Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Вы наверняка хорошо представляете себе американский юг: холодный чай на верандах, колесный пароход на Миссиссиппи; негритянку в кресле-качалке и джентльмена с тростью в белом костюме; пастора с горящими глазами и сцены родовой вражды; хлопковые поля и запах магнолий. Однако существует и другой юг, о котором вы не прочтете в книгах Марка Твена, Уильяма Фолкнера и Фланнери О’Коннор.
Герой этой статьи, Гэрри Юджин Крюз, родился в 1935 году в округе Бэкон на юге Джорджии. Округ Бэкон спрятался от нас на краю огромного болота Окифиноки — на языке местных индейцев это означает «дрожащие земли». Корни сотен деревьев здесь переплетаются подобно одеялу; когда бежит медведь, земля начинает дрожать.
Этот регион американцы называют Wiregrass Country — в честь растущей здесь травы с острым и тонким колосом. К началу ХХ века это была окраина всех окраин, заболоченный южный фронтир, населенный белыми бедняками без роду и племени, потомками мелких землевладельцев и перегонщиков скота.
Отец Крюза — сомнамбул, пьяница, отчаянный трудяга — в тридцать лет умер во сне, до смерти уработавшись на арендованной им ферме, когда Гэрри не было и двух лет. В наследство сыну достались фотокарточки с отцом в его лучшие годы: на них юный папа, заработав на строительстве автодороги через флоридские болота, позировал в новеньком костюме у «форда» модели «Т» с друзьями, контрафактной бутылкой виски и аллигатором на поводке. Крюз всю жизнь хранил эти фотографии в обувных коробках и отказывался перекладывать в альбом.
«В окружавшем мой народ мире, — писал Гэрри Крюз, — было так мало права на ошибку, на промах, что, пойди что-нибудь одно не так, оно почти наверняка тянуло за собой другое».
Один земляк Крюза отрубил кисть гостю, посмевшему положить руку на столб его забора. Еще двое человек погибли в перестрелке, когда хозяин ладони попытался вернуть часть тела назад: он намеревался похоронить ее по христианскому обычаю.
Человека, отрубившего кисть, звали Кривой Глаз Картер, позже он утопится в реке по каким-то своим причинам. Картер — один из множества персонажей крюзовского opus magnum, потрясающей автобиографии A Childhood: The Biography of a Place (1978).
Эта «биография места» начинается за десять лет до рождения писателя и кончается, когда ему исполняется шесть. Детство Крюза — а позже и все его сочинения — населяют стойкие, угрюмые, ошалевшие от горя люди. Эта книга — источник знания о давно уже исчезнувшем (вероятно, к лучшему), почти первобытном образе жизни. Кажется, что она была написана десятки тысяч лет назад.
Из нее мы узнаем о том, как прочищать петушиный зоб, снимать волосяной покров с борова, избавляться от личинок мясных мух на теле, готовить в пищу гремучих змей и главный деликатес округа Бэкон: голову опоссума. Так вот, прежде чем варить такую голову, нужно вырезать глаза животного и похоронить их зрачками вниз. Крюз поясняет: опоссум — хищник, и если он проснется (а он проснется) и пойдет тебя искать (а он пойдет), то нужно, чтобы он копал вниз и лучше бы зацепил там какого-нибудь китайского мальчишку.
Младенцем Крюз наелся щелочи для мытья полов и чудом выжил. В три года его ноги намертво стиснуло в коленях, семья пригласила знахаря, но тот был не в силах снять недуг, и Гэрри год ползал по миру на брюхе (много позже оказалось, что это был полиомиелит). Еще через год Крюз, играя, угодил в котел для варки свиных туш, где обварился, а взрослые по незнанию укутали обожженное тело простыней.
Семнадцатилетний Крюз первым в своей семье закончил старшую школу и отправился служить морским пехотинцем. Домой в округ Бэкон он так и не вернулся.
Гэрри Крюз за разговором, 1970-е годы. © Estate of Harry CrewsПосле армии Крюз поступил в Университет Флориды по квоте для военнослужащих и встретил там своего учителя — влиятельного южного литератора Эндрю Лайтла, соратника Роберта Пенн Уоррена и наставника Фланнери О’Коннор. Профессор Лайтл, выходец из знатного теннессийского рода, был одиозной фигурой.
Он подстраивал расписание своих семинаров под восходы и закаты солнца, пил виски из специального серебряного кубка, выполненного по средневековому образцу, изъяснялся со студентами то невнятным деревенским говором, то языком XVIII века. Стоит ли говорить, что среди впечатлительных студентов-филологов профессор имел статус божества.
Лайтл посоветовал Крюзу сжигать свои рассказы и при встрече на кампусе наставлял юнца: «Сынок, ты слишком здорово выглядишь. Ты недостаточно бледен. Тебя недостаточно трясет, сынок. Ты мало работаешь!»
Гэрри Крюз, сельская голь, вчерашний дембель, противник приятной и приличной жизни, быстро разочаровался в университетских буднях. Он обнаружил, что университет полон «окаменевших людей верхом на окаменевших лошадях».
В этой каменной компании Крюз продержался два года, после чего сел на мотоцикл и отправился на Запад: в Вайоминг, Канаду, Скалистые горы и Колорадо, потом на юг, в Калифорнию и Нью-Мексико, оттуда в Новый Орлеан.
Крюз мыл посуду и добывал соль, потом увязался за карнавалом уродцев; встретил в Сан-Франциско Керуака, прошедшего очень похожим маршрутом несколькими годами ранее; был до полусмерти избит одноногим индейцем в баре в одной из резерваций. Через полтора года Крюз вернулся во Флориду, «освятившись и очистившись», а еще хромая на левую ногу; шел 1960 год.
Все эти карнавалы, аллигаторы на поводках, одноногие индейцы, карлики с манией величия, боксеры со стеклянными челюстями, патологии и аномалии американской глуши ключом бьют из сочинений Крюза. Писал он по-деревенски просто; его слог узнается с полоборота; его любимое слово — thing.
Зловещий, травмоопасный и вместе с тем наивный, младенческий характер его прозы бросается в глаза уже в самих названиях книг, даже если вы не очень владеете английским: A Feast of Snakes, Naked in Garden Hills, The Knockout Artist, Scar Lover, Karate is a Thing of the Spirit, This Thing Don’t Lead to Heaven.
Крюз был прекрасным рассказчиком, а истории, байки, мастерство сказа, богатство устной традиции в американской литературе однозначно приписываются югу. Сам Крюз не относил себя к писателям-южанам и вообще сомневался, что таковых стоит объединять в группу, — и в этом вел себя точь-в-точь как заправский писатель-южанин.
С одной стороны, Крюз раскалил южную готику докрасна: создал гротескное и полное насилия полотно, в котором искалеченные люди ломятся к Господу через черный ход. С другой стороны, он часто и легко обращался к темам и образам, которых нет и не было в этом замкнутом и узком жанре.
Так, в романе Car продавец подержанных автомобилей по частям съедает «форд мэверик» в рамках нового телешоу; другой роман повествует о фосфорно-кислотной яме во Флориде, на дне которой живут трехсоткиллограмовый обжора и его слуга-лилипут (Naked in Garden Hills), третий рассказывает о безумном соперничестве местных жителей на ежегодном фестивале гремучих змей (A Feast of Snakes), еще один — о никчемном боксере, который вынужден зарабатывать на хлеб, нокаутируя самого себя на публику при помощи стеклянной челюсти (The Knockout Artist).
Карлики, собственно, оказываются в центре сразу четырех первых романов писателя. В какой-то момент жена спросила Гэрри: «Ты что и впрямь собрался делать карьеру на карликах?» Кажется, он не собирался делать карьеру вообще.
Таланты прозябают в безвестности по самым разным причинам, но в случае с Гэрри Крюзом вопросов нет никаких: в его прозе столько пьянства, мордобоя, рукоприкладства, липких расистских словечек, звериного слабоумия, обезображенной плоти, глумления над хрупкой человеческой мечтой и ужасающей открытости миру, что никакой искусственный интеллект не справится с задачей разработать менее перспективного и более страхолюдного автора.
Крюз был пугалом, дурным сном. Для американского книжного истеблишмента и умеренно читающей публики его долгое время не существовало. Невозможно было найти его книги, изданные в начале 1970-х одним-двумя тиражами в мягких обложках. Искушенные ценители крюзовской американы — а среди них было немало ученых людей — обменивались зачитанными экземплярами, вели охоту в библиотеках и отдавали за какой-нибудь из опусов писателя баснословные $200 в 1985 году — это 585 долларов сегодня.
Крюз зарабатывал на жизнь тем, что преподавал литературу во Флоридском университете, где приводил студентов в ужас, и обозревал по заданию Esquire и Playboy те события американской жизни, которые явно понимал лучше всех в команде глянцевых журналов: петушиные бои, драг-рейсинг, бродячие цирки, охоту на аллигаторов, сходки Ку-клукс-клана.
Гэрри Крюз в Университете Флориды, начало 1980-х годов. © Estate of Harry CrewsИз написанных Крюзом шестнадцати романов и двух сборников эссе только автобиография выдержала больше 10 изданий. Мне известно, что сейчас она готовится к выходу на русском языке в издательстве Kongress W Press под заглавием «Детство: биография места».
Редкая книга мемуаров может сравниться с ней в искренности, прямоте и выразительной силе. Эта вещь написана не то что без расчета, а без участия какой-либо интеллектуальной способности вообще — она словно надиктована автору инстинктом, жирной землей, током крови в его теле.
Думаю, что как раз в этом смысле «у нас есть Крюз дома», — это Леонид Габышев, автор леденящей душу автобиографической повести «Одлян, или Воздух свободы», и человек тяжелой судьбы, способный выполнить 2000 приседаний подряд.
В какой-то момент интерес к Гэрри Крюзу проснулся на волне общего увлечения нео-южной готикой и разного рода weird americana. В 1989 году Ким Гордон из Sonic Youth назвала в его честь свой сайд-проект, ноу-вейв группу Harry Crews.
Несмотря на эффектные сюжетные замыслы, Крюз не был экранизован, зато есть два документальных фильма и сразу несколько сборников эссе, в которых литературоведы, критики, антропологи, музыканты и самопровозглашенные крюзоведы всех мастей объясняются автору в любви.
Сегодня Гэрри Крюз считается крестным отцом специфического реалистического жанра, для которого американцы, склонные облекать все подряд в крошечные съедобные слова, изобрели два близких по смыслу термина — Grit Lit и Rough South.
В этих направлениях работали и другие любопытные бытописцы реднековской глуши, совершенно нам неизвестные: Ларри Браун, Барри Ханна, Том Франклин. Однако все это куда более разумные, светские, умеренные писатели, и до крюзовской «вышколенной плоти» (highly disciplined flesh) им очень далеко.
Что касается чувства меры, то однажды Гэрри Юджин Крюз купил автомобиль «меркьюри» 1953 года выпуска и принялся раз за разом перекрашивать машину в гараже приятеля — 27 раз кряду, — а потом взял и продал ее. По этому поводу писатель заметил: «Крышу мне немного сорвало, как это обычно бывает, потому что я тот парень, которому всего подавай через край; а если через край нельзя, тогда мне вообще ничего не надо».