В стране воцаряется атмосфера подозрительности, растет число доносов, без конца выносятся смертные приговоры — и во всем этом участвует Гамлен, не щадя даже своих родных. В конце концов он сам гибнет в атмосфере террора. Франс сопоставляет религию и революцию, показывая, что «якобинцы водрузили на место Иеговы своего якобинского бога». Подобная лжерелигия оборачивается не любовью к человеку, а ненавистью к нему. В романе вновь возникает персонаж, близкий Сильвестру Боннару или Люсьену Бержере, — аристократ Бротто, умный, образованный философ-эпикуреец, не приемлющий фанатизма и жестокости. Но и ему суждено погибнуть, побеждает в революции только темная толпа. Последний роман писателя — «Восстание ангелов» (1914) — подхватывает мысль о том, что революционный переворот, установление новой власти не избавляют мир от тирании.
Анатоль Франс был далек от писательской манеры Виктора Гюго, но, пожалуй, близок ему своей общественной активностью, постоянным откликом на политические события современности. Писателю был чужд грубый натурализм Золя, но он был первым, кто подписал манифест Золя «Я обвиняю», направленный на защиту Дрейфуса. Поначалу охваченный милитаристским энтузиазмом, он призывал соотечественников к участию в Первой мировой войне, но очень скоро изменил свою позицию, сожалея о написанном ранее. В 1916 году Франс выступил против геноцида армян, произнеся речь в Сорбонне со словами: «Армения умирает. Но она возродится. Малое количество крови, которое ей осталось, — это драгоценная кровь, из которой родится героическое будущее». Он приветствовал Октябрьскую революцию 1917 года в России, в 1920 году стал членом французской коммунистической партии, но в 1922-м выразил протест против судов над эсерами, начавшихся в советской стране, за что оказался отлучен от сотрудничества с коммунистическими газетами, да и сам стал держаться в стороне от политических союзов. В последние годы жизни он обращается к мемуарной прозе («Маленький Пьер», «Жизнь в цвету»), воссоздавая время своего детства, испытывая «наслаждение — перевоплощаться в мальчика и юношу, которых давно уже нет».
В 1921 году Франс получил Нобелевскую премию по литературе за «блестящие литературные достижения, отмеченные изысканностью стиля, глубоко выстраданным гуманизмом и истинно гальским темпераментом».
Когда ему была присуждена Нобелевская премия, Анатоль Франс был объектом единодушного восхищения. Но уже в 1922 году сочинения писателя были включены в католический «Индекс запрещенных книг». А еще через два года сюрреалисты набросились на него с такой острой критикой, что даже отказывались называть писателем. И все же им не удалось зачеркнуть заслуги Франса и то безмерное уважение к нему, которое испытывали многочисленные читатели. Не случайно, объявляя о смерти писателя 12 октября 1924 г. в Палате депутатов, тогдашний ее глава Поль Пенлеве сказал: «Сегодня ночью упал уровень интеллекта всего человечества», — а когда Франса хоронили, его провожало столько же людей, как и на похоронах Виктора Гюго.