Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Сегодня можно уверенно сказать, что французский философ и писатель Дени Дидро (1713–1784) смог осуществить высказанное некогда пожелание «оставить на земле прочный след своего существования». Он оставил богатое, сложное и оригинальное наследие, проявив огромную эрудицию и необычайное разнообразие творчества. Его сочинения постоянно читают, о них размышляют, открывая все новые смыслы. Более того, кажется, что в наши дни они едва ли не более актуальны, чем в эпоху Просвещения. Причина этого — не только в том, что часть его произведений была опубликована либо на исходе XVIII столетия, либо в XIX веке. С одной стороны, Дидро, «центральная и самая парадоксальная фигура Просвещения» (В. Библер), смог продемонстрировать силу и глубину просветительских идей, выразить «с наибольшей полнотой философский бунт во всех его наиболее общих и наиболее противоречивых чертах» (Ш. Сент-Бёв), с другой — почувствовал те тенденции, которые могли превратить эти идеи в догмы, оспаривая прямолинейность рационализма. Он во многом опережал свое время, оказав, быть может, не меньшее, чем Ж. -Ж. Руссо, влияние на основателей романтизма во Франции. Не случайно Жан-Клод Бонне, один из исследователей творчество Дидро, писал: «Больше, чем другой писатель его эпохи, он свидетельствует, что XVIII век был настолько же веком воображения, как и веком идей».
Хотя в сознании современных читателей имя Дидро стоит рядом с Вольтером и Руссо, этот мыслитель занимал особое место в культурном пространстве просветительской эпохи. Согласимся с Гёте: «Дидро есть Дидро, человек единственный в своем роде». Он не был помещен после своей кончины в Пантеон, поскольку во время революции 1789–1794 гг. могилы, находящиеся в церкви святого Роха (а писатель был похоронен именно там), были разорены, останки всех умерших закопали в общей могиле, но это обстоятельство может расцениваться и как своего рода символ. Самые знаменитые его произведения не были напечатаны в период их создания, а распространялись в рукописи и были известны лишь ограниченному кругу читателей. В общем мнении Дидро выступал прежде всего редактором «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел», а из его произведений были опубликованы только повесть «Нескромные сокровища», несколько философских эссе и две драмы — «Побочный сын» и «Отец семейства». Остальные сочинения, за которые мы прежде всего ценим его как писателя и критика, появились в печати либо в последние годы XVIII века («Жак-фаталист и его хозяин», «Монахиня», «Салоны»), либо в первой трети XIX века (письма к Софи Волан, «Сон д’Аламбера», «Племянник Рамо», «Парадокс об актере»). А полностью наследие Дидро стало доступно только в середине ХХ столетия, публикация которого была закончена лишь в 1973 г.
Родившись в провинциальном городке Лангре в семье ремесленника, мечтавшего видеть своего сына священнослужителем, Дени Дидро, хотя и получил образование в области философии и теологии, с раннего возраста проявил интерес прежде всего к литературным занятиям, одновременно укрепляя свои атеистические взгляды. Юноша блестяще окончил иезуитский коллеж, преподаватели которого были изумлены его живым умом и знаниями. Но стремясь к свободе и независимости, он затем практически сбегает из дома в Париж. Учась в коллеже д’Аркур, Дидро погружается в изучение философии, математики и права, в 1732 году становится магистром искусств, много читает — не только классиков вроде Гомера, но и современников-просветителей — Вольтера, Свифта, Буленвилье, Мелье, знакомится с д’Аламбером, Кондильяком, Ламетри, Руссо, посещает театры, пишет статьи в «Меркюр де Франс».
С начала 1740-х годов Дидро занимается переводами с английского, в частности переводит «Историю Греции» Стеньяна и «Опыт о достоинствах и добродетели» Шефтсбери. Его собственные сочинения появляются во второй половине 1740-х годов: это эссе «Философские мысли» (1746), где автор демонстрирует свои ранние деистические убеждения, за что удостаивается осуждения парижского парламента, повесть-сказка «Нескромные сокровища» (1747) — своего рода одновременно философская пародия на эротические романы и эротическая пародия на философские повести, а также «Письмо о слепых в назидание зрячим» (1749) — важный текст, свидетельствующий о материалистических убеждениях философа. Поначалу Дидро опубликовал этот текст анонимно, но, когда авторство раскрылось, писателя осудили за богохульство и заключили на три месяца в Венсенский замок.
С 1747 г. Дидро начинает совместно с ученым-математиком Д’Аламбером работу над проектом «Энциклопедии» — грандиозного свода научных знаний эпохи Просвещения. Первоначально у издателя А. -Ф. Ле Бретона возникла идея перевести на французский язык «Циклопедию», как назывался справочник, составленный англичанином Эфраимом Чемберсом, однако проект, который был поручен Дидро, быстро перерос эту скромную задачу, поставив целью «изменить привычное мышление» читателей. Дидро-редактор привлек к созданию энциклопедии многих известных ученых, писателей (Вольтера, Монтескье, Руссо, Гольбаха, Сен-Ламбера, Бюффона, Тюрго и других) и сам 25 лет возглавлял это издание. С 1751 по 1772 гг. было выпущено 35 томов, в написании статей принимали участие 170 сотрудников. В 1759-м, после запрета «Энциклопедии» королем и парламентом, внесения ее папой римским в «Индекс запрещенных книг», количество сотрудников заметно убавилось, от нее устранился даже Д’Аламбер, однако Дидро довел проект до конца, подпольно выпуская и рассылая тома подписчикам. Он написал для этого издания около 6000 статей.
Несмотря на столь значительную работу над «Энциклопедией», Дидро не ограничивался ею. В 1750-е годы он обращается к драматургии, пишет пьесы «Побочный сын» (1757) и «Отец семейства» (1758), одновременно сопроводив их размышлениями об эстетике «серьезной комедии» или «мещанской драмы». Надо признаться, что постановка названных драм не снискала в тот период большого успеха, да и сами они не являются лучшими сочинениями писателя. Однако эти пьесы были первыми в жанре «мещанской драмы», и, по мнению известного французского драматурга и режиссера Марселя Паньоля, «из них вышел весь современный театр». А С. М. Эйзенштейн был убежден, что идеи Дидро, высказанные в «Беседах о Побочном сыне», чрезвычайно важны не только для театра, но и для кино. Столь же важны и актуальны мысли писателя об актерской игре, высказанные им в эссе «Парадокс об актере», написанном позднее — в 1773–1778 годах, а опубликованном только в 1830 г.
С 1759 по 1781 г. Дидро пишет обозрения ежегодных выставок живописи — «Салоны», — которые публикует в рукописном журнале публициста и критика Фридриха Мельхиора Гримма «Литературная корреспонденция», став основателем современной художественной критики. Он включается в «войну буффонов» — спор между сторонниками нормативной, тяготеющей к классицизму французской оперы и мелодичной, веселой, обращенной к бытовым сюжетам итальянской оперы-буффа. Писатель выступает вместе с другими энциклопедистами за обновление и демократизацию оперного жанра, но не пишет по этому поводу специальных статей и трактатов, подобно д’Аламберу или Руссо, а размещает свои размышления в диалогах «Беседы о Побочном сыне» и «Племянник Рамо».
Вообще, диалог — одна из излюбленных форм письма и рефлексии у Дидро. Он включает диалоги в свои философско-художественные сочинения, а иные строит целиком в диалогической форме. Его шедевр, роман-диалог «Племянник Рамо», демонстрирует способность Дидро к диалектическому и критическому подходу к некоторым просветительским постулатам, способность вести спор с самим собой. Другое гениальное произведение писателя, роман-диалог «Жак-фаталист», отличается новаторством повествовательной формы, причудливым развитием сюжета, сочетанием игры и серьезности, иронии и меланхолии.
Собственно, каждый из романов писателя оказывается оригинальным по структуре и стилю, непохожим даже на те образцы, на которые он сам ссылается. Так, Дидро в статье «Похвала Ричардсону» (1761) выражает свое восхищение английским романистом, для произведений которого он хотел бы найти «другое название», нежели романы, поскольку они «поучают, трогают душу, распространяют любовь к добру», но примерно в это же время пишет свой роман «Монахиня», форма которого не совпадает с эпистолярными сочинениями Ричардсона. Если Ричардсон последовательно развивает жанрово-стилевые возможности эпистолярного романа, то у Дидро уже в кратком вступлении-размышлении героини последующее повествование предстает не как развернутое письмо к маркизу-покровителю, а как предварительный набросок такого письма и одновременно будущих мемуаров, составлявшихся урывками в разное время, включающий в последней части еще и обрывочные записи дневникового характера. Дидро отталкивается от переписки, которую он, разыгрывая с друзьями их приятеля, доброго маркиза де Круамара, вел от имени некоей монахини Сюзанны Симонен, заставляя его поверить, что несчастная молодая монахиня, против ее желания отданная в монастырь, просит его о помощи. Эти письма, как и ответы растроганного маркиза, сохранились и были опубликованы Мельхиором Гриммом в его рукописном журнале «Литературная корреспонденция». По ним можно заметить, что писатель вначале готовит их к печати, редактируя и те, что сочинял сам, и подлинные ответы де Круамара, но в конце концов он оставляет эту переписку неопубликованной, а создает текст, в котором драматически неясен исход судьбы героини и усиливается критика монастырской жизни. Во многом этому способствовали воспоминания писателя о трагической истории его сестры, ушедшей в монастырь и скончавшейся там во время службы. К тому же «Монахиня» оригинальна и в сравнении с классикой жанра философской повести: сохраняя стремление доказать ходом сюжета определенный философский тезис (в данном случае — о естественной тяге человека к свободе), Дидро не прибегает, подобно Вольтеру, к условному приему «философского гиньоля», а стремится придать этико-психологическую естественность и правдоподобие истории персонажа. «Самиздат» эпохи Просвещения, как называют критики это произведение, мог распространяться только в рукописи, поскольку был, по словам самого автора, «ужасной сатирой против монастырей», его напечатали только в 1796 году.
Что же касается «Жака-фаталиста», то Дидро, очевидно, был весьма впечатлен, прочтя в 1762 г. роман Л. Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», и это сформировало в нем желание написать оригинальное подражание английскому сочинителю. Дидро импонирует стерновская игровая литературная форма. Однако с самого начала — с имени героя и названия произведения — отчетливо видно различие: если Тристрам Шенди — оригинальный герой-чудак, «печальный сумасшедший», то Жак — не столько имя конкретного лица, сколько патроним (П. Шартье), это обычный человек, всякий француз, а Хозяин — и вовсе широкое обозначение любого лица, имеющего слугу. Монологической форме, то есть мнениям Тристрама у Стерна, соответствует в тексте Дидро диалогическая форма разговора между хозяином и слугой (читателем и писателем), причем первоначальная самоидентификация читателя с Жаком, а автора с Хозяином постоянно перевертывается, колеблется, подвергается сомнению — и вновь утверждается. Текст романа Дидро представляет собой диалог не только между Жаком и его хозяином, этими персонажами и другими героями повествования (например, трактирщицей, поведавшей обоим историю госпожи де ла Поммере), но прежде всего — между персонажем-повествователем и персонажем-читателем. Дидро создает и поддерживает на протяжении почти всего текста впечатление свободного устного рассказа, беседы с читателями. Однако с момента, когда беседа как будто завершается — сообщением о том, что Жак попал в тюрьму, — текст неожиданно оказывается рукописью, попавшей к издателю. Авторская игра касается не только формы повествования: как верно указывают философы, невозможно решить, написан этот роман «за или против фатализма». Повествователь то и дело обманывает читательские ожидания или же выполняет их мимоходом, случайно, вовлекая читателя в бесконечные переходы от мистификации к демистификации и обратно, заставляя его возвращаться к ранее прочитанному, сопоставлять, догадываться, предполагать.
Желание и умение играть, избегать однозначности — постоянное стремление Дидро, признававшегося: «Я... скорее сгущаю туман, чем рассеиваю его, и предпочитаю скорее воздерживаться от окончательных суждений, чем поспешно судить». Это в полной мере сказалось в романе-диалоге «Племянник Рамо» (1762–1773), самом ярком примере подвижности, неоднозначности, диалектичности мышления писателя. Построенный как разговор двух персонажей, каждый из которых связан с реальным историческим лицом («Я» — это сам Дидро, «Он» — это племянник известного композитора и теоретика музыки Жан-Филиппа Рамо (1683–1764) Жан-Франсуа Рамо (1716—1777), органист и тоже композитор), насыщенный реалиями времени, этот текст одновременно несет в себе универсальный смысл, что ясно видно уже в самой издательской судьбе романа-диалога: будучи неизвестен читателям XVIII в., он появился в печати в 1805 г. на немецком языке в переводе Гёте, затем — в 1821 г. в обратном переводе на французский язык, дважды — в 1823-м и 1884-м — публиковался по более или менее точным рукописным копиям, и только в 1891 г. была обнаружена рукопись самого Дидро, которая стала неизменным источником публикуемого текста «Племянника Рамо».
Называя участника диалога с Рамо «Я», Дидро как будто настраивает читателей на восприятие его как alter ego автора. Племянник Рамо, циник, клеветник и паразит, поначалу предстает как полная противоположность «Я»-философа. При этом исследователи не раз замечали, что собеседник, обозначенный как «Я», не всегда оказывается более убедителен, чем его оппонент, иногда попросту бывает неправ, вынужден соглашаться с аргументами племянника, а кроме того, не способен заставить Рамо изменить свою точку зрения. Традиционный диалог мудреца и шута, не раз встречающийся в литературе, начиная с античности, в конце концов заставляет читателей задуматься, кто в этом диалоге мудрец, а кто — шут. В то же время автор диалога запечатлевает процесс рефлексии не только над отдельными философскими положениями, не только над связью между абстрактными суждениями и практическими поступками людей, но и над уверенностью цинизма в своем превосходстве над моральным идеализмом. Закономерно поэтому, что племянник Рамо, «разоблачитель» «плоских» суждений собеседника-философа, порой также вынужден присоединяться к мнению «Я». По существу, финал диалога остается открытым, спор между его участниками о гении и посредственности, о счастье и добродетели, о природе человека и современных нравах может быть продолжен.
«Знаменитый неизвестный» (П. Лепап) своей эпохи и своей страны был гораздо более известен в России XVIII в., чему способствовали его политические устремления, вера в «просвещенную монархию», надежды, которые он возлагал на Екатерину II, с которой, как и Вольтер, вел переписку. И в отличие от Вольтера, он в конце концов встретился с правительницей России. Дело в том, что книгочей Дидро всю жизнь любил не только читать, но и собирать книги, к 1760 г. став обладателем солидной библиотеки, включавшей множество уникальных экземпляров. Однако желание финансово обеспечить приданое дочери заставило его откликнуться на предложение российской монархини купить это книжное собрание. К тому же Екатерина, полностью выплатив требуемую сумму, пожелала, чтобы Дидро остался хранителем коллекции и стал ее личным библиотекарем. Книги были привезены в Россию в 1786 г., а Дидро еще ранее, в 1773 г., предпринял поездку в Санкт-Петербург и пробыл там до марта 1774 г. Философ много времени провел в разговорах с государыней: давал ей советы, рисовал планы, стремился сделать в этих планах Россию более современной и свободной. Однако Екатерина II, поначалу очарованная умом и эрудицией собеседника, не спешила вносить решительные изменения в общественно-политическую жизнь страны, ссылаясь на «неготовность народа» к свободе. Отклик нашла лишь идея писателя о создании Эрмитажа. Дидро покидал Россию разочарованным. Отныне его политические убеждения включают критику «просвещенного деспотизма», его можно считать предшественником демократических идей свободы и равенства, вдохновляющих нас и сегодня. Они — важная часть актуальности творческого наследия Дени Дидро, что подтверждается не только многочисленными переизданиями его сочинений, новыми переводами, исследованиями его произведений, но и тем, что по его романам — чаще всего по «Жаку-фаталисту» — снимают фильмы (их вышло 10 с 1922 по 2013 год) и ставят спектакли, он сам становится персонажем книги Э. -Э. Шмитта и фильма Г. Агийона, название которых (Le Libertin) правильнее было бы перевести не как «Распутник», а как «Вольнодумец». А Милан Кундера, создав на основе романа «Жак-фаталист» пьесу «Жак и его господин», охарактеризовал ее как «дань уважения Дени Дидро».