1. «Дружба народов» опубликовала последний, незавершенный роман Александра Гарроса «Воля», подготовленный к печати Анной Старобинец. На сайте Старобинец — полная версия текста с ее прекрасным предисловием. Старобинец рассказывает, как ее муж работал над романом, пытаясь опередить смерть, как сначала он не разрешал ей после его смерти продолжить работу, а потом все же разрешил («его разрешение означало проигранный бой — за текст и за жизнь»); как она сумела восстановить замысел и отправила его многолетнему соавтору Гарроса — Алексею Евдокимову: «Он согласился дописать роман, не раздумывая (сейчас он уже на финишной прямой). И согласился поставить на обложке только Сашино имя». В романе Гаррос будто предсказал вещи, которые стали новостной повесткой и общественной тревогой впоследствии — в том числе скандал в 57-й школе и дело «Нового величия». У «Воли» подзаголовок — «кинороман»; жесткий, наполненный диалогами текст в самом деле устроен так, что его можно читать и как прозу, и как сценарий.
2. На сайте «Нового мира» появился № 10 за этот год. В нем есть (авто)биографическая проза скончавшегося в прошлом году Сергея Есина «Смерть приходит по-английски» (стремление изучить английский, который уподоблен некоему ключу к иной реальности, — лейтмотив текста), стихи Ольги Сульчинской, Марии Галкиной, Владимира Тучкова и македонского поэта Николы Маджирова (перевод Анны Ростокиной и Андрея Сен-Сенькова):
В чужих городах
мысли блуждают спокойно,
как могилы забытых цирковых артистов,
там собаки лают на мусорные баки и снежинки,
падающие в них.
В чужих городах мы неприметны,
как хрустальный ангел, запертый в
серванте без воздуха, как
второй толчок землетрясения,
что просто сдвигает то, что уже разрушено.
Кроме того, в номере — главы из книги Виктора Бердинских и Владимира Веремьева «Краткая история Гулага» и эссе Михаила Горелика «Прогулки с Андерсеном»: сюжеты андерсеновских сказок здесь возводятся к Сенеке, Апулею и Талмуду, сопоставляются с Рильке, Фрейдом и Достоевским; получается весело (хотя Андерсен отнюдь не всегда располагает к веселью) и заразительно.
3. В «Российской газете» опубликована отповедь филолога Валентины Полухиной Дмитрию Быкову. По мнению Полухиной, Быков распространяет «вирус своей ревности, зависти, почти ненависти к Бродскому: якобы он артикулирует мещанское сознание, высокомерное презрение к жизни, а его манерой можно изложить прогноз погоды». Исследовательница ставит Быкову в пример оценки Ахматовой и Якова Гордина и опровергает быковские выводы биографическими примерами: «установка на смерть» — это следствие физической болезненности Бродского, а «доминирующая эмоция — презрение» не вяжется с тем, что Бродский постоянно помогал друзьям деньгами, советами и публикациями. Вообще говоря, перед нами такой спор, в котором не хочется принимать участие: упреки в том, что у Бродского «масса аллюзий, масса цитат» — если это действительно упреки — излишне комментировать, а уверенность Полухиной в том, что стихотворение «На независимость Украины» «родилось из боли, вызванной ссорой двух братьев славян, а не в угоду национал-имперцев», кажется несколько наивной.
4. Василий Владимирский объявил в своем фейсбуке о запуске серии нон-фикшна о фантастической литературе. Серию будет выпускать группа компаний «Аураинфо & Группа МИД», первыми в ней выйдут книги Марии Галиной «Hyperfiction» (вероятно, собрание колонок, которые она публиковала в «Новом мире») и Сергея Шикарева «Координаты фантастики»; дальнейшие планы можно найти по ссылке. Затея очень интересная, хочется пожелать ей удачи.
5. Филолог Алексей Вдовин дал интервью образовательному сайту «Верные слова», речь идет о школьной программе по литературе: ее происхождение, закостенение и соображения о том, что с ней делать. Вдовин говорит о концепции «золотого списка», связанной с идеей строительства национальных государств (внезапно возникает призрак Бисмарка, причем не того, чьим именем принято подписывать фейковые цитаты, а самого настоящего), и о том, как с 1980-х от единого списка отказываются — «на волне постколониального движения, феминистского движения и много чего еще». «Сквозной порядок» от «Слова о полку Игореве» до XX века, принятый в советских и постсоветских школах, противопоставляется раннесоветским программам, на удивление похожим на то, что сейчас предлагают европейские университеты. Что касается современной российской школьной программы, вокруг которой постоянно разражаются споры (то добавить, это убрать), — тут Вдовин здраво радикален: «Единственный выход, на мой взгляд, — отказаться от обязательного списка для всех и ввести вариативность. В лучшем случае — идти по пути тех же европейских стран и отказаться от обучения национальному канону в пользу обучения чтению, пониманию и интерпретации текстов».
6. На «Арзамасе» вышел курс о сиротах в культуре. Материал о литературных сиротах, от Диккенса до Донны Тартт, подготовила Варвара Бабицкая. Одна из книг ее списка — «Крещенные крестами» Эдуарда Кочергина, «удивительная антропологическая картина послевоенного СССР, где чуть ли не все — бездомные, будь то искалеченные фронтовики и „лесные люди” — наркоторговцы, спасающие мальчика, или железнодорожные воры и нищие, которые пытаются закабалить его, как Оливера Твиста». Отрывок из книги и интервью Кочергина о детстве в детприемниках НКВД — здесь же: классический сюжет взросления в замкнутом сообществе самой жизнью приложен к реалиям советской репрессивной системы.
7. Неделю назад отмечали 90-летие Филипа Дика. На N+1 — рассказ о технологиях, которые предсказал Дик и которые воплотились на самом деле: это, например, виртуальная реальность, статистический анализ, помогающий предотвращать преступления (хотя до мутантов с прекогницией из «Особого мнения», к счастью, еще далеко) и редактирование генома (рождение «генетически отредактированных» детей в Китае в этом году журнал Science признал «провалом года»). «Пожалуй, его предостережениями лучше не пренебрегать — слишком многое ему удалось предсказать на удивление точно», — говорит автор материала Елизавета Ивтушок о Дике.
8. Шесть лет назад в «Дружбе народов» вышел роман азербайджанского писателя Акрама Айлисли «Каменные сны», в котором описаны армянские погромы в Баку. В Азербайджане против Айлисли развернулась настоящая травля — процитируем Википедию: «В Баку, Гяндже и родном селе писателя прошли демонстрации, сопровождавшиеся сожжением портретов и книг писателя. Участники скандировали: „Смерть Акраму Айлисли!”, „Предатель!”, „Акрам — армянин!” <…> Сын и жена Айлисли были уволены с работы. Министерство образования Азербайджана „по требованию учителей” приняло решение об изъятии из школьных учебников сочинений Айлисли. Спектакли по пьесам Айлисли были сняты со сцен азербайджанских театров. Депутаты парламента потребовали лишить Айлисли правительственных наград и проверить его „генетический код” на предмет того, не является ли он армянином. Спикер парламента Октай Асадов заявил, что „в происхождении всех, кто поддерживают Айлисли, есть что-то подозрительное”. Глава Управления мусульман Кавказа, шейх-уль-ислам, Аллахшукюр Пашазаде назвал Айлисли „муртадом” (вероотступником). Проправительственная партия „Современный Мусават” объявила награду в 10 тысяч манат тому, кто отрежет писателю ухо».
В 2016-м 79-летнему Айлисли не дали вылететь в Италию и запретили покидать пределы Баку. Только что ему отказали в возможности отправиться на литературный фестиваль в Швейцарию. На этой неделе Международный ПЕН выпустил обращение в защиту Айлисли: здесь напоминают, что писателю по-прежнему грозит трехлетнее тюремное заключение по обвинению в нападении на сотрудника аэропорта (все тот же случай 2016 года) и что престарелый Айлисли нуждается в медицинском уходе. «Его преследование — еще один яркий пример того, как азербайджанские власти запугивают и угнетают своих оппонентов», — отмечает исполнительный директор ПЕНа Карлес Торнер.
9. В конце ноября не стало пакистанской поэтессы Фамиды Риаз. В издании The Wire вышла статья о ней авторства Разы Найема: он вспоминает манифест Риаз — предисловие к ее дебютному сборнику 1966 года («Она объявляла читателю, что не напишет ни одного стихотворения, пока оно ее к тому не принудит; что не станет сочинять газелей, потому что не хочет писать ради рифмы и метра; что будет писать стихи три или четыре года, потому что после этого ей будет нечего сказать»). Следующие 50 лет опровергли третье предсказание: Риаз стала одним из лучших авторов, писавших в XX веке на урду, и известной переводчицей (в частности, она переводила свою иранскую коллегу — погибшую в молодом возрасте Форуг Фаррохзад). Найем рассказывает, что к откровенности ее второго сборника, в котором впервые в поэзии на урду женщина говорила о своем сексуальном опыте, читатели оказались не готовы. Жившая тогда в Лондоне Риаз вскоре вернулась в Карачи и стала одной из ведущих пакистанских активисток феминистского движения, продолжая поднимать табуированные темы в поэзии: ее стихи Найем называет «манифестацией женского, похожей на то, что позднее придет к нам в текстах француженок — Юлии Кристевой, Элен Сиксу, Люс Иригарей».
В стихах, основанных на библейских и коранических мотивах (и преданиях вокруг священных текстах), Риаз перевоплощалась в Аклиму — мифическую сестру Каина и Авеля — и рассказывала об убитой горем женщине, которая обращается к Создателю — и не получает ответа. Это не означает, что Риаз была атеисткой: «Религия в ее стихах была красивой. Мое любимое стихотворение… о беременной женщине, которая вместе со своим мужчиной поет о божественной силе творения»; впрочем, в ее поздних текстах такие образы и символы становились «все более тревожными». Творчество Риаз всегда оставалось политически заряженным: она писала о Карле Марксе и борце за свободу Индии Бхагате Сингхе, написала романы о насилии в Карачи и зороастрийском пророке Маздаке — «одном из первых социалистов в истории». «Фамида Риаз была нашей новой Аклимой, которая, в отличие от героини своего стихотворения, смело отвечала богам авторитаризма, фундаментализма и патриархата, — заключает Найем. — За это ее никогда не забудут».
10. The New York Times вспоминает курьезно-макабрический эпизод своей истории: два месяца, в течение которых газета пристально следила за угасанием Уолта Уитмена и почти ежедневно оповещала читателей о состоянии его здоровья. В декабре 1891 года национальный поэт Америки подхватил роковую простуду. «С этого момента никакая подробность о его последней болезни не казалась недостойной печати: сколько глотков молочного пунша он сделал, сколько тостов сумел съесть, мог ли подняться в постели, что сказал врачу» (с таким же рвением 18 лет спустя газеты будут протоколировать смерть Льва Толстого). 21 декабря газета сообщала, что «Славный седой поэт» не проживет и двух дней; 23-го под заголовком «Уолт Уитмен медленно умирает» приводились слова врача о том, что Уитмен протянет еще немного; на другой день заголовок был «Уолт Уитмен все еще жив», но говорилось, что он «сдался и желает смерти». В рождественском номере обнаружился заголовок «Конец поэта очень близок». Ну и так далее. К новогоднему выпуску заметки об умирающем Уитмене «переехали на четвертую полосу — пусть даже „его лицо посинело, черты заострились”». Новости о «совершенной слабости» и «одном лишь стакане молока» кочевали со страницы на страницу до конца января 1892-го — и прекратились не потому, что Уитмен умер, а потому что его здоровье пошло на поправку. «Уолт Уитмен почти здоров», «Уолт Уитмен набирается сил», — радовалась газета. Последняя новость о выздоровлении Уитмена была напечатана 19 января 1892-го, а 26 марта Times уже извещала читателей о его смерти. В последних заметках публиковался адрес поэта, чтобы почитатели могли с ним проститься, подробности вскрытия («Его мозг оказался непомерно большим») и, наконец, отчет о похоронах.
11. Эмили Темпл с Lithub составила (совсем как Егор Михайлов во время non/fiction) список списков — подсчитала, какие книги вошли в уже опубликованные в разных изданиях перечни самого-самого в 2018 году. Первое место делят Отесса Мошфег со своей современной кавер-версией «Обломова» (выйдет в русском переводе в следующем году) и Томми Орандж, получивший на днях премию за лучший дебют — роман о том, как на калифорнийском пау-вау все пошло не так. Всего в список вошло больше 150 книг.