В число лучших книг, которые помогают вернуть радость к жизни и справиться с хандрой, безусловно, входят произведения Джеральда Даррелла. Филолог Олег Лекманов, автор биографий Есенина и Мандельштама, признается в любви к английскому писателю-натуралисту и предлагает мини-путеводитель по его творчеству.

Про некоторые самые яркие в жизни книги я (как и многие другие, наверное) хорошо помню: в каком издании впервые их читал и в каких условиях. Вот и про эту тоже. 1976 год, дача… Валяюсь на продавленном диване, на солнечной терраске, входит бабушка, протягивает книжку с фотопортретом улыбающегося бородатого дядьки на зеленой, кажется, обложке. «Про животных. Почитай, не оторвешься!» — «Про животных?», — кривлюсь я. Все же беру, быстро пролистываю предисловие, подписанное смешной фамилией «Флинт», лениво пробегаю глазами первый абзац… И, понятное дело, не отрываюсь, пока не добираюсь до последней страницы.

Как все уже, думаю, догадались, это была та самая книга английского зверолова и писателя Джеральда Даррелла, в заглавии которой советские редакторы из-за своего дикого, фантастического какого-то ханжества первоначально сократили одно слово. В оригинале она называется «My Family and Other Animals»; в первом русском издании  — «Моя семья и звери». При последующих переизданиях бестрепетно вычеркнутое слово в заглавии, слава богу, восстановили — «Моя семья и другие звери».

И дело здесь, разумеется, было не столько в удачной шутке, сколько в том, что в названии книжки Даррелла, как и положено, заключалась вся ее суть. Автор, действительно, рассказывает о членах своей семьи и о греческих друзьях своей семьи как о взбалмошных, непредсказуемых, но очень симпатичных экспонатах некоего «зверинца памяти», а о разнообразных животных, которых он в детстве ловил и наблюдал на острове Корф, — как о любимых членах семьи. И это совсем не метафора. Многие пойманные маленьким Джерри звери становились полноправными членами его гостеприимного, хотя и ворчливого семейства в самом буквальном смысле. Достаточно сказать, что фрагмент, посвященный описанию похорон черепашки Ахиллеса, — один из самых трогательных в повести.

Терпеливая, вечно погруженная в кулинарные книги мама, верный пес Роджер, капризный интеллектуал Ларри (прости, Лоуренс Даррелл, твои книги я уже никогда не смогу воспринимать серьезно!), неотразимая голубка Квазимодо, мужественный охотник и спортсмен Лесли, загадочный Человек с золотыми Бронзовками, кокетливая и бестолковая Марго, веселые собаки Вьюн и Пачкун, преданный семье шофер такси Спиро, ироничный Теодор — все эти и многие другие персонажи в завораживающей карусели кружатся перед глазами читателя, а ему остается только посмеяться, или умилиться, или недолго, приятно погрустить.

Напрашивающаяся аналогия с библейским ковчегом Дарреллом, безусловно, учитывалась. Мне же греет душу куда менее убедительное сравнение мира даррелловской книги с миром стихов юной Марины Цветаевой. И там, и там с ностальгическим наслаждением воссоздается кусочек уютного ограниченного пространства (у Цветаевой — Детская; у Даррелла — остров Корфу). И там, и там в центре мира — Мама, добрая, понимающая, почти всесильная. Может быть, стóит напомнить, что идиллический мир цветаевской Детской описывается на фоне тревожной предвоенной России 1910-х годов и задним числом может быть противопоставлен страшному «взрослому» миру, а идиллический даррелловский Корфу вполне сознательно, хотя и неброско противопоставлен автором тревожной предвоенной Европе 1935 – 1939 годов.

Ровный и сильный свет мягкого юмора и радостного приятия жизни заливает страницы книги Даррелла, превращая летопись существования взрослых, детей и зверей на острове Корфу в описание рая на земле. Даррелл тщательно избегает упоминаний о любых обстоятельствах, которые могли бы всерьез омрачить скрупулезно, с подробностями выписанную картину.

И каково было некоторым из нас спустя многие годы узнать, что брат Лесли, оказывается, отказался обеспечивать сына, которого родила от него служанка семьи Дарреллов? И что сестра Марго забеременела на Корфу без мужа и была вынуждена уехать в Англию и там отдать свое дитя на усыновление? И что брат Ларри на самом деле в описываемый период жил отдельно от семьи с женой Нэнси, с которой потом развелся? И что, наконец, сам Джерри с годами все больше и больше отдалялся от матери и некоторое время даже прожил вместе с Ларри и Нэнси на острове Эвия? Ничего выходящего из ряда вон, правда? В истории едва ли не каждой семьи что-то подобное с легкостью отыскивается. Но всему этому, конечно, не могло найтись места в книге о всеобщей любви и ничем не омраченной идиллии.

Чтобы не возникло никакого, даже малейшего зазора между миром описанным и миром реальным, я, например, так ни разу и не съездил на Корфу, хотя каждое лето собираюсь и побывавшие друзья хвалят. А вдруг (да что там вдруг — наверняка!) все окажется не таким? И море будет другое, и фрукты, и солнце, и люди, может быть, не хуже, может быть, лучше, но мне-то нужно, чтобы все было так, как Даррелл написал, а я довообразил!

Поэтому же я ворчал («Все не так! Все не то!»), когда смотрел добротную экранизацию книги Даррелла 2005 года с гениальной английской актрисой Имелдой Стонтон в роли мамы, красавчиком Мэттью Гудом в роли Ларри и Юджином Сайманом (будущим Ланселем Ланнистером из «Игры престолов») в роли Джерри.

Зачем же мне ваши острова и сериалы? Я лучше в тысячный раз открою потрепанную книжку из детства, в тысячный раз пропущу предисловие кандидата биологических наук В. Е. Флинта (хорошее же, наверняка, предисловие, в следующий раз обязательно ознакомлюсь!) и в тысячный раз неспешно начну: «Резкий ветер задул июль, как свечу, и над землей повисло свинцовое августовское небо»…

Второй книгой Джеральда Даррелла, которую я проглотил, стала та, что в Англии вышла как раз перед «Моей семьей» — в 1953 году (а «Моя семья и другие звери» — в 1955-м). Называется эта книга «Гончие Бафута» («The Bafut Beagles») и рассказывает она о путешествии Даррелла в горный Камерун, в «огромное луговое королевство» Бафут. Поскольку регулярного образования будущий писатель не получил, ни в одном зоопарке рассчитывать на хорошую должность он не мог. И вот в 1949 году Даррелл отправляется в Центральную Африку в качестве зверолова, чтобы самостоятельно собрать коллекцию редких экзотических животных для продажи в британские зверинцы. Об этих своих приключениях он и поведал сначала в книге (переведенной на 25 языков), а потом и в четырехсерийном телевизионном фильме «В Бафут с гончими» («To Bafut With Beagles», ВВС), который вышел в 1958 году и сразу же завоевал огромную популярность у зрителей.

Если в «Моей семье» внимание автора равномерно распределяется между людьми и зверями, в «Гончих Бафута» оно решительно смещается в сторону зверей. Целые страницы этой книги Даррелла посвящены увлеченному описанию внешности и привычек всевозможных африканских животных. При этом автор отнюдь не делает разницы между «противными» и «непротивными» африканскими обитателями, даже наоборот: он с такой любовью рассказывает о самых «противных», что читателю часто приходится устыдиться. За что же это я не люблю крыс или, предположим, жаб? Ведь им в «Гончих Бафута» пропет целый гимн… «Надо сказать, что жабы всегда были мне симпатичны, ибо я убедился, что они существа спокойные, благонравные и в них есть какая-то своя прелесть: они не так неуравновешенны и не так придурковаты и неуклюжи, как лягушки, кожа у них на вид не такая мокрая, и они не сидят с разинутым ртом». И чуть дальше: «Широко растянутый рот подбавляет жабе аристократической надменности: углы его слегка опущены, словно жаба усмехается; такое выражение я видел еще только у одного животного на свете — у верблюда. Прибавьте к этому неторопливую, покачивающуюся походку и привычку через каждые два-три шага присаживаться и глядеть на вас с какой-то презрительной жалостью, и вы поймете, что перед вами самое надменное существо на свете».

Понятно, что людям со столь яркими и прекрасными существами тягаться почти не под силу, но в книге Даррелла все-таки изображен один представитель рода человеческого, который идеально вписывается в галерею поразительных животных горного Камеруна. Это Фон Бафута, «нечто вроде римского императора» в изображенном Дарреллом «огромном луговом королевстве», «премилый старый мошенник» и пьяница, чем-то напоминающий гиперболических персонажей Франсуа Рабле. Автор с таким явным, «венедиктерофеевским» удовольствием рассказывает о своих бесконечных возлияниях и пирушках с Фоном, что у читателя закрадывается подозрение: по-видимому, Даррелл был не дурак выпить. И это подозрение, увы, оправдывается с лихвой. Как и его мать, писатель был алкоголиком и в конце 1960-х годов даже лечился в частной клинике. Однако в «Гончих Бафута» ничего про тяжелую, оборотную сторону пьянства, конечно, не говорится. Как и в «Моей семье» жизнь описывается здесь как сплошной, ни на минуту не прекращающийся праздник — праздник, который всегда с тобой.

Было бы несправедливо, если бы я тут, пусть коротко, не рассказал хотя бы об одной из книжек Даррелла, написанных после основания им собственного зоопарка на острове Джерси в 1959 году и организации в 1963 году на базе этого зоопарка Джерсийского фонда сохранения диких животных. Став одним из самых популярных в мире писателей-натуралистов (разве что его соотечественник Джеймс Хэрриот может с Дарреллом тут поспорить!) автор «Гончих Бафута» и «Моей семьи» все свои силы положил на то, чтобы создать на Земле такой оазис, где бы охранялись от преступной деятельности человека безвозвратно исчезающие виды животных. И это ему удалось! Благодаря даррелловскому фонду от полного истребления были спасены розовый голубь, маврикийская пустельга, золотистая обезьяна, львиная игрунка мармозетка, лучистая черепаха с Мадагаскара, австралийская лягушка корробори и многие другие виды.

Путешествиям Даррелла в Сьерра-Леоне (1965 год) и в Мексику (1968 год) с целью сбора животных для собственного зоопарка и фонда посвящена его увлекательная книга «Поймайте мне колобуса» («Catch Me A Colobus») 1972 года. В своем фирменном стиле пошутив над людьми и животными, в финале книги Джеральд Даррелл отказывается на минутку от амплуа обаятельного балагура и напрямую обращается к читателю со страстным призывом, которым, как кажется, будет уместно завершить и эту мою размашистую заметку: «Как уже было сказано выше, я посвятил» спасению исчезающих животных «всю свою жизнь», в это дело «вложено немало моих денег, а потому я не стесняюсь обратиться за помощью к тебе, читатель. Если ты прочел эту книгу с удовольствием, если тебе пришлась по душе хоть одна из моих книг, разреши заметить, что они не были бы написаны, не будь на свете животных! Но сейчас многие из этих самых животных находятся в опасности, если им не помочь — они исчезнут. Я делаю, что могу, но я не справлюсь без твоей помощи».

Читайте также

«Декарт был страшный живодер»
Оксана Тимофеева о философии растений, правах котов и Гегеле
4 ноября
Контекст
Топ-5 котов мировой литературы: выбор «Горького»
От пушистого романтика XIX века до котенка Финдуса
4 ноября
Контекст
Тест: сказочные звери и другие мифические создания
Угадайте автора несуществующего животного
3 ноября
Контекст