Небольшая, изданная на дешевой бумаге книжка с плохо проклеенным переплетом; страницы постоянно выпадают, но это не страшно — ведь я храню ее в кармашке гитарного чехла, рядом с тетрадкой, куда переписываю понравившиеся песни и аккорды. Тетрадка пестро разрисована значками анархии и надписями «Гр.Об.», «АлисА», «Ария» — в общем, весь набор аудиокассет «Легенды русского рока». Обложка рассыпающейся книги, напротив, подчеркнуто серьезна: классическая фотография с круглыми очками и колючей проволокой, а ниже красными буквами название — «Я не верю в анархию». В первый раз она вызвала у меня настоящий шок: о чем думали издатели, ведь книга Егора Летова просто не может так называться! Это как если бы сборник речей патриарха назывался «Я не верю в Бога», и то я меньше бы удивился.
Первая статья в сборнике датируется 88 годом, последняя опубликована в 1997-м. Авторы скрупулезно собирали любые упоминания о группе, не делая различий между всесоюзными СМИ типа «Комсомольской правды», региональными газетами с названиями «Дзержинец» и «Ленинская смена» и прошаренными фанатскими зинами «Урлайт», «Периферийная нервная система» или «Хер Без Мосла». В свои 15–17 лет я постоянно таскал с собой этот сборник по маршруту от Арбата до Эгладора, но потом все-таки забросил гитару, с головой ушел в совсем другую жизнь и убрал книжку куда-то далеко на полки. Больше десяти лет не доставал ее, но вот начал перечитывать — и оказалось, что все равно помню наизусть целые абзацы.
ВОПРОС: Что такое рок?
ОТВЕТ: Рок по сути — не музыка и не искусство, а некоторое религиозное действо — по типу шаманизма, — которое существует, дабы утвердить определенную установку. Человек занимающийся роком, постигает жизнь, но не через утверждение, а через разрушение, через смерть.
Это, конечно, может снести крышу в пятнадцать лет; впрочем, Егор рассуждал так в двадцать пять. СМИ в восторге: формулировка «рок — это шаманство» так и будет кочевать из интервью в интервью, причем чаще она встречается в наводящих вопросах журналистов. Каждому хочется лично получить от Летова подтверждение — да, он не просто грязный панк играет, а религиозную мистерию проводит. Точно так же будут настойчиво расспрашивать про «отношение к суициду и наркотикам»: никакого Роскомнадзора тогда не было, а сейчас и честные ответы процитировать боязно, как бы не заблокировали весь сайт за пропаганду. Ну и, конечно, вопросы о политике, но совершенно вскользь, и так понятно, какого мнения о происходящем автор «Нового 37-го» и «Все идет по плану». И он полностью оправдывает ожидания просвещенной публики.
«…Потому что в результате последних не то что речей, а событий практически все социальные, политические или религиозные даже дела полностью себя дискредитировали вообще. То есть никакого доверия не то что нет, а просто быть не может», — заявляет Летов всего за пару лет до окончательного распада Союза.
В общем, практически вся первая часть книги состоит из многословных философских телег Летова, бесед о Сартре и Достоевском, его просто энциклопедических рассказов о малоизвестной западной музыке (в 1988 году!) и тут же — байки о подпольных концертах и путешествиях на нелегальном положении. Встречаются, конечно, опусы вроде «…Глубоким заблуждением было бы считать Е. Летова трубадуром суицида. Так же неоднозначно звучит у него и тема некрофилии…», но подавляющее большинство публикаций вполне положительные, можно сказать, восхищенные. «Группа до сих пор не появляется на экранах ТВ, не звучит по радио, не представлена в официальной прессе», — с сочувствием пишет какое-то вполне официозное издание. Но все меняется в один миг.
В 1993 году в первом номере «Лимонки» выходит огромное интервью Летова о его политических взглядах. И это совсем другой человек — не тот, который многословно рассуждал о Христе, наркотиках и западной музыке. Летов, написавший «Русское поле экспериментов» — лучший текст на русском языке за много десятилетий, — внезапно заговорил скомканным языком комиссарской агитки: «Это последствия чудовищного поражения, которое мы потерпели в октябре 1993 г. Мы проиграли из-за политической близорукости, преступной нерешительности и попросту трусости большинства наших лидеров. Когда в ночь с 3-го на 4-ое власть пошатнулась — необходимо было использовать ВСЕ средства, ВСЕ методы, не страшась неизбежного кровопролития, и взять контроль над ситуацией — дабы раз и навсегда остановить бесконечные кровавые разливы, затопляющие нашу землю все эти годы по вине правящего оккупационного режима». Заканчивалось интервью призывом «…затянув потуже пояса, засучив рукава и стиснув зубы готовить грядущую ВЕЛИКУЮ НАЦИОНАЛЬНУЮ РЕВОЛЮЦИЮ во имя поколений, которые наследуют ПРАВЕДНОЕ БУДУЩЕЕ».
Еще пара таких интервью — и тон публикаций даже в панк-зинах сменился на недоуменное «Егор, зачем ты связался с красно-коричневыми?». А после первого за долгое время концерта «Гражданской обороны» от Летова отвернулись все, кроме газет «Завтра», «День» и «Лимонка». И профессиональные журналисты, и авторы панк-зинов возмущенно описывали, как на пресс-конференцию пришли Проханов и Дугин, как Летов раздавал интервью и говорил, что готов быть президентом, — а в это самое время ОМОНовцы жестоко избивали фанатов-подростков возле ДК; полноценного концерта так и не случилось. Корреспондент «Известий» написал с этого мероприятия фантасмагорический репортаж:
«Под курткой одного из рокеров виднелась свастика.
— Как ты относишься к фашизму? — спросил его.
— Да никак, мне что — больше других надо, — плаксиво ответил тот, размазывая по чумазому лицу кровь и слезы.
Похоже, омоновцы заметили свастику, и ему досталось больше других. „Будь моя воля, — услышал я от омоновца, — я бы этих фашистов давил, как тараканов”».
Но и поклонники были разочарованы. В одном из зинов вышел текст «Егора Летова больше нет!», его автор писала: «…Может быть, мы даже будем продолжать любить ЕГО песни. Песни, которые Он написал, когда был таким же как мы. Потому что они уже принадлежат Нам, а не ему».
Но Летова это не остановило. Все следующие статьи в книге больше похожи на учебник истории или политологии. Летов хвалит Лимонова, Летов восхищается Ампиловым, Летов допускает сотрудничество с Зюгановым и Жириновским, Летов признается в симпатиях к Баркашову, Летов призывает к национальной революции и новому мировому порядку. Его речь наполнена выражениями «ельциноиды» и «правящая хунта»; он рассказывает о бездуховности западной культуры и уверяет, что у рок-музыки русские корни. И постоянно объясняет: нет, «Гражданская оборона» не была антисоветской группой, это власти СССР не были настоящими коммунистами. «Для меня свободная Родина — это Родина, свободная от той политики иностранного капитала, которая господствует сейчас», — договаривается Летов до совершенно НОДовских лозунгов. «Егор и Окоммуняченные», — иронизируют панк-зины. «Это великолепно! Творчество и революция! Ты мне напоминаешь молодого Володю Маяковского!» — говорит ему корреспондент газеты «День». «Сам я — сын рабочего класса, начинал трудовой путь штукатуром на стройке», — скромно подчеркивает тот.
Книга заканчивается на самом интересном месте — в последних интервью 1997 года Егор начинает рассказывать, что разочаровался в Лимонове, что уже никому и ни в кого не верит, что хочет «пожить еще» и записать музыку. Следующие одиннадцать лет он ровно этим и будет заниматься.
Читая этот сборник двадцатилетней давности, четко видишь, как относительны все политические споры сегодняшнего дня. Поначалу обласканный критикой Захар Прилепин сейчас находится даже в худшем положении, чем Егор Летов в 1996 году, — тот хоть убивать никого не призывал, кроме себя. Про Эдуарда Лимонова — действительно великого русского писателя — и говорить нечего: его политическая публицистика напрочь заслонила литературу. А вот Егор Летов как-то смог изменить эту ситуацию — сейчас практически никто не вспоминает всерьез его «красно-коричневый период». Он смог остаться в русской культуре великим поэтом и музыкантом, отбросив всю политическую шелуху, — и очень хочется, чтобы кто-нибудь переиздал этот сборник интервью, добавив туда статьи за 1997–2008 годы. Может быть, Прилепин и Лимонов найдут в них подсказку.