Вячеслав Ставецкий. Жизнь А. Г. М.: АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2019
Роман «Жизнь А.Г.» — первая книга ростовчанина Вячеслава Ставецкого, альтернативно-историческая притча о вымышленном диктаторе середины XX века, заключенном политическими противниками в клетку и отправленном в долгий тур по родной Испании. Дебютант уже успел привлечь к себе внимание профессиональных читателей: несколько его повестей и рассказов опубликованы в толстых литературных журналах, побывали в шорт-листах премий «Дебют» и имени В. П. Астафьева. Критика оперативно отреагировала на выход романа: книжные обозреватели обсудили неоднозначность образа главного героя «Жизни А.Г.», вспомнили, кого из реальных исторических персонажей так же возили по стране и показывали народу, и поспорили, уместны ли вообще постмодернистские игры Ставецкого или автору стоило сказать все прямо, не умничая. Тем не менее общая недоуменная интонация рецензий говорит об одном: «Жизнь А.Г.» с трудом втискивается в привычные рамки — инструменты, которые обычно используются для оценки достоинств и недостатков современной русской прозы, работают тут неважно, со скрипом. «Горький» писал о Ставецком в двух обзорах — здесь и здесь.
Владислав Толстов в обзоре «Русские: новые имена и новые романы отечественных авторов» («БайкалИНФОРМ») обращает внимание на альтернативно-историческую составляющую романа:
«В детстве мы с братом любили играть „в пуговицы”. На полу расстилалась политическая карта мира, потом брали кучу разномастных пуговиц, это были корабли, армии и дивизии. И воображали, что вот армия вторгается в Перу, а там подходит флот, а там пошли танки... ну, пуговицы плюс воображение, и играть можно часами. Роман Вячеслава Ставецкого тоже похож на игру „пуговицы”, потому что он берет реальную географию, берет некий исторический период (война франкистов и республиканцев в Испании в 1936–1938 гг.), а потом начинается игра „в пуговицы”, вернее, поверх известного сюжета Ставецкий пишет собственный сюжет. Некий археолог из Ростова пишет собственную версию истории Испании XX века, но пишет, получается, собственные фантазии на темы реальных исторических сюжетов и персонажей. В центре романа — судьба свергнутого испанского диктатора Аугусто Гофредо Авельянеды, известного в своей стране под инициалами А.Г. Некогда находившийся на самой вершине правитель превратился в ярмарочную диковину в руках новой власти. Там у него появляются какие-то невероятные испанские танки, там республиканцы не республиканцы, появляются какие-то повстанцы и генералы, которые начинают жить собственной жизнью, и вообще это похоже на такие упражнения в альтернативной истории, порой довольно интересные. Повествование получилось по-своему странным, но завораживающим, а вопрос „зачем мне нужно это читать” лучше отложить на потом».
Вера Котенко в рецензии «Гастроли диктатора» («Прочтение») обращает внимание на то, что А.Г. мало похож на беспощадного тирана, каким мы обычно представляем себе подобного персонажа:
«В этой пытке диктатор вдруг обнаруживает самого себя — мечтающего не о захвате мира, а просто перепутавшего цели в своем ежедневнике. Он-то хотел построить ракету, а получился танк, просто потому что ученые в свое время не обещали ему никаких скорых результатов по завоеванию космоса. Понятно — политика и власть несовместимы с искусством. <...> Казалось бы, эту энергию да в мирное русло, и как далеко шагнули бы наука, техника и все сферы прекрасного, однако сейчас все эти факты воспринимаются как случайный курьез, связанный с серьезной исторической фигурой, как правило, изрядно жестокой. В А. Г. же зверя не видно — при всех описаниях его странного режима Ставецкий сохраняет в герое слишком много гуманизма, что для любого диктатора заведомо лишняя черта. <...>
Сам он любит каждого своего героя — диктатор, в конце концов, тоже человек. И, несмотря на максимально удаленный от российской действительности сеттинг, это тем не менее очень родной сюжет, такой простой и понятный — когда хотелось как лучше, а получилось как всегда».
Лидия Маслова в рецензии «Выходят на арену палачи: трагифарс политического клоуна» («Известия») подтверждает наблюдения коллеги и отзывается о низложенном А.Г. с очевидной симпатией:
«Несмотря на множество юмористических наблюдений за воображаемой политической фауной <...>, для ироничного Ставецкого политика не более чем одна из разновидностей циркового шоу, постепенно превращающего и правителей, и подданных в дрессированных животных. Остаться человеком можно только в одиночестве, и потому вынужденная изоляция, лишающая героя различных возможностей и удобств, как бы вырезающая его из жизни, оказывается полезной для души и в итоге живительной. Это одна из любимых тем Ставецкого <...> — в „Жизни А.Г.” писатель трансформирует ее в столь же обреченный гладиаторский поединок одинокого короля с толпой обезумевших пешек».
Егор Михайлов в рецензии «Диктатор в клетке: почему стоит читать роман „Жизнь А.Г.”» («Афиша-Daily») отмечает ловкость, с которой Ставецкий избегает параллелей между главным героем и реальными диктаторами XX века:
«Самый изящный трюк, который удается провернуть Ставецкому в „Жизни А.Г.”, — это написать историю о диктаторе, которая не будет ни апологией, ни обличением. Почему-то так выходит, что, скажи хорошее или плохое слово о Сталине, — и тут же придут люди, готовые с пеной у рта доказывать, что ты не прав. Что Сталин — даже Муссолини в 2019 году не покритикуешь спокойно. Чтобы оградить литературу от идеологии, Ставецкий старательно растушевывает связи своего выдуманного мира с реальным: Гитлер остается неназванным, Муссолини — тоже (впрочем, его фамилия достается толстоватому мопсу), Сталин и Берия посещают сюжет только в образе одноименных транспортных кораблей. Сам же А.Г. занимает место Франко, заимствуя имя у Пиночета. Результат — поразительный: являясь по факту русским романом в жанре альтернативной истории, „Жизнь А.Г.” стоит в стороне и от русской прозы, и от фантастики. <...>
Самое главное — идеалы. А.Г., в отличие от того же Гитлера он не жаждет мирового господства. Он грезит о Кортесе и Писарро, о духе старой Испании, о покорении дальних земель и даже других планет. Кто виноват, что на пути к идеалам не обойтись без жертв? Поэтому, наверное, так легко проникнуться сочувствием к Аугусто Гофредо Авельянеде де ла Гардо: это всего лишь Дон Кихот, пришедший к власти. Но это и предостережение: милый и смешной Дон Кихот во главе государства, увы, непременно окажется диктатором».
Михаил Визель в обзоре «5 книг недели. Выбор шеф-редактора» («Год литературы»), с одной стороны, признает мастерство Ставецкого-стилизатора, а с другой — призывает автора отказаться от этого эффектного приема:
«Дикарь, стремясь выразить свое восхищение быстроногим оленем и могучим тигром, съедает селезенку одного и сердце другого. Вполне цивилизованный 33-летний археолог и альпинист Ставецкий, видимо, прежде чем стать писателем, тоже, как множество русских читателей, зачитывался произведениями латиноамериканских кудесников магического реализма — и в качестве собственного дебюта синтезировал своего рода оммаж их творениям <...>.
Надо отдать Вячеславу Ставецкому должное: он очень остроумно и умело, как реставратор недостающий завиток в средневековый узор, внедряет своего диктатора в исторические реалии, создавая альтернативно-фантастическую, но убедительную версию Второй мировой войны. Убедительную даже несмотря на то, что в ней фигурируют деревянная подводная лодка на весельном ходу и танк с пушкой, снаряд которой можно принять за бензиновую цистерну. Необходимо отметить и то, что игра автора в историю, — это больше, чем просто игра: он размышляет о природе любой авторитарной власти, о том, как зыбка грань между народной любовью и ненавистью, между грандиозными планами и безумными прожектами. А еще вводит замечательное словечко „осверхчеловечивать”. Да и читается книга легко и быстро — она написана гладким синтезированным стилем не столько латиноамериканцев, сколько переводчиков журнала „Иностранная литература”.
Но все-таки хочется надеяться, что в следующем романе Вячеслав Ставецкий совлечет со своих героев шитые золотом мундиры и каски с петушиными перьями. Иными словами — откажется от стилизации».
Недовольство расплывчатостью авторского мессаджа выражает и Николай Александров в рубрике «Книжечки» («Эхо Москвы»):
«По существу это постмодернистская сказка о диктаторе Авельянеде, который был осужден на пожизненное публичное поношение и стал шутом. И вот что любопытно: в сказке зло, как правило, не страшно, и плюс к тому сам диктатор в процессе повествования из гротескной фигуры как будто превращается в живого человека. Другое дело, что постмодернистская игра замутняет смыслы, то есть вносит неопределенность в рассказанное».
И, наконец, Галина Юзефович в обзоре «„Жизнь А.Г.” об испанском диктаторе и фантастика „Четверо” от Александра Пелевина» («Медуза»*СМИ, признанное в России иностранным агентом и нежелательной организацией) говорит о несочетаемости авторской задачи и художественных средств, использованных для ее решения:
«Проблема „Жизни А.Г.” состоит в том, что для решения сравнительно простой задачи автор зачем-то пускает в ход самую тяжелую художественную артиллерию. Барочная пышность текста (каждое существительное у Ставецкого сгибается под грузом сразу нескольких прилагательных, глагол обязательно тащит за собой целую связку наречий) усугубляется заведомо избыточным антуражем. Фактически, для того чтобы рассказать негромкую историю о преображении человеческой души, автор задействует могучую машинерию альтернативной истории, выстраивая целый мир, в котором вектор европейской истории ХХ века качнулся влево, и судьба человечества сложилась немного иначе.
В целом упрекать Ставецкого за то, что созданная им вселенная избыточно детальна и многолюдна, было бы странно. Вопросы вызывает не сама идея, и даже не ее реализация (хотя зачем в сегодняшней России писать роман, словно сбежавший с полки испанской литературы ХХ века, не вполне очевидно), а скорее драматическое несоответствие одного другому. „Жизнь А.Г.” более всего напоминает камерный моноспектакль, на постановку которого зачем-то была брошена вся мощь Голливуда, и нельзя сказать, чтобы этот союз выглядел гармонично».
* * *
Вот тут можно почитать про настоящего Франко — рецензию на книгу о том, как он передавал власть королю Хуану Карлосу.
А здесь идет речь про любимые книги Франко.