Александр Устинов: Здесь, в студии «Радио-1», нахожусь я — Александр Устинов, Сергей Курехин и некоторые люди, о которых мы расскажем вам чуть позже. 20:05 минут, в эфире нашей радиостанции «Радио-1» «Ваша любимая собака». Сергей, добрый вечер.
Сергей Курехин: Добрый вечер, Александр, добрый вечер, дорогие радиослушатели. Я с нетерпением ожидал этого момента, так хотелось добраться до микрофона скорее, вы понимаете для чего? Конечно же, поздравить милых женщин... Прямо придыхание такое. Поздравить с чем-то таким неземным, чем-то таким великим, чтобы все это как бы было такое, как же сказать? Ну, вы понимаете, что я хочу сказать. Дорогие женщины, у меня нет слов, чтобы выразить вам свою любовь! Она настолько безгранична, она напоминает какой-то огромный цветок, который вылезает... Опять я не то что-то говорю. Все время я пытаюсь себя как-то контролировать, но...
АУ: Эмоций много. У меня тоже очень много эмоций, Сергей.
СК: Сейчас я слезы вытру, секунду. Простите.
АУ: Уважаемые дамы, Сергей Курехин вытирает слезы по поводу... из-за наших поздравлений, наших чувств к вам.
СК: Мы вас любим, мы просто... не знаю. Невозможно сказать!
АУ: Жить не можем.
СК: Такое идет переполнение чувствами, что-то невероятное! Начинают подергиваться конечности, потоотделение на ладонях, почесывания за ушами, какие-то определенные жжения, потом горловые схватки и выпадение волос [смеется]. Прошу прощения, просто это от избытка чувств. Я не знаю, у кого-то, может, это проявляется как-то по-другому, но у меня просто они прут, откуда только можно. Извините, пожалуйста. Дорогие женщины, мы вас очень любим и поздравляем вас, и я хотел бы... Поскольку я подарил бы вам что-нибудь, но могу только передать какой-то музыкальный привет и музыкальный подарок. В связи с постоянно прогрессирующей паранойей у меня любимые песни все более и более дикими становятся. Я хочу вам подарить песню, которую люблю больше всего. Это моя самая любимая песня, и просто... Она такая...
АУ: Она такая любимая.
СК: Она любимая, опять же, японская группа, которая называется The Gerogerigegege. Песня, которую я посвящаю вам.
АУ: Сергей, номер?
СК: Номер первый, конечно же. С праздником, дорогие женщины!
АУ: Специально для вас группа The Gerogerigegege.
СК: Это была японская группа The Gerogerigegege и специально для вас, дорогие женщины, моя самая любимая песня и мой праздничный привет вам. Я просто объясню, почему такая песня. Дело в том, что я рассказывал вам о тех чувствах, которые меня переполняют. Сейчас я насчитал: их где-то девяносто четыре и девяносто пятого половина чуть-чуть. Они все вместе выплескиваются одновременно. Просто тут наслоено столько всяких слоев много, что каждому слою соответствует свое собственное чувство. Здесь много всего, просто квинтэссенция чувства, которое я хотел выразить. С праздником, дорогие женщины!
АУ: И еще раз, с праздником всех вас.
СК: Мы хотим напомнить, что вы слушаете еженедельную программу «Радио-1» «Ваша любимая собака», посвященную самой дикой, самой чудовищной и экстремистской музыке за всю историю человечества. Музыка всех времен, всех народов, всех регионов и все что угодно. У нас часто бывают гости. У нас программа... Извините, я просто хочу сказать, что у нас сегодня для вас сюрприз.
АУ: У нас сегодня в студии гость. Сергей, представь.
СК: У нас сегодня гость из Москвы, замечательный человек. Я не буду говорить кто, можно до конца программы не говорить, а просто описать, но как бы не говорить кто. Человек-легенда. У нас других в гостях и не бывает.
АУ: Пока, по крайней мере, и не было.
СК: Идут одни легенды, обратите внимание.
АУ: Даже хомячок, который был у нас, и тот легендарен.
СК: У нас был хомячок. Извините. Дорогие друзья, дорогие радиослушатели, у нас в гостях человек. Он не житель нашего города, он приехал из далекой, заснеженной Москвы, бывшей столицы нашего города... Э...
АУ: [смех] Я не могу! Бывшей столицы нашей Родины.
СК: Просто мы, когда сегодня с ним обсуждали вопрос переименования городов, он сказал, что идеально было бы, если Москву переименуют в Ленинград. То есть не Петербург в Ленинград и назад, а Москву в Ленинград, а Петербург пусть оставят Петербургом. Дорогие друзья, у нас в гостях замечательный поэт, художник, отец московского концептуализма и вообще гениальный человек — Дмитрий Александрович Пригов. Дмитрий Александрович, мы рады, да и не только рады — мы счастливы видеть вас у нас! Вы почему на меня так смотрите? Мы действительно рады вас видеть.
Дмитрий Александрович Пригов: А на кого я должен смотреть?
СК: Дмитрий Александрович, я вам рассказывал о нашей программе, что программа музыкальная, она посвящена самым невероятным... Мы просто здесь встречаемся и ставим свою любимую музыку, рассказываем о ней, к нам приходят наши друзья, они рассказывают тоже...
АУ: О музыке, о себе, о влиянии этой экстремальной музыки на них.
СК: А вы как человек достаточно известный и к музыке имеете прямое отношение, и мы хотели бы, скажем, задать вам несколько вопросов. И потом радиослушатели нам будут звонить и вас спрашивать.
АУ: Да, наш телефон: 232-97-85.
СК: Звоните, пока Дмитрий Александрович...
АУ: Пока живы [смех].
СК: Дмитрий Александрович — редкий очень гость в нашем городе, сейчас он приехал на пару дней, снимается в фильме Алексея Германа. Фильм легендарный. Уже легендарный [смех]. Все легендарное.
АУ: Да, фильм еще снимается, но он уже легендарный.
СК: Потому что фильм снимается сколько лет, Дмитрий Александрович?
ДАП: Пятый год.
СК: Это не много.
АУ: Да, это нормальное время для хорошего, легендарного фильма.
СК: Семь-восемь лет не играют для фильма никакой роли. Дмитрий Александрович играет... Расскажите, что вы делаете в этой картине?
ДАП: Я играю.
СК: Играете. В каком смысле?
ДАП: В прямом.
СК: Вы артист?
ДАП: Нет, я исполняю роль.
СК: Какую?
ДАП: Моя роль очень значительная в этом фильме.
СК: Значительная по объему или по значимости?
ДАП: Потому что я ее играю.
СК: То есть значимая для вас, для всех остальных она проходящая и практически незаметная.
ДАП: Конечно, потому что на мою роль пробовали восемь человек.
СК: А были какие-нибудь...Типа Олега Табакова, может?
ДАП: Я думаю, были. Кстати, если вам интересно узнать, то вы немалую сыграли роль в моей роли, потому что Герман был мучим сомнениями: он не спал, он остановил фильм на несколько лет — он не мог найти актера на эту роль.
СК: Роль какая?
ДАП: Роль очень серьезная. Он ездил по всему Союзу. Да, действительно не мог. Инфляция съедала деньги, группа стояла.
СК: Деньги съедала, я надеюсь, не только инфляция. Я знаю еще несколько причин, которые потенциально могут есть деньги.
ДАП: Назовем это инфляцией. Пока он наконец не забрел на наше с вами выступление. Как оно называлось?
СК: Вспомнил — это спектакль, который мы тогда делали...
ДАП: Да, вы ему ужасно не понравились, зато я на него очень сильное впечатление произвел.
АУ: А что за спектакль?
СК: «Колобок». Мы ставили «Колобка» на фестивале в международном Балтийском доме. Это года два назад было или полтора. Да, где-то полтора.
ДАП: Да, и вот, бросился он ко мне тут же, умолял меня.
СК: Я все понял, какую роль он мог бы играть. Дело в том, что он обращался ко мне и сказал, что ему нужен настоящий еврей [смех]. Клянусь вам! У него просто есть роль нормального еврея. Он перебрал, по-моему, всех евреев, которые были в городе.
ДАП: Евреев, грузин, армян — кого угодно. Один сириец у него был.
СК: Негры были?
ДАП: Этого я не знаю, но, наверное, были, потому что... Одежда моя, да.
СК: То есть вы абсолютный еврей, Дмитрий Александрович. Я вас поздравляю, это действительно здорово очень.
ДАП: Вы понимаете, русская душа всеотзывчива.
СК: Да, я знаю. Раньше говорили «вечный жид». То есть вы вечный жид, Дмитрий Александрович.
ДАП: Нет, только на эту роль, почему же?
АУ: Но если учесть, что роль уже пять лет длится...
СК: Да, и вы абсолютный еврей, как бы еврей евреев, то есть вечный жид.
ДАП: Я — логос еврейства.
СК: Так, философия началась. Дорогие радиослушатели, напоминаю, что вы слушаете программу «Ваша любимая собака» и у нас в гостях замечательный человек — Дмитрий Александрович Пригов, наш любимец, наша гордость, радость.
АУ: Наша легенда.
СК: Наша легенда, наше счастье. Он вам сегодня еще очень много расскажет всего, а пока что я хочу вам поставить немного музыки, все же программка у нас музыкальная. Музычку сейчас мы вам поставим тоже какую-нибудь...
ДАП: Музыкальную.
СК: Сейчас я вам расскажу в двух словах о музыке. Это древняя... Поскольку я вам говорил, что у меня патологическая любовь к Японии и японцам и все время попадается японская музыка... Но она хорошая.
АУ: По крайней мере все, что я слышал, не вызывало нареканий.
СК: Да, вот группа The Gerogerigegege очень неплохая. А вот сейчас будет совсем другое — это древнее японское искусство падать капле в горшок. Я правду говорю, почему вы смеетесь?
ДАП: Это не всякому дано.
СК: Этот компакт-диск был записан в монастыре, я не могу произнести, потому что здесь иероглифы, вот, название монастыря.
АУ: Горшок — он тоже древний?
СК: Да, это уже капает пять столетий в одном и том же месте. Но только впервые, буквально несколько лет назад, туда привезли 24-битную аппаратуру, то есть высокого качества, и все это записали. Там вмонтированы в пол древние сосуды, и вода капает из одних и тех же мест. Причем монах, который управляет церемонией, он как бы регулирует высоту падения капли, частоту падения капли. Причем капель много, потому что много кувшинов, и сверху падает капля напротив каждого кувшина. Более того, в церемонии еще принимает участие лист из непонятного металла, напоминающего железо, и капли иногда падают на этот лист, и монах этот лист начинает немножко так вот вращать, как мембрану. И капля начинает звонко перекатываться на этом листе. Поскольку гробовая тишина стоит немыслимая совершенно, слышно, как капля перекатывается на этом металлическом листе. Плюс ко всему иногда монах, естественно, стучит в какую-то тарелочку, звенит в колокольчик и иногда произносит тантры-мантры. Просто я не могу сказать точно, что он произносит, потому что я не настолько сведущ в этом ритуале. Единственное, что я могу сказать, так это то, что все это искусство, грубо говоря, вся эта музыка, весь этот ритуал называется суйкинкуцу. Давайте послушаем. Это очень красивая, неторопливая, хотел сказать, музыка.
АУ: Хорошо, включаем.
СК: Дорогие радиослушатели, это была традиционная японская музыка, искусство падающей капли в глиняный горшок. Дело в том, что поскольку капля падает тихо, а горшок резонирует слабо, то больше слышно колокольчик, в который ударяет монах, и колокольчик, и маленькая тарелочка, а капельки очень тихо.
АУ: Я, кстати, не слышал падения капель на тот лист из непонятного сплава.
СК: Дело в том, что это ритуал и запись его компакт-диска длится порядка семидесяти с чем-то минут, там просто последовательность действий. Там в середине будет момент, когда только капли падают, а потом, ближе к концу, уже только остается железный лист и такое раскатывание капельки по железному листу. Производит совершенно немыслимое впечатление. Но мы отдельную программу посвятим этой пластинке, особенно вот этому волнообразному движению капли, и музыка очень красивая, я думаю, что радиослушатели будут очень рады. Вернемся к беседе. У нас в гостях, я напоминаю, наша радость, счастье, гордость — Дмитрий Александрович Пригов, наш московский друг, гость. Дмитрий Александрович, помимо того, что вы концептуалист, пифагореец...
ДАП: Скорее платоник.
СК: Хорошо, художник. Вы плюс ко всему еще музыкант, знаете?
ДАП: Я музыку, честно говоря, не люблю.
СК: Тем не менее у вас, в истории вашего творчества есть период...
ДАП: Мрачная страница.
СК: Мрачная, да, средневековый, грубо говоря, период, который все-таки как-то ассоциирует ваше имя с музыкой.
АУ: Период инквизиции.
СК: Да, то есть мрачный период, период жуткий. Это участие вас в легендарной московской группе «Среднерусская возвышенность». Вы можете рассказать? Это где-то середина 1980-х годов.
ДАП: Абсолютно точно, именно где-то середина.
СК: Где?
ДАП: Где-то ровно в середине.
СК: В середине чего?
ДАП: 1985-й, 1986-й.
СК: А расскажите про ансамбль, кто принимал участие в этом ансамбле? Насколько я знаю, там музыкантов не было вообще.
ДАП: Там к участию должны были... Допускались только художники андеграунда, авангардисты. Жесткий отбор.
СК: А по какому принципу отбирались? Только достаточно авангардизма?
ДАП: Нет, тот, кто участвовал в выставке «Клуба авангардистов».
СК: А вот, скажем, какие-нибудь другие причины, психическая болезнь. Можно было, скажем...
ДАП: Если ты участвовал в выставке «Клуба авангардистов» с психической болезнью, тебе открыты ворота.
СК: Автоматически?
ДАП: Конечно.
АУ: А какие-нибудь другие болезни? Только психические?
СК: Скажем, отсутствие конечностей.
ДАП: Нет, ну... Да, да, там было два одноногих музыканта.
СК: Серьезно?
ДАП: Да, оба гитаристы, кстати.
СК: Расскажите, кто еще принимал участие, потому что это же квинтэссенция русского московского концептуального авангарда.
ДАП: Принимали участие весьма знаменитые личности. Свен Гундлах. Возможно, люди его знают как художника, но он замечательный совершенно автор романов многочисленных неземной красоты и запутанности интриги.
СК: Это какие-нибудь предельно циничные или наоборот?
ДАП: Нет, что вы, что вы! Это про внеземные цивилизации.
СК: Значит, что-то тонкое.
ДАП: Изящное, романтическое, лирическое. Потом Николай Овчинников, автор незабываемых работ на тему русского леса.
СК: Живописных?
ДАП: Исключительно живописных, но сделанных другими людьми — Шишкиным.
СК: В каком смысле русский лес?
ДАП: Ну, Шишкин русский лес писал? Левитан?
АУ: Ну, Левитан не только лес писал.
ДАП: А он отбирал только те работы, про русский лес.
СК: Вы не зря упомянули сейчас Левитана, потому что этому замечательному художнику будет посвящена одна из наших близлежащих программ.
ДАП: И диктору, кстати.
АУ: Художнику и диктору. Человек и пароход.
СК: Да. А кто еще?
ДАП: Потом участником был Сергей Волков, замечательный живописец.
СК: Тоже легендарный?
ДАП: Да, он стал потом легендарным.
СК: В каком смысле?
ДАП: Сначала он был нелегендарным, а потом стал легендарным.
СК: Здорово у вас в Москве. У нас как-то по-другому. Как родился, так и все, классик.
ДАП: В Москве не так легко. В Москве классиков знаете сколько?
СК: Сначала нелегендарный. А потом... Сейчас, говорят, легендарность покупают за деньги. Скажем, вот платишь в Москве... Там же, в Москве, мне сказали, вся Москва насквозь пронизана жаждой наживы.
ДАП: Я лично покупаю наоборот, деньги за легендарность.
СК: А как это? Механизм. Вы можете его, скажем... А можно использовать не легендарность, а скажем, просто обычную известность?
ДАП: Да, приходишь и говоришь: я человек известный, дайте мне деньги.
СК: В Москве дают?
АУ: А какой переход от известности до легендарности?
ДАП: Прямой, прямо сразу.
СК: Ночью, утром? Когда удобнее?
ДАП: Это от циклов зависит.
СК: От циклов легендарности?
ДАП: Лунных циклов. Вот. Играли музыку очень плохую, надо сказать.
СК: В каком смысле?
ДАП: Слуха ни у кого не было, естественно.
АУ: По-моему, тогда и рождается хорошая музыка.
СК: Это на самом деле и не важно, потому что хорошо знать музыкальные инструменты... У Моцарта тоже не было слуха, и у Баха не было слуха, был слух у Вагнера, но очень плохой. А так практически... Так что это совсем не помеха.
ДАП: Значит, они такую же плохую музыку, как мы, играли, вот эти товарищи.
СК: А на каком инструменте вы играли?
ДАП: Я на саксофоне играл.
СК: А кто оказал наибольшее влияние?
ДАП: Никита Алексеев.
СК: Саксофонист?
ДАП: Да. Дело в том, что он мне подарил саксофон на сцене и показал, куда дуть.
СК: Естественно, показал как-то не так, как надо показывать. Я просто представляю, что Никита не мог показать, как надо дуть.
ДАП: Нет, вытянул губы и показал.
СК: Вытянул губы в прямом смысле?
ДАП: В прямом. А мундштук дал мне.
СК: А губы вытянул сам [смех].
ДАП: А он говорит: вот так — дуй! И я дул.
СК: А губы у него уже вытянуты, Дмитрий Александрович.
ДАП: Так он же без мундштука, ему нужно было вытянуть, а у меня мундштук был во рту, поэтому мне не надо было вытягивать. А я дул просто в саксофон.
СК: А что получалось?
ДАП: Звук получался.
СК: Прямой или с вибрацией?
ДАП: Нет. Вы, наверное, не очень осведомлены в конструкциях инструментов.
СК: Мне рассказывали, что это изогнутая трубка.
ДАП: У него внизу такие штучки, они вроде клавиши или клапаны — что-то в этом роде.
СК: Это такие закрывающие дырочки?
АУ: На которые пальцами нажимают.
ДАП: Я не смотрел на них. Я их трогал пальцами, они шевелились.
СК: А рот?
ДАП: Рот дул.
СК: То есть это инструмент клавишный или ротовой?
ДАП: Да щипковый это.
СК: То есть одновременно задействовал механизм рта и механизм пальцев.
ДАП: Ну, ртом щипаешь верхнюю часть.
СК: Синтетический инструмент.
ДАП: Да, и потом я был секонд войс. У меня очень громкий голос.
СК: Секонд — в смысле...
ДАП: Второй голос, это по-английски.
СК: Это же непочетно, почетно быть первым голосом.
ДАП: Нет, у меня второй, но очень громкий, первый был тихий у Гундлаха.
СК: А правду ли говорят, что у вас был коронный номер легендарный, когда играли какую-то пьесу, а потом говорили, что сейчас Дмитрий Александрович Пригов прокричит «Кикимора!».
ДАП: Нет, говорили не так, во-первых, не так иронично, говорили гораздо более серьезно, с уважением. Идет спектакль, концерт, по-вашему...
СК: По-нашему, по-ленинградски.
ДАП: Да, идет, потом обрывается он в середине и выходит человек, и говорит торжественно: «А сейчас Дмитрий Александрович Пригов исполнит крик кикиморы». Вот так:
СК: Ужас какой, Дмитрий Александрович. А можно вопрос? А вы уверены, что кикиморы кричат именно так? Кстати, кикимора женщина, она же тоже имеет право на поздравление с Восьмым марта.
ДАП: Во-первых, был кикимор, а не кикимора. Это русская женская душа обволокла слизью это древнее предание, предала ему женскую субстанцию. Собственно, в наше гендерное время это не столь важно, сексуальная ее ориентированность. А гендерно стала «она», но вообще-то гендерная принадлежность «он» — кикимор.
СК: Вы орали вот им?
ДАП: Я собой орал.
СК: Вы имитировали?
ДАП: Ничего я не имитировал.
СК: А вы же говорили, что вы будете им кричать.
ДАП: Ну, это для незнающих. А вообще-то я просто кричал, я и есть...
СК: Дмитрий Александрович, тяжело быть талантливым? Вы испытываете какую-то моральную ответственность перед людьми, перед собой?
ДАП: Ответственность очень высокая. Вы знаете, порой просто она так давит, когда выходишь на сцену...
СК: Где давит?
ДАП: Везде.
СК: Везде чего?
ДАП: Все. Ну, выходишь, и все давит, отовсюду. Люди неталантливые не чувствуют это, а ты выходишь и понимаешь, что вот...
СК: То есть, если у меня начинает везде давить, значит, я талантливый?
ДАП: Нет, иногда это повышенное давление бывает, знаете, стенокардия. Тоже похожие симптомы.
СК: Стенокардия.
ДАП: Хотя она близка к талантливости.
СК: Здорово. Дорогие радиослушатели, напоминаю, что у нас в гостях Дмитрий Александрович Пригов, замечательный человек, наша гордость, легенда и радость. Вы можете звонить нам, задавать вопросы Дмитрию Александровичу.
АУ: Телефон наш 232-97-85.
СК: А сейчас, поскольку программа музыкальная, мы прерываемся музыкальным номером. Естественно, у нас, на волне «Радио-1», будет экстремист, зовут его Тревис Воммак. Написано, что он первый начал делать скрэч на гитаре. Скрэч, правильно? Скрести гитару. Сам он родом из Мемфиса, судя по фотографии, ему лет здесь девять.
ДАП: А вот видите, у него рука такая, он играть не может, значит, только скрести может.
СК: Да, только скрести.
АУ: А какой это год, Сергей?
СК: Это конец 1950-х — начало 1960-х годов, но запись оцифрована в 1967 году, а издана совсем недавно западногерманской фирмой Биар Фемели. Которая издает такую музыку 1950-х годов американскую, начиная от поп-музыки и заканчивая скребущими гитару. Тревис Воммак скребет гитару не так, как ее сейчас скребут, он скребет ее очень традиционно, разговор идет о том, что он играет грязноватым звуком. На самом деле роскошный совершенно музыкант, практически забытый. Я спрашивал множество специалистов, которые хорошо знают музыку, его, к сожалению, никто не знает, хотя он играл со множеством всевозможных ритм-н-блюзовых ансамблей, аккомпанировал огромному количеству людей. Но это единственная его пластинка, которая сейчас издана на компакт-диске. Итак, мы хотим поставить первую пьесу отсюда, она называется Night Train. Тревис Воммак на волнах «Радио-1» в программе «Ваша любимая собака».
СК: Это был гитарист Тревис Воммак в программе «Ваша любимая собака» на волнах «Радио-1». Скрэч-гитарист из Мемфиса, конца 1950-х годов. Скребет он гитару не так, как скребут ее современные авангардисты, а просто у него такой щипок. Гитарист очень классный, практически неизвестный даже специалистам сейчас, но, тем не менее, на мой взгляд, один из наиболее интересных музыкантов. Вся его музыка — к сожалению, не можем прокрутить другие композиции в связи с отсутствием времени — достаточно свежа на ухо...
АУ: И на другие части тела.
СК: И тонка на вид компакт-диска. Напоминаю, что у нас в гостях сегодня наш московский гость, наша опора, Дмитрий Александрович Пригов. Дмитрий Александрович, очень неудобно, я понимаю, что неловко, но вы же замечательный поэт. Мне об этом кто-то говорил. Я понимаю, что лгал, конечно.
ДАП: Я, наверное.
СК: Тем не менее. Вы на компьютере пишете?
ДАП: Ну что вы, это же поэзия, как можно!
СК: На синтезаторе?
ДАП: Нет, на руке.
СК: Поэтому как рука кончается, так и сразу стихотворение завершается.
ДАП: Почему? Вот, тут и пишешь.
СК: Вы пишете на ладошке? Она же маленькая, поэтому маленькое стихотворение?
ДАП: Конечно. Маленькое же лучше. Когда длинное — это все то же самое, только длинное.
СК: В длинное можно элемент эпоса ввести.
ДАП: Нет, длинное имело смысл раньше писать, когда платили построчно. Раньше, до перестройки, платили за строчку, поэтому, если тебе оплатили 20 строк...
СК: Дмитрий Александрович, почитайте что-нибудь.
ДАП: Да, конечно.
СК: Дорогие слушатели, на волнах «Радио-1»...
ДАП: В программе «Ваша любимая собака».
СК: Дмитрий Александрович Пригов читает свои стихи.
ДАП: Давайте, я вам что-нибудь старое прочту, потому что новое я просто не помню.
СК: Давайте.
ДАП: Килограмм салата рыбного
В кулинарьи приобрел
В этом ничего обидного —
Приобрел и приобрел
Сам немножечко поел
Сына единоутробного
Этим делом накормил
И уселись у окошка
У прозрачного стекла
Словно две мужские кошки
Чтобы жизнь внизу текла.
Это из старого.
СК: А еще.
ДАП: Вот дождь идет, мы с тараканом
Сидим у мокрого окна
И вдаль глядим, где из тумана
Встает желанная страна
Как некий запредельный дым
Я говорю с какой-то негой:
Что, волосатый, улетим! —
Я не могу, я только бегать
Умею —
Ну, бегай, бегай.
СК: Гад. Можно еще, прямо так обволакивает, так славно.
ДАП: Бдыххх! Бдыы-ыы-ыхх!
Бдыххх!
Бдыххх! бды-бды-ыы-ыы-ыыыххх!
бдыыххх!
Бдыдыды-дыдыды-ыыххххъ!
То‐то слышится родное
В этом самом – бдыыххх! – слегка
Но не раздолье удалое
А вот это самое: бдыхххъ! бды-ыы-ыыхххъ!
Быххх! бдыхххъ! бдыхххъ!
Бды-ды-ды-дыды-дыхххххъ!
СК: Это поэзия тоже, да?
ДАП: А, на ваш взгляд, это что?
СК: Это эксперимент. Это авангард.
ДАП: Позвольте не согласиться.
СК: Да, конечно.
ДАП: Позволяете, да? Значит, не авангард.
СК: Когда вы начали делать бдых, я весь скукожился внутренне.
ДАП: А вот ваша Япония что?
СК: Моя Япония — это совершенно другое, это традиция, это самурайская музыка.
ДАП: А бдых — это не традиция? Это древнейшая традиция.
СК: Нет, не традиция. А какая это традиция?
ДАП: Чья традиция? Из Тибета. Бдых-то.
СК: А причем здесь русская традиция? А традиция дармаляйства? Знаете дармаляйство? Я просто последнее время исследую...
ДАП: Бдых — это дых, дух, духовность.
СК: Аааа! Так, так бы и сказали, Дмитрий Александрович.
ДАП: Так надо понимать.
СК: То есть это какая-то новая духовность, судя по всему.
ДАП: Это новая, но в то же время и старая.
АУ: Хорошо забытая старая.
ДАП: Оно не то что даже забытая, ее просто не знал никто.
СК: В каком смысле?
ДАП: Ну, не ведали.
СК: Аааа...
ДАП: Веды, знаете? Неведы.
СК: Дорогие слушатели, я так растерялся, я нахожусь под сильным впечатлением от стихов. Александр, как у вас?
АУ: Да, море впечатлений...
СК: В каком смысле море?
АУ: В смысле воды, большого объема воды.
ДАП: Какой воды, короткие стихи, вы что?
СК: Нет, нет, очень... Большое спасибо, Дмитрий Александрович.
АУ: Да, большое спасибо.
СК: Мы еще вернемся, будем думать.
АУ: Говорить, обсуждать.
ДАП: Да, да, я думаю так.
АУ: Надо поставить музыку.
СК: Как мало у нас времени, давайте вести программы длинные, Александр? Смотрите, мы еще ничего не успели сказать, Дмитрий Александрович только приготовился раскрыть душу — у него же душа огромная, — он раскрыл только элемент самый верхний. Даже до души не добрался, только налет.
ДАП: Дух, только духа коснулся.
СК: Только налетик показал, а чтобы попасть в самую душу, глубины души.
ДАП: А что, давайте еще один час поговорим?
СК: Давайте, действительно. Какая разница — один час, два? Нет. Простите, дорогие радиослушатели, программа музыкальная, и сейчас мы поставим, конечно же, музыку, естественно экстремистскую. После чего мы обратимся к нашей традиционной викторине после этой музыки. Значит, музыка экстремистская периода конца 1960-х годов. Группа называется The Bonzo Dog Doo Dah Band. Легендарная группа, совершенно невероятные люди, уже в то время они были известны своей дикостью. Тогда дикостью трудно было кого удивить: тогда каждая вторая группа была дикая, но среди диких они слыли идиотами. То есть можете представить. Тут их фотография, тут видно, что они, в общем-то... Мнение о них имело резон. Но тут легендарные люди все собраны: Вивьен Стэншолл, Родни Слэйтер, Ларри Смит. Ну, такие, которые в свое время сыграли значительную роль вообще в английской культуре. Они были близки Монти Пайтону, они такие были эксцентрики, простите за пошленькое, вульгарненькое словечко, но тогда их так воспринимали. Многие сейчас по-прежнему работают в разном шоу-бизнесе в качестве телевизионных ведущих, ну, такие, классные. Пластинка называется Gorilla, то есть это дикари образца конца 1960-х годов. Мы поставим вам парочку первых песенок таких, чтобы понять, что такое The Bonzo Dog Doo Dah Band, дорогие радиослушатели.
СК: Это были The Bonzo Dog Doo Dah Band образца конца 1960-х годов. Поскольку у нас программка экстремистская, это были экстремисты, которые даже среди ошалевших и оголтелых в то время считались полными экстремистами. Группа замечательная на самом деле, очень мелодичная, как вы слышали. Мы тут гадали, кого они напоминают: немножко The Beatles, немного ранних Bee Gees. Но вообще, такая очень песня замечательная. А сейчас мы обратимся к нашей традиционной рубрике «Угадай мелодию». Я хочу сказать по поводу того, что в прошлый раз мелодия, которую мы ставили... Было очень много звонков, но не угадал практически никто, то есть называли массу разных групп, начиная от Einstürzende Neubauten, кончая Sex Pistols. На самом деле реально никто не угадал, задача действительно была трудной, но тем не менее мы решили все-таки наш приз вручить. Наш приз — это традиционная кассета замечательного, легендарного человека Александра Лебедева-Фронтова. Мы вручаем ее девочке Лене, которая нам позвонила, она ближе всего подошла к разгадке того, кто это. Ее формулировка такая: «Скорее всего, это ополоумевший от собственной тупости баран». Нам понравилась эта формулировка, потому что музыка близка к тому, что девушка нам сказала. На самом деле это гениальный японский музыкант, естественно, Отомо Ёшихиде. Совсем не обязательно точно угадывать имя, достаточно почувствовать сущность.
АУ: И передать ее в словах.
СК: И вот Лена идеально передала эту сущность. Представляете, какая изящная формулировка — ополоумевший от собственной тупости баран. И мы вручаем кассету Александра Лебедева-Фронтова Леночке. Леночка уже в курсе, она должна приехать, получить кассету. Еще в двух словах скажу о том, что нам постоянно поступает информация от людей, которые какую-то информацию имеют об Александре Лебедеве-Фронтове. Мы просили все сообщать нам, вот, и сказали: все, что нам говорили до сих пор, на самом деле оказалось жуткой брехней. Никакой он не художник-авангардист, никакой он какой-то ополоумевший старик. На самом деле это совершенно нормальный молодой школьный учитель.
АУ: А выставки, значит, не было во Флориде?
СК: Я не могу судить, поскольку человек легендарный. Я могу только пересказывать какую-то информацию, которая к нам поступает в виде телефонных звонков. Потому что все равно правда, наверное, лежит где-то в другом месте. И вот, последняя информация, что он никакой не ошалевший, никого он не обливает супами и не вспарывает людям животы самурайским мечом. Он тихий, нормальный, скромный школьный учитель, преподает биологию. Но он как бы тоже с определенными странностями: он настолько тихий, что, когда он заходит в класс, люди просто от ужаса замирают. Он как бы такой. Мы в качестве приза даем кассету этого человека, Александра Лебедева-Фронтова. А сейчас предлагаем наш очередной традиционный конкурс «Угадай мелодию». Мы ждем ваших звонков в следующий раз, в начале программы.
СК: Это был наш конкурс «Угадай мелодию» программы «Ваша любимая собака». Здесь надо не просто угадать мелодию, а попытаться сказать или сообщить нам название композиции прозвучавшей, потому что название настолько дикое, что ни один человек не в состоянии произнести его. Во-первых, оно немыслимой длины.
АУ: На самом деле у этой песни был русский аналог, и эту фразу именно на испанском языке произносил лично я в пионерском лагере.
СК: Если сейчас ты эту фразу не можешь реанимировать внутри себя, то, я думаю, радиослушателям тоже будет непросто.
АУ: Но, может быть, у них получится. Гимн этот очень известный.
ДАП: Может быть, кто-нибудь в пионерском лагере рядом с вами тоже был.
СК: Конечно, эта песня очень известная, я же не говорю о том, что она неизвестная. Какой смысл передавать музыку, которая неизвестна. Хотя тоже, в общем, имеет смысл. Если вы даже не знаете точно название этой пьесы, хотя бы какая-то формулировка, которая была бы...
АУ: Наиболее приемлемой и всеобъемлющей.
СК: Наиболее близкой по смыслу, передающей самую сокровенную суть этого произведения.
ДАП: Типа барана этого.
СК: Да, Дмитрий Александрович. Напоминаю, что в гостях нашей программы Дмитрий Александрович Пригов, наша опора. Дмитрий Александрович, в чем заключается ваша опора нам?
ДАП: В том, что я служу вам опорой, я так думаю.
СК: Опора бывает разная: она бывает физическая, духовная, моральная.
ДАП: Я думаю, что я — опора дискурсивная.
СК: Поясните нашим радиослушателям, что такое дискурс в вашем понимании. Потому что, если следовать Делезу, если следовать Ролану Барту, то это в принципе две взаимоисключающие трактовки, формулировки дискурса.
ДАП: Да, да. Дискурс в моем понимании вещь весьма простая — это основной тип мировосприятия с начальными элементами его артикуляции.
СК: Вы сами понимаете, что вы говорите?
ДАП: Так это не я должен понимать, а должен понимать тот, кто слушает.
СК: Дорогие радиослушатели, я вкратце расскажу, что хотел сказать Дмитрий Александрович. Дело в том, что возможность возникновения фонемы и смысловых составляющих, образующих первичный, первоначальный смысл любого корня и любого словосочетания, в принципе при своем развитии не может иметь константы, упирающейся, собственно, в фонетический оборот того представления о звуке, которое мы имеем, когда дискурс зарождается в нашем сознании и является олицетворением не просто нашего «Я» как бытия в себе, а космического индивидуального сознания, проходящего через возможность восприятия этого звука. И тогда только этот звук способен воспринимать то составляющее нашего персонального опыта, которое внутренне не противоречит персональному единству перцепции.
ДАП: Все справедливо. Другое дело, что вы сейчас объяснили скорее додискурсивное, так сказать, телесное пространство обитания дискурса в его, собственно, свернутом состоянии. Не развернутом.
СК: Свернутое состояние сейчас не модно, Дмитрий Александрович. У нас программа претендует на то, чтобы исследовать область моды. Вы говорите о немодных вещах.
ДАП: Сергей Анатольевич, мы же сейчас говорим не про моду, а про как это существует в действительности.
СК: Дорогие радиослушатели, человек, который вам все это только что говорил, — это Дмитрий Александрович Пригов. Ничего удивительного нет, что он такие вещи говорит, он из Москвы, он не понимает, что у нас город другой, у нас таких вещей никто не понимает, а если понимает, то не интересуется. Дмитрий Александрович, понимаете, у нас город практически имперский, у нас же бывшая столица, Дмитрий Александрович, у нас дискурс другой.
ДАП: Сергей Анатольевич, а вы знаете, что фашизм — это человеконенавистничество и звероподобие? Вы знаете, что были случаи ритуального расчленения младенцев на оргиях фашистских? Нет?
СК: Что вы говорите?
ДАП: А вы знаете, что в Китае, например, были обнаружены древние захоронения, где вертикально была посажена масса людей и лошадей, только сейчас откопали. Все это фашизм.
СК: Это Дмитрий Александрович к тому хочет сказать, что сейчас у нас на очереди японская группа Вайлент Олсе Гейше. Это женский ансамбль, типа наших «Колибри», только японский. И они милые и чудные девушки, название классное — Violent Onsen Geisha. И они в стиле том, о котором сейчас Дмитрий Александрович рассказывал, то есть жесткий...
ДАП: Дискурс.
СК: С колами. Судя по обложечке, там дикость какая-то должна быть. Я только что получил этот компакт-диск, мы еще его с Александром не послушали, но, думаю, это крайне любопытно. Это относится к тому же направлению, которое мы очень любим и тщательно пропагандируем, — это японский шумовой террор, но женский с элементами кола. Наше время подходит к концу, мы оставляем вас.
АУ: Никто не позвонил.
СК: Конечно, Дмитрий Александрович такого наговорил несчастным радиослушателям.
ДАП: Я старался как можно мягче.
АУ: И как можно проще.
СК: Понимаете, Дмитрий Александрович — человек жесткий. Все, что он говорил сейчас, — это самое мягкое, что он мог сказать. Потому что человек нам говорил такие вещи до начала программы, что это просто... Вы считайте, что вас погладили [смех]. Я не могу больше. Дорогие радиослушатели, дорогие женщины, еще раз мы, Александр Устинов, Сергей Курехин и Дмитрий Александрович Пригов, поздравляем вас с завтрашним замечательным праздником, нашим любимым праздником. Естественно, все завтра будем выпивать, поднимать бокалы. С чем будем поднимать бокалы? Будем поднимать бокалы в вашу честь и будем о вас думать, подбирать ласковые слова, какие-то прекрасные, прелестные эпитеты.
ДАП: Существительные.
СК: Прилагательные, может быть, глагол даже употребим. Дорогие женщины, девушки, поздравляем вас еще раз с праздником и напоминаем, что это программа «Ваша любимая собака» на волнах «Радио-1». Ждем вас каждый четверг в 20:00. Оставляем вас с японской шумовой террористической группой. Спокойной ночи.