Политика и борьба идей
Тургенев был одним из первых авторов, привнесших в русский роман политическое содержание. Начиная с «Рудина», он сталкивает лбами дворянскую интеллигенцию и наступающих ей на пятки революционных демократов из разночинской среды и выстраивает повествование вокруг их споров. Известно, что писателю было свойственно вживлять в речь своих персонажей едва ли не прямые цитаты из журналов тех лет, он сам охотно полемизировал и внимательно следил за ходом идеологических битв, которые велись в прессе и за ее пределами. Сегодня общественно-политический потенциал литературы принято измерять романом Чернышевского «Что делать?», однако в 1850-е годы именно произведения Тургенева определяли идейный ландшафт образованного русского общества.
Пожалуй, Рудин более, чем кто-либо еще из героев Тургенева, воплотил в себе тип «лишнего человека» и связанные с ним исторические противоречия. С одной стороны, он блестящий интеллектуал, вышедший из московских философских кружков 1840-х, энтузиаст и просветитель. С другой — демонстрирует массу весьма неприятных черт, среди которых неспособность к труду, пустословие, неумение любить и принимать любовь. Если бы он не погиб на баррикадах в Париже, вероятно, его ждала бы судьба «устарелого и выдохшегося агитатора», каким стал, по мнению Тургенева, через два года после выхода романа Михаил Бакунин, один из прототипов Рудина. Окончательно с идеалами либерального дворянства Тургенев попрощается в «Дворянском гнезде» и выведет на сцену еще одного «лишнего человека» — Федора Ивановича Лаврецкого.
В следующих романах писатель попытается изобразить героев нового десятилетия, которое было отмечено ужесточением идеологической борьбы по всем фронтам. Как вспоминает критик Антонович, в начале 1860-х годов особенно резко обозначился раскол между представителями интеллигенции: «Члены прежних больших приятельских групп увидели, что общие вопросы философии, этики и эстетики почему-то теряют первенствующее значение, а на место их выступают, даже, может быть, не гласно и не открыто, „проклятые” вопросы внутренней политики». Не мог пройти мимо этих проклятых вопросов и Тургенев.
В романе «Накануне» он впервые прорисовывает черты поистине героической натуры в образе деятельного и благородного Инсарова, готового в любой момент поступиться личными интересами ради общественного блага. Обстоятельный отзыв на него дал Добролюбов в статье «Когда же придет настоящий день?», указав, что роман Тургенева открыл «широкую возможность для формулировки политических задач». Правда, из-за этого текста Тургенев окончательно рассорился с редакцией «Современника», но зато погружение в суть конфликта помогло ему наметить пути для следующего романа — «Отцы и дети». Это был первый в истории русской литературы случай, когда художественное произведение вышло за рамки чисто литературного явления и стало объектом множественных общественно-политических битв. «Вызов, обращенный к молодому поколению старшею частью общества», увидел в этом романе критик Писарев, «типически изображенную и запечатленную навеки мимолетную фазу нашей жизни» — публицист и издатель Катков. Критик Страхов отметил, что Тургеневу удалось «показать явственнее, чем во всех других случаях, что поэзия, оставаясь поэзиею... может деятельно служить обществу». А вот литератор и экономист Ю. Г. Жуковский счел образ Базарова, да и весь роман в целом, пасквилем на Добролюбова.
Фото: magisteria.ru/meshok.net
В поздних произведениях Тургенева — романах «Дым» и «Новь» — также нашли отражение столкновения идей, которые бродили в обществе 1860–1870-х годов. Однако, как это часто бывает, насквозь злободневные произведения пореформенного периода еще больше поссорили писателя с идеологическими противниками — слишком явственным было его отрицательное отношение к народникам.
Тургеневские девушки и женский вопрос
Тургеневская девушка, пожалуй, один из самых устойчивых литературных стереотипов. Сегодня этот образ редуцировался до некой романтической особы, скромницы и прелестницы, чуть что краснеющей и опускающей взор. Подобная трактовка этого образа транслируется на самых разных уровнях — от массовой культуры до серьезных литературоведческих трудов. Взять хотя бы лекции Набокова: «Тургеневские девушки обычно резво вскакивают с постелей, облачаются в кринолины, обрызгивают лицо холодной водой и свежие, как розы, выпархивают в сад, где и происходят неизбежные встречи под сенью беседок». На самом деле система женских образов Тургенева сложнее прижившихся в литературе клише.
Так, например, Марианну из романа «Новь» любая несправедливость возмущала «до дна души». Елена, воплотившая в себе «тип русской „женщины-гражданки”», как писал о ней критик Буренин, и последовавшая за революционером Инсаровым в Болгарию в романе «Накануне», «во веки веков» не прощала ложь. А Лиза Калитина из «Дворянского гнезда» — по всем параметрам воплощение «тургеневской девушки» — была «вся проникнутая чувством долга». Эти характеры отличает смесь жертвенности и энтузиазма. Женщины в романах Тургенева, вопреки заложенным в их характерах противоречиям, всегда предстают цельными натурами, как пушкинская Татьяна Ларина, что была «русская душою», но «выражалася с трудом на языке своем родном».
Зачастую именно женщина противостоит мятущемуся «тургеневскому юноше» — взять хотя бы историю любви Базарова и Одинцовой. Примерно то же происходит в «Затишье», «Рудине», «Асе» и «Нови». Наиболее полно эту мысль раскрывает Алексей Петрович в письме к Марье Александровне в повести «Переписка»: «Если б женщины знали, насколько они добрее, великодушнее и умнее мужчин... их мысль не привыкла беспрестанно возвращаться к самой себе, как у нашего брата. Они о себе мало думают. Они расточают свою душу, как щедрый наследник отцовское золото, а мы с каждого вздора берем проценты».
Особняком среди женских образов стоят лишь две героини — «разбитная бабенка» Софья Кирилловна Заднепровская из повести «Два приятеля» и, конечно, главная «эманципе» тургеневского мира Евдоксия Кукшина, которая полагала, что Жорж Санд «отсталая женщина», так как наверняка «и не слыхивала об эмбриологии». Между тем известно, что сам Тургенев приятельствовал с Жорж Санд, высоко ценил ее творчество и сочувствовал идеям женской эмансипации, что позволило литературоведу Л. В. Пумпянскому сделать вывод, что ее героини стоят «над колыбелью» всех тургеневских женщин.
Крестьянский вопрос и гуманизм
После выхода в свет цикла «Записки охотника» Тургенев прослыл мастером пейзажных зарисовок, тонко чувствующим природу и пластику образа. К примеру, Гончаров на протяжении всей жизни считал писателя в первую очередь мастером «эскиза» и ценил в его романах лишь избранные сцены. Хоть «Записки» и называют антикрепостническим произведением, его едва ли можно поставить в один ряд, скажем, с «Путешествием из Петербурга в Москву» Радищева — Тургенев предлагает совершенно иное отношение к человеческой личности и проблеме угнетения.
Критика справедливо упрекала писателя в том, что он чересчур идеализировал крестьян. В большей части его рассказов действительно вырисовывается некий идиллический мир, в котором действуют рационалист Хорь и идеалист Калиныч, а крестьянская девушка Матрена, несмотря на все выпавшие ей испытания, демонстрирует лишь покорность и жертвенность. Тем не менее Тургенев одним из первых попытался разглядеть человеческое в персонажах, в которых раньше видели лишь нечто обобщенно-народное.
Л. Курнаков. Иван Тургенев на охоте. 1950-е годы
Фото: ohotniki.ru
Спор о новых людях и конфликт поколений
Впервые о том, что время Рудиных прошло и пора бы обратить внимание на «их преемников, способных к активному действию на общественно-политической арене», заговорил Чернышевский в статье «Русский человек на rendez-vous», посвященной тургеневской «Асе». Понимал это и сам Тургенев. Его Рудин тщетно пытается занять себя каким-нибудь общественно-полезным делом. После него то же ощущение собственного бессилия испытывает Лаврецкий, который в эпилоге «Дворянского гнезда» обращается к молодежи со словами: «Играйте, веселитесь, растите, молодые силы... вам надобно дело делать, работать...» Зачатки этого конфликта мы улавливает в спорах Адуевых из гончаровской «Обыкновенной истории» и в романе Герцена «Кто виноват?» — в образах Бельтова и Крупова. Однако было бы неверно сводить суть конфликта исключительно к поколенческим проблемам.
Довольно быстро спор о людях 1840-х и 1860-х годов приобретает политическое измерение. Начинает формироваться «слой, затертый между народом и аристократией», как метко обозначил его Герцен, а вместе с ним и особый социальный тип — разночинец. Из разночинской среды выходят многочисленные нигилисты, демократы и радикально настроенные семинаристы 1860-х, выразителями мнений которых были Чернышевский, Добролюбов и Писарев. Однако первым спор о новых людях начал Тургенев в романах «Накануне» и «Отцы и дети» и статье «Гамлет и Дон-Кихот»: «И вот, с одной стороны стоят Гамлеты мыслящие, сознательные, часто всеобъемлющие, но также часто бесполезные и осужденные на неподвижность; а с другой — полубезумные Дон-Кихоты, которые потому только и приносят пользу и подвигают людей, что видят и знают одну лишь точку, часто даже не существующую в том образе, какою они ее видят. Невольно рождаются вопросы: неужели же надо быть сумасшедшим, чтобы верить в истину? и неужели же ум, овладевший собою, по тому самому лишается всей своей силы?».
Чернышевский в свою очередь объявлял людей 1840-х годов «романтиками и аристократами», которые ненавидели работу и считали себя униженными, взявшись за топор. Этот примечательный диалог с сарказмом передает Герцен в статье «Лишние люди и желчевики». Конечно, сам Тургенев не разделял идей революционной демократии. Но тем не менее в «Отцах и детях» нашли отражение многие прогрессивные идеи, которые в конечном итоге и повлияли на самосознание передового русского общества.
Базаровщина
Объяснять феномен «базаровщины» принято через образ студента 1860-х годов, циника и максималиста, который освоил основы материалистической философии и транслирует их без разбору. Но в этом портрете сквозит досадное упрощение. Конечно, увлечение естественными науками, практицизм и отказ от устаревших иерархий были свойственны радикально настроенной молодежи того времени. Присущи эти черты и Базарову, но едва ли его характер ими исчерпывается.
Тургенев видел в Базарове «выраженье новейшей нашей современности». Однако первое, что бросается в глаза при знакомстве с героем, — отсутствие у него какой-либо положительной программы. Эту его черту подметил литературовед Ю. В. Манн в статье «Базаров и другие». Исследователь называет героя «гамлетизирующим Дон Кихотом», новым человеком, который вступил в полосу кризиса. Идеологи 1860-х верили в крестьянскую общину, занимались революционной пропагандой и спорили о возможных путях развития российского общества, а воплощением их чаяний в литературе стал Рахметов — «новый человек» до мозга костей. Базаров в свою очередь в разговоре с Павлом Петровичем Кирсановым сходу заявляет, что «в современном нашем быту, в семейном или общественном» нет ничего, что не вызывало бы «полного и беспощадного отрицания».
Его политическая позиция за пределами идеи отрицания была загадкой как для современников Тургенева, так и для исследователей его творчества. Принято считать, что Тургенев придал герою черты типичного радикально настроенного юноши тех лет, но едва ли в Базарове можно разглядеть революционера на манер Чернышевского. Более того, критики не раз обвиняли Тургенева в том, что тот намеренно исказил черты героя, внушив ему пресловутый «философский пессимизм», свойственный скорее либерально настроенным дворянам вроде него самого. Базаров равнодушен к проблемам, связанным с крестьянской реформой, к журнальной полемике и пропаганде новых ценностей — ко всему, что будоражило тогда молодые умы. Зато своя программа есть у Ситникова и Кукшиной — карикатурных революционеров, любое высказывание которых немедленно превращается в фарс.
Конфликт Базарова с окружающим миром сложнее, чем противостояние сына бедного уездного лекаря и аристократов. Герой сомневается во всем, кроме разума, и последовательно терпит поражение в любви и дружбе. Со своим замечательным холодным умом, честностью и трудолюбием он оказывается не в силах совладать с тем, что прежде пренебрежительно называл «романтизмом» и «вздором». В существующих общественных условиях он обречен на одиночество — отсюда и некоторые демонические черты его натуры. В конце концов Базаров вынужден признать, что такие, как он, не нужны России. Именно поэтому Писарев утверждал, что базаровщина — «болезнь нашего времени, ее приходится выстрадать, несмотря ни на какие паллиативы и ампутации. Относитесь к базаровщине как угодно — это ваше дело; а остановить — не остановите; это та же холера».