Дмитрий Данилов
Чудесного в жизни много, особенно если внимательно присматриваться. Но сейчас хочется вспомнить не о чудесах, а о двух странных, не поддающихся рациональному объяснению случаях.
Случай первый. Мне было тогда двадцать лет, я работал сторожем в музее Маяковского на Лубянке. Дежурил ночами, через две ночи на третью. В один из вечеров, как обычно, приехал на станцию метро «Площадь Ногина» (сейчас «Китай-город»), поднялся по длинному эскалатору и направился к стеклянным дверям на выход. Дорогу мне перегородил молодой милиционер, представившийся и попросивший меня выступить в качестве понятого. Мы зашли в небольшую милицейскую каморку, там сидели ничем не примечательный пьяненький паренек, еще один милиционер и еще один понятой. Милиционеры вытряхнули на стол содержимое карманов и сумки паренька (ключи, сигареты, несколько рублевых купюр, еще какую-то мелочь), составили протокол, мы, понятые, протокол подписали, и я отправился на дежурство.
С напарником мы договорились поменяться дежурствами. Следующим вечером я снова приехал на «Площадь Ногина», поднялся по эскалатору, путь мне преградил молодой милиционер (другой) и попросил выполнить функции понятого. Мы зашли в милицейскую каморку, там тоже сидели другой милиционер, второй понятой и пьяненький паренек (другой). Все повторилось точь-в-точь — содержимое карманов и сумки на стол, протокол, подписи. Ни до, ни после этого странного парного случая мне ни разу не приходилось выполнять обязанности понятого.
Случай второй. Это был конец 1990-х, я тогда жил рядом с Курским вокзалом. В один из осенних дней я пошел в магазин за продуктами, он располагался рядом с трамвайным кругом у Верхней Сыромятнической улицы. В магазине была небольшая очередь, и я обратил внимание на стоящего впереди высокого человека в странном, несколько нелепом светлом плаще и с очень нездоровым, лилово-коричневым цветом лица. Это был не загар, не расовая принадлежность, а именно болезнь, сразу видно. Очень тягостное впечатление. Человек тоже заметил, что я его заметил. Мы обменялись взглядами. Потом я вернулся домой и до вечера был дома. А вечером у меня была встреча в районе «Тимирязевской». После встречи я решил не сразу идти в метро, а доехать на троллейбусе до «Новослободской». Я вошел в практически пустой троллейбус и увидел, что в конце салона сидит тот самый человек в светлом плаще и с лицом очень нездорового цвета. Он тоже меня заметил, и мы снова, как тогда, в магазине, обменялись взглядами.
Я помню это, скажем так, яркое и не очень приятное впечатление, которое было больше похоже на какой-то удар. Так мы с ним и доехали в пустом троллейбусе до «Новослободской». Я вышел, а он поехал дальше.
Что это было, как это объяснить — я до сих пор не знаю.
Мария Галина
У меня есть рассказ «История второго брата» — такая нарезка разных сказок, — и в нем простак, но простак со здравым обывательским смыслом, впутывается во всякие сказочные приключения: то Спящую красавицу ненароком разбудит, то Синюю бороду прибьет, то людоеда. Заколдованные замки, говорящий кот, оживление мертвеца посредством небесного электричества… Под конец, когда наш простак, утомившись от всех этих приключений, идет куда глаза глядят, он догоняет паломника и присоединяется к нему. На вопрос, куда простак, собственно, идет, он отвечает: мол, все повидал, кроме одного — больше всего на свете хочу узреть чудо.
То есть говорящие коты и расцелованные спящие красавицы — это не чудо. Чудо — это нечто иное. Волшебство, магия не чудо, поскольку ожидаемый результат известен заранее. А чудо самопроизвольно и непредсказуемо. Если мы что-то вызвали какими-то пассами и манипуляциями, это уже не чудо, а технология. Поначалу я хотела рассказать сейчас, как мы уживаемся со странным — скажем, под Одессой есть села, где живут самые настоящие потомственные ведьмы и колдуны, клиенты к ним приезжают за консультацией и помощью. Ну и на всякий случай написала в поиске «одесская область колдуны». Мне вывалился целый список чуть ли не контор с соответствующими услугами. То есть колдун что-то вроде адвоката или зубного врача. Профессия такая.
Человеческое сознание сопротивляется рациональной картине мира. Должна быть некая приоткрытая дверь, щель, откуда сквозит странный ветер, льется странный свет. Некая возможность. Она может никогда не осуществиться, но целая человеческая жизнь проживается в перспективе этой возможности. Советские научпоповские книги с разоблачениями чудес и удивительных явлений читались не ради разоблачений, а ради чудес и удивительных явлений. Атеисту неудобно жить в абсолютно рациональном, объяснимом мире, он натирает и жмет.
Мир на самом деле полон маленьких чудес. Они самопроизвольны и существуют сами по себе, независимо от наших действий. Это отклонения от нормы, от среднестатистического. Что такое, например, закон парных случаев? Первыми его подметили врачи: если пришел пациент с невероятно редким заболеванием, то вскоре в дверь кабинета постучится еще один с таким же. Мы все их наблюдали: цепи странных повторений и совпадений, звучащие в голове мелодии, которые через пять минут ловишь ухом, хором высказанные мысли, мелкие предвидения… Кто-то разумный нам объяснит, что их нет, что мозг просто фиксирует совпадения. А уж если и согласится, то привлечет для объяснения какую-нибудь теорию суперструн или компьютерную матрицу, в которую мы погружены. Иррационально же мыслящий скажет — чудеса возможны.
Другое дело, к этим маленьким чудесам мы привыкли и не очень-то обращаем на них внимание. Уж очень они маленькие, и события сопровождают маленькие, малозначительные. Не житийные чудеса, а так — житейские.
Павел Крусанов
Без всякого символизма и пафоса: литература — прямая наследница магии. Разница в том, что заклятие хорошей книги сбывается не снаружи, а внутри нас. Ее чудо недоступно постороннему. И слава небесам, что умельцы подобных заклятий еще не перевелись, вопреки прогнозам всевозможных мудошлепов.
Что же касается главного чуда, то это, безусловно, явленное нам творение: чуден мир Твой, Господи! Все остальное — лишь копошение в этом диве и разной степени изящества фантазии на его счет. Взять хоть закон Ломоносова-Лавуазье, теорию суперструн или представление о полой Земле и эфире.
Константин Сперанский
Для меня чудо — это Украина. Каждый раз, когда в нее попадаю, ощущение такое, что не можешь понять: спишь ты еще или уже проснулся? Кажется, будто видишь очертания русских городов в каких-то проулках, переплетениях улиц, домах, людях — но это, конечно, не Россия. От этого ощущения становится по-сказочному тепло. То, что со мной происходит в Украине, обычно подтверждает это ощущение. Начиная от чудесных гастрономических маршрутов или рек, которые текут непохожим образом, вывесок, речи или просто архитектуры — и заканчивая событиями, которые со мной приключаются. Вот сейчас я еду в поезде «Киев – Москва»: с одной стороны, это, конечно, консервная банка на кривых колесах, с другой — портал в другую реальность. Тут есть все то же самое, что в поездах РЖД, но другое, оно выглядит иначе. Будто посыпано сказочным украинским конфетти.
Или взять последнюю историю, которая со мной случилась. В больнице я почувствовал, что там вообще нет времени. Ни прошлого, ни будущего. Ты живешь настоящей жизнью, прислушиваешься к себе, понимаешь, кто — ты. Будто видишь ту надпись, что на храме Аполлона в Дельфах: «Познай самого себя». В коридорах больницы будто бы везде эта надпись. Я ее читал-читал, читал-читал — и, кажется, приблизился к пониманию. По счастливой случайности я оказался в главной киевской больнице — «Александровской». Мне оперировали глаз. Я нечаянно его проткнул. Так получилось. Все, что я увидел там, конечно, может быть применимо к любой другой больнице в любой другой точке земли — но для меня теперь это будет всегда связано с Украиной. Помню, как меня везли ночью на скорой помощи, тащили на железных трясущихся каталках, и я слышал слово «обережно». Теперь слышу его каждую ночь во сне.
И украинский язык, и персонал больницы — они удивительно чудесные. Все это существует на грани между реальностью и вымыслом. Я не мог до последнего момента поверить, что я чужестранец, но меня принимают за своего и в то же время как-то осторожно мною любуются. Как-то подшучивают надо мной, я над ними. Такую систему отношений я не представляю ни в какой другой больнице. Дело даже не в больнице, а в этом климате.
Чудо — это когда ты попадаешь в какую-то странную реальность, природы которой до конца не понимаешь. И там с тобой происходит что-то, что меняет тебя. Это со мной и произошло.
