Загадка недосказанности и недопрочитанности
Нельзя сказать, что Вампилов недооценен, как неверно сводить его личную драму к проблемам с советской цензурой. Часто ли молодых провинциальных драматургов ставят в столичных театрах? А Вампилова в последние годы жизни все-таки оценили, московские режиссеры заинтересовались его пьесами. Но вмешалась судьба — и слава стала посмертной. Драматург погиб за два дня до 35-летия. По нашим временам — пора дебюта, «молодой литератор».
Сейчас ему ставят памятники, его ставят в театрах. Его героев сыграли Сергей Безруков и Константин Хабенский, самого Вампилова в «Облепиховом лете» — Андрей Мерзликин. Много ли драматургов с подобной посмертной судьбой? О пьесах Вампилова мы чаще всего судим опосредованно — по прочтению режиссера. Оно и понятно: пьесы принято не читать, а смотреть. Вампилов сам предпочел драматургию прозе, хотя начинал он с рассказов, да и в той же «Утиной охоте» ремарки разрастаются, превращаясь в прозаическое «мясо». Многое он лишь обозначил в своих заметках, большинство из которых могли быть развернуты в пьесу или повесть. Не успел.
На том же 35-м году ушли великие пилоты Чкалов и Гагарин, но они всё доказали. Вампилов же только взлетал, только набрал первую космическую скорость. Еще в 1970-х Виталий Мельников снял по пьесам Вампилова замечательные фильмы — «Старший сын» и «Отпуск в сентябре». Последний — экранизация «Утиной охоты». Олег Даль, как всегда, настолько убедителен, что мы верим — это Зилов. Но Даль далеко не единственный из возможных Зиловых. Зилов Даля — алкоголик в кризисе среднего возраста, хрупкий, изломанный. Зилов Вампилова — здоровенный 30-летний парень без признаков возрастного кризиса. Выпивающий, конечно, но не спивающийся.
Есть две экранизации «Прошлым летом в Чулимске»: «Валентина» Глеба Панфилова 1981 года с Родионом Нахапетовым в роли Шаманова и фильм Виктора Демента 2013 года с Сергеем Безруковым. В 2006-м «Старшего сына» экранизировал в Америке Марюс Вайсберг, перенеся действие в Лос-Анджелес. В 2015 году Александр Прошкин по мотивам «Утиной охоты» снял «Райские кущи» (Вампилов в титрах не указан по воле наследников), перенеся действие в наши дни, к планшетам и хипстерам, и дав понять, что Зилов жив вне контекста советской эпохи. Этот фильм не только о Зилове, но и о Вампилове, в которого в финале превращается Зилов (что мало кто заметил). В пьесе Зилов лишь собирается на охоту; в кино — охотится с официантом Димой.
Кадр из фильма «Райские кущи»
Лодка спускает, Дима выживает, схватившись за полусдутый баллон, а Зилов плывет к берегу и умирает, уже став ногами на дно. Тем самым воссоздана реальная гибель драматурга. Вампилов и его друг, писатель Глеб Пакулов, шли на моторке из Порта Байкал в Листвянку. Лодка налетела на «топляк», опрокинулась. Глеб схватился за лодку и дождался помощи, «Саня» поплыл к берегу. Когда уже нащупал ногами дно, сердце застыло… Евгений Цыганов у Прошкина фактически сыграл две роли — Зилова и Вампилова. Хотя сводить Вампилова к Зилову столь же неверно, как сводить Зилова к Далю.
Несмотря на обилие постановок и экранизаций, Вампилов остается недопрочитанным. Валентин Распутин однажды сказал о «восторженном непонимании Вампилова». Про что Вампилов — «про жизнь», «про человека»? В чем его «актуальность»? В 1972 году в заявке на фильм «Сосновые родники» он писал: «Вся эта история замышляется для того, чтобы, говоря высоким слогом, сохранить и приумножить человеческое в человеке». Общие слова. Но где взять другие?
В очерках Вампилова «Билет на Усть-Илим» интонация порой почти прохановская: «Белый снег! Мы взорвем твою тишину грохотом наших заводов, ревом наших турбин, мы исполосуем твою бесконечность сотнями дорог. Покорный, неприметный, ты будешь скрипеть под нашими сапогами».
Драматургия его вовсе не такая бравурная. Уже в «Доме окнами в поле» Вампилов писал: «Говорят, чтобы добиться признания, надо умереть». А вот — из «Прощания в июне»: «Веселитесь, но не забывайте, что вы на похоронах…». Одолеет ли вампиловский Зилов ад, который внутри? Найдет ли Золотуев непродающегося человека? Станут ли чужие близкими, как в «Старшем сыне»? Может ли человек помочь другому деньгами просто так, как агроном из «20 минут с ангелом»? Будут ли люди вечно ломать палисадник, который чинит Валентина?
Загадка сибирского месторождения
Вампилов появился на свет в Черемхово Иркутской области: в его родном соседнем Кутулике роддома не было. Называл себя «черемховским подкидышем». В Черемхово родился драматург Михаил Ворфоломеев, жил драматург Владимир Гуркин. Не много ли для небольшого сибирского городка?
Как бы самонадеянно ни звучало, с Вампиловым я ощущаю странную связь. Во-первых, я тоже родился в Черемхово, хотя всю жизнь живу во Владивостоке. Во-вторых, Свирск, указанный в моем паспорте местом рождения (в нем, как и в Кутулике, не работал роддом), упоминает в «Утиной охоте» Зилов: «Знаешь, где я был?… Представь себе, в Свирске». Это, пожалуй, единственное появление нашего маленького ангарского городка в мировой культуре. Вампилов дал голос условным и безусловным кутуликам, чулимскам, свирскам. Литература — форма осознания истории и географии. Когда тонут Вампиловы, уходят под воду и провинциальные атлантиды, и тем радостнее видеть, что появляются новые большие нестоличные авторы, тщательно прописывающие свои периферии в литературе: Алексей Иванов с Уралом, Михаил Тарковский с Енисеем, Роман Сенчин с Кызылом.
Александр Вампилов и Виталий Зоркин
У Вампилова характерный облик — с бурятской азиатчинкой. Вспоминается фильм Герасимова «У озера» (у Байкала, конечно), где скуластый, тоже «евразийский» Шукшин горящими глазами смотрит на Белохвостикову, читающую блоковских «Скифов». Шукшин, кстати, как и Вампилов, автор недопрочитанный. Несмотря на подлинную народную любовь, его восприятие упрощено. Шукшин и в прозе, и в кино — самый настоящий артхаус, тем более изощренный, что он не кричит о себе как об артхаусе, а прячется за видимой простотой, березками, избами… Как Шукшин — не о «чудиках», так и вампиловские «Провинциальные анекдоты» — вовсе не анекдоты.
Вампилов — боец «сибирской дивизии» наряду с Распутиным, Астафьевым, Шукшиным. Это интереснейший феномен: литература, делавшаяся в провинции, стала главной, стержневой. Вампилов — автор не локального масштаба, но он вписан в сибирский контекст, вне которого его восприятие обедняется. Его Валентине из «Прошлым летом в Чулимске» говорят: «Сестры у тебя выучились, по иркутскам живут да по красноярскам, а ты чем хуже?» В Москве или Петербурге это «по иркутскам да по красноярскам» явно звучит иначе, нежели в бесчисленных захолустных чулимсках.
Или взять фамилию «Зилов», которую критики возводили к «ЗИЛу» — «автомобильно-дорожная, неживая…». Всё это так, но в Забайкалье есть городок Аксеново-Зиловское, Вампилову, конечно, известный, есть и станция Зилово. Сибирские Зиловы — обрусевший тевтонский дворянский род. Фамилию эту Вампилов не придумал — взял из жизни. Он порой сочетал театральную условность с журналистской конкретикой. В «Утиной охоте» мелькает церковь, ставшая планетарием и резонирующая с происходящим в душе Зилова: снаружи одно, внутри другое. Образ непридуманный: в 1950 году Троицкая церковь в Иркутске действительно была превращена в планетарий.
Загадка «священного моря»
Вампилов постоянно напоминает о себе. Как будто что-то нужно мне у него вы́читать, что-то понять, пока не наступило личное вечное Забайкалье. Вычитать не только из пьес — из записных книжек. Вот, навскидку: «Бетховен не повторится. Чем дальше от Бетховена, тем больше человек… будет становиться животным, хоть и еще выше организованным. В будущем человек будет представлять из себя сытое, самодовольное животное, безобразного головастика». Или: «Создают голодные — сытые разрушают». Или: «Лучшие, самые красивые, возвышенные слова сейчас до того скомпрометированы газетами и ремесленниками… что сколько надо думать и чувствовать, чтобы эти слова употреблять в их высшем назначении».
Александр Вампилов. Приблизительно 1940 год
Вычитать, наконец, из самой его жизни и смерти — этого последнего текста. Но у Вампилова как-то слишком нелепо: в воду канул. Ни войны, ни тюрьмы, ни убийства, ни самоубийства, ни даже мертвого запоя. Что эта ранняя гибель, с которой нельзя примириться, объясняет; что она добавляет, кроме трагизма, который и так разлит у Вампилова везде, пусть в сплаве с комизмом?
«Стечение обстоятельств» — так называлась первая книга Вампилова 1961 года. Холодная вода, роковое стечение… Словно небо отвернулось от него на минуту. Не «душная атмосфера застоя» — наше чудо, сокровище, много раз воспетое «священное море» («байкальский текст» начал еще протопоп Аввакум) убило нашего гения. Как быть с этим? Жестокий режиссер, Байкал не допустил хэппи-энда, но придал пронзительную и звенящую остроту всему, что успел написать Вампилов. «Когда эта лужа успокоится?» — придумал он однажды реплику о Байкале для кого-то из своих героев.
Никогда.
В рассказе Шукшина «Сильные идут дальше» очкарики-туристы на берегу Байкала — скорее всего, там же, в Листвянке — спорят, глядя, как штормящее озеро выбрасывает палки на берег:
« — …В шторм… в житейский, так сказать, шторм выживают наиболее сильные — кто дальше отгребется.
— Это слишком умно…
— Это слишком неверно, чтобы быть умным.
— Почему?
— Вопрос: как оказаться подальше от берега?
— Я же и говорю: наиболее сильные…
— А может быть, так: наиболее хитрые?
— Это другое дело. Возможно…
— Ничего не другое. Есть задача: как выжить в житейский шторм? И есть решение ее: выживают наиболее «легкие» — любой ценой. Можно за баркас зацепиться…
— Это по чьему-то опыту, что ли?
— По опыту сильных.
— Я имел в виду другую силу — настоящую.
— Важен результат…»
Этот рассказ, в котором едва не тонет местный парень, Шукшин написал за два года до гибели Вампилова.