Сюжет Центральный сюжет крутится вокруг «Пленки Нэвидсона»: прославленный фотограф, пулитцеровский лауреат Уилл Нэвидсон, который слишком много времени уделял работе, переезжает со своей женой Карен и двумя детьми из Нью-Йорка в тихий уголок Вирджинии, чтобы наладить семейные отношения. Поскольку отлучаться от семейного очага не положено по заветам психотерапии, Уилл придумывает проект на месте: развешивает по всему дому камеры, чтобы затем смонтировать идиллическую документалку. Но довольно быстро выясняется, что в новом доме есть куда более интересный объект, — сам дом. Семья Нэвидсонов случайно обнаруживает, что пространство внутри него больше, чем указывают внешние размеры. Между комнатами появляется темный коридор, уходящий неизвестно куда. Уилл решает исследовать аномалию и собирает целую экспедицию. Все участники пожалеют об этом, а в результате вместо семейной идиллии появится фильм под названием «Пленка Нэвидсона». Эту историю читатель узнает от Дзампано, старика, который написал подробнейший комментарий к «Пленке Нэвидсона». Точнее, эту историю читатель узнает от Джонни Труэнта — тату-мастера, который проводит жизнь в безумных вечеринках, влюбляется в стриптизершу и на свою голову находит в доме Дзампано рукопись, поработившую его разум. Труэнт пишет пространный комментарий к комментарию Дзампано, рассказывая о своей жизни куда больше, чем о прочитанном.
Жанр Если ориентироваться на основной сюжет «Дома листьев», то это классический хоррор: семья въезжает в дом, где часто менялись владельцы, и замечает, что с домом что-то не так… Но это только один из уровней. Следующий уровень (комментарий Дзампано) — изощренная постмодернистская шутка, которую можно считать сатирой на современную академическую критику. Следующий (комментарий Труэнта) напоминает о битнической литературе — с наркотиками, сексом, подробным пересказом галлюцинаций и детских воспоминаний, упакованных в форму, готовую для кушетки психоаналитика. Все вместе — роман-конструктор или даже роман-квест. А еще, как ни странно, в центре всего этого безумия — романтическая история любви. И это только в общих чертах.
Рассказчики Главное свойство сложносочиненного и еще более сложно организованного романа Данилевского в том, что при целом ансамбле повествователей (а кроме главных героев и комментаторов, в тексте появляется еще толпа экспертов и свидетелей разного толка), ни на одного из них нельзя положиться. Нэвидсон и его команда снимают фильм о параллельном пространстве в странном доме, в этом пространстве полная темнота, непонятные звуки, и, похоже, оно постоянно меняется. Никто не может подтвердить или опровергнуть, является ли «Пленка» документальным фильмом, художественным экспериментом или попросту подделкой. Жена Нэвидсона пытается понять, есть ли во всем этом смысл, собирает комментарии Стивена Кинга, Стэнли Кубрика, Стивена Возняка, Харольда Блума, Дэвида Копперфильда и других неожиданных селебрити, которые ничего толком не говорят. Дзампано, посвятивший комментированию фильма последние годы жизни, ослеп задолго до того, как Нэвидсон этот фильм снял, так что видел ли «Пленку Нэвидсона» хоть кто-нибудь, — неизвестно. Свои академические познания Дзампано черпает благодаря девушкам, читающим ему вслух. В качестве аналитической базы он пользуется всем, что попадется под руку: Толстым, Дерридой, Библией, Сонтаг, Башляром, Хайдеггером, трудами по физике, биологии, архитектуре, психологии, а также бесчисленными статьями исследователей «Пленки Нэвидсона», существование которых, разумеется, под большим вопросом. Джонни Труэнт начинает утро с косяка и бурбона, проводит вечера с коктейлем из алкоголя и таблеток, страдает от панических атак, галлюцинаций, несчастной любви и дурной наследственности. Часть страниц рукописи Дзампано порваны, фрагментов текста не хватает, часть комментариев он подвергает сомнению, часть цитат Джонни не может перевести, часть сносок не может восстановить издатель. В приложении к основному тексту — цитаты из Гомера, Пруста, Чехова, Мильтона, Галилея, Гете, Плиния младшего, полароидные снимки, наброски, коллажи, стихи Дзампано, концептуальные модели дома, репродукции живописных полотен и письма мамы Джонни из психиатрической клиники.
Верстка Если и есть книги, которые нужно читать исключительно на бумаге, то это «Дом листьев». Во-первых, Данилевский использует «визуальное письмо», передавая динамику описываемых событий: веревка натягивается — и слова вытягиваются в струнку, коридор сужается — и на странице только маленький квадратик букв. Во-вторых, для каждого рассказчика и комментатора в книге выбран свой шрифт, чтобы читатель не запутался: например, Джонни «говорит» на Courier New, а Дзампано — на Times New Roman. В американском издательстве Pantheon выходила еще и полноцветная версия романа, где слово «дом» было выделено голубым, а «монстр», «минотавр» и перечеркнутый текст — красным. Издание «Гонзо» — черно-белое (и шрифт Брайля там тоже не используется), но «дом» и все его вариации в тексте выделены серым. Голоса нескольких повествователей могут визуально перекрывать рассказы друг друга. Сноски в книге обозначены самыми неожиданными символами (например, кодами сигнала тревоги для связи «земля — воздух»). Временами текст отсылает читателя к другой главе или вставке, а инструкция по тому, как должны быть расположены главы и вставки, находится в конце книге, вместе с издевательским алфавитным указателем, в котором встречаются пункты типа «конфузить — отсутствует». Одним словом, текст «Дома листьев» изо всех сил старается показать читателю и дом, и роман, позволяя исследовать пространство повествования, двигаться в разных направлениях, утыкаться в тупики, с досадой возвращаться, ощущать, что границы невозможно нащупать, и ни при каких обстоятельствах не бросать этого диковатого трудоемкого занятия. И даже если это вас не убедит — поверьте: чтение текста, написанного наискосок или в зеркальном отражении, с электронной книги только добавит мучений.
Автор «Можно себе представить, как Томас Пинчон, Д. Г. Баллард, Стивен Кинг и Дэвид Фостер Уоллес кланяются Данилевскому в ноги, задыхаясь от удивления, восхищения, смеха, трепета», — сказал о «Доме листьев» Брет Истон Эллис, если верить цитатам, собранным на сайте самого Данилевского (а делать это после прочтения романа ох как непросто). Но вообще-то все основания для такого утверждения есть. Марк Данилевский не только писал свой дебютный роман десять лет, но и основательно подготовился к прорыву. Урожденный ньюйоркец, сын польского режиссера-авангардиста Теда Данилевски, Марк изучал литературу в Йеле, латынь в Беркли и киноискусство в Лос-Анджелесе. В интервью он не раз рассказывал, что сначала в теории, а потом и на практике заинтересовался «кинограмматикой» — возможностью использовать приемы визуального повествования в тексте. В 2000-м написал роман «Дом листьев» (House of leaves), который сначала полюбили подростки и гики, а впоследствии критики, обеспечившие дебютанту несколько премий. Нарративные и визуальные эксперименты принесли Данилевскому статус культового автора для интеллектуальной молодежи: на форуме, посвященном «Дому листьев», уже который год выкладывают «полезные ссылки» и впечатления о романе на английском, испанском, французском, немецком, греческом, японском и других языках. В 2010 Марк Z. Данилевский анонсировал 27-томную историю The Familiar о двенадцатилетней девочке, которая нашла котенка. Книгу начали издавать в 2015, этим летом вышел третий том, а на февраль 2017 запланирован выход четвертого. На одной из встреч с читателями Данилевский рассказывал, что его новый роман — аналог телесериала, и первый сезон состоит из пяти томов. Сейчас писатель живет в Лос-Анджелесе, выкладывает в инстаграм фотографии в обнимку с котом, постоянно ездит в туры по США и выпускает фанатский мерчендайз — например, толстовки с цитатами из «Дома листьев».
Переводчики Как ни странно, всем этим великолепием, пусть и вышедшим аж через шестнадцать лет после первого американского издания, мы обязаны Дмитрию Быкову. «В 2010 году я гостил в одном калифорнийском доме, — рассказывает Быков в предисловии к русскому изданию. — За ужином (если б хоть за обедом! а то прямо на ночь) зашел разговор о новой американской прозе. Младшая дочь хозяев, студентка, притащила мне из своей мансарды тяжелый черный том необычного формата: „В универе это очень любят. Некоторые считают, что автор рехнулся, но, по-моему, это лучший здешний роман вообще”». Быков же перевел первые главы романа (переводом основного массива текста занимались Анна Логинова и Максим Леонович), как он сам признается в том же предисловии, «местами приблизительно». Это объяснимо, учитывая, какие выверты происходят в тексте, но все-таки не везде. Например, не очень понятно, почему House of Leaves не перевести как «Дом из листьев», что содержало бы в себе очевидное сравнение дома с книгой. В том же смысле жаль, что Navidson`s Records стали «Пленкой Нэвидсона», а не «Записями Нэвидсона». Zampanо́, кажется, не мог не превратиться в Дзампано, но вместе с тем исчез соблазн связывать его имя с загадочной Z, стоящей между именем и фамилией автора романа. Наконец, сам Danielewski неожиданно «обрусел», получив к своей фамилии окончание -ий. Хотя все это, в сущности, всего лишь придирки к огромному переводческому труду.
Саундтрек Еще одним дополнением к «Дому листьев» стал альбом Haunted родной сестры Данилевского, Анны, выступающей под псевдонимом По (Poe). Это не только саундтрек к книге, но и посвящение брата и сестры их умершему отцу — кроме песен По и чтения фрагментов романа, в альбом включены записи с аудиокассет, которые делал Тед Данилевски для своих детей, когда они только родились. Один из главных синглов альбома, Hey Pretty, вообще-то был песней про секс, но радиостанции в 2001 году не особенно привечали женский вокал, поэтому пение По заменили на чтение Марка, после чего композиция попала не только в радиоэфиры, но и в чарты. А еще тревожная музыка с этой пластинки звучит во втором фильме про ведьму из Блэр и видеоигре Alan Wake в жанре survival horror.