Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Хезер Колман. Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.). Бостон/СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2024. Перевод с английского Дмитрия Гальцина. Содержание
— Как возник ваш научный интерес к баптистам и евангельским христианам?
— Как ни странно, я пришла к баптистам на пути изучения мобилизации работниц партией во время первой пятилетки в конце 1920-х — начале 1930-х гг. Это была тема моей магистерской диссертации, которую я защитила в 1992-м. Читая газеты и журналы, в том числе журнал женотдела партии, который назывался «Коммунистка», я удивлялась не только числу упоминаний баптистов, но и характеру этих упоминаний. Казалось, что большевики видели в баптистах серьезных соперников. На Всесоюзном съезде ВЛКСМ в 1928 году член Политбюро Николай Бухарин даже предупредил, что «бапсомол» может перегнать комсомол по темпам роста. В «Коммунистке» предложили партийным активисткам организовать собственные хоры и рукодельные кружки, потому что баптистские хоры и кружки отвлекали работниц от партийных общественных организаций.
— А как пришла идея написать книгу? Почему вы остановились именно на таких хронологических рамках для исследования?
— Спустя несколько лет после защиты магистерской я стала искать тему для докторской диссертации. Меня интересовал вопрос о возможности гражданского общества в дореволюционной и раннесоветской России. Я также интересовалась, как обычные люди воспринимали большевистские попытки преобразовать общество и быт в 1920-е. Но сам народ не был виден (или слышен) в партийной и государственной прессе. Я вдруг вспомнила баптистов и так называемый бапсомол. Я канадка, но поступила в аспирантуру в США, в Иллинойский университет, где находится просто замечательная славянская библиотека. Там я нашла журнал «Баптист Украины» за 1926–1928 годы. Когда я открыла журнал, я поняла, что вот моя тема — там я нашла настоящую жизнь, нашла людей, которые строили новый мир, но по-своему. Я потом обнаружила, что уже до революции русские баптисты в силу своего духовного выбора оказывались в пространстве эксперимента по созданию в России культурного и политического плюрализма. С 1905 года (указ о веротерпимости) по 1929 год, когда советское правительство отменило право проповедовать религиозные идеи и фактически запретило создавать религиозные объединения, группы религиозных диссидентов выступали как весьма заметные и привлекавшие к себе внимание явления на культурной и политической сцене России. Это был период глубокого религиозного поиска, больших возможностей и перемен. В это время баптисты являлись самым быстрорастущим неправославным христианским движением в России и Советском Союзе.
— Ваша книга опубликована на русском языке спустя почти 20 лет после выхода оригинального издания. Были ли за это время попытки издать книгу на русском языке? Благодаря чему стало возможно издание книги в «БиблиоРоссике»?
— Конечно, я всегда мечтала опубликовать книгу на русском языке, но, честно говоря, не знала, к кому обратиться. А несколько лет назад Academic Studies Press — американский партнер «БиблиоРоссики» — предложил мне сделать перевод. Я сразу согласилась! Было очень приятно сотрудничать с ними и видеть, как оживает русская версия моей книги.
— Каков был социальный портрет русского баптизма в 1905–1929 годах?
— Большинство баптистов составляли крестьяне, рабочие, ремесленники, мелкие торговцы, многие из которых лишь недавно переселились из деревни в город. Они собирались молиться в сельских избах, квартирах и складах. На этих простых богослужениях верующие читали Библию, пели гимны, проповедовали друг другу. Таким образом, они создавали сообщество, в котором его члены могли найти индивидуальное самовыражение, уважение и возможности для саморазвития и лидерства.
— Что означало быть русским баптистом?
— Быть русским баптистом означало быть частью сообщества обращенных, веря в то, что из-за того, что я спасен, на мне лежит ответственность приводить других к вере. Это означало выход за рамки социальных условностей и риск социального неодобрения и преследований со стороны правительства. Это означало быть частью международного движения баптистов, а также развивать и защищать русские традиции веры и утверждать, что баптизм был ответом на духовные и социальные потребности россиян в революционную эпоху.
— В чем выражалась специфика русских баптистов как членов гражданского общества в позднеимперский и раннесоветский периоды России?
— Религиозные потребности баптистов могли быть удовлетворены лишь в условиях свободы совести, неограниченной свободы собраний и объединений и в условиях нерегулируемого религиозного рынка. Поэтому волей-неволей баптисты пропагандировали новый образ России — страны, в которой можно быть одновременно русским и не быть православным, а впоследствии — быть одновременно баптистом и социалистом. Опыт баптистов высвечивает одну проблему, которая была актуальна как до 1917 года, так и после, — нерешенную проблему гражданского общества, условий, по которым тот или иной человек включался в российское политическое тело.
Хезер Колман. Фото из личного архива
— Евангельские христиане и баптисты в 1905–1929 годах были игроками на экономической, социальной и политической аренах. На мой взгляд, их вклад в эти сферы отечественной истории далеко не очевиден для современного российского общества. Расскажите, пожалуйста, немного о нем.
— Как до, так и после революции государственные, церковные и партийные деятели видели в баптизме «серьезную общественную школу» (по словам жандармского начальника). Русские баптисты, особенно в 1917 году и в первые годы советской власти, активно пытались влиять на общественный строй. Баптистские лидеры и целые общины приветствовали падение монархии языком, в котором демократические и революционные лозунги причудливо переплетались с христианством, призывая к революции духа. В 1920-х баптисты, например, участвовали в социально-экономических экспериментах, создавая сельскохозяйственные коммуны, артели, кооперативы, и даже начали работу над утопическим поселением евангеликов на Алтае, которое называлось «город Солнца».
— Одна из глав вашей книги повествует об обращении (религиозной конверсии) в русском баптизме. Расскажите вкратце, что из себя представляли баптистские конверсионные нарративы, в чем была их особенность и насколько они определяли идентичность русских баптистов?
— Это моя любимая глава! Она написана на основании более ста нарративов об обращении из баптистских журналов и — что особенно интересно — анкет поступающих в библейские школы в середине 1920-х. Я показываю, что это не только личные документы, но и способ присоединения к коллективному нарративу сообщества баптистов. Рассказывая о своем обращении, русские баптисты подчеркивали значимость своего личного духовного опыта и показывали, какое именно социальное, интеллектуальное и духовное сообщество способно удовлетворить духовные запросы русского общества. Мне кажется, эти рассказы — одни из лучших источников для изучения роли религии в эволюции новых идентичностей в России революционной эпохи.
— Как история русских баптистов позволяет увидеть трансформационные процессы в российском обществе в 1905–1929 годах?
— Баптисты одновременно выступали как инсайдеры и аутсайдеры в русском обществе, поскольку они были русскими, сознательно выбравшими духовный путь, который воспринимался как нерусский. Но их страстное стремление к миссионерству заставляло их участвовать в жизни общества. Они воспринимали свое движение как современное и заявляли, что у них есть ответы на актуальные вызовы. В желании передать свою весть они привлекали внимание государства, церкви и общественности и оставили богатый корпус архивных источников и публикаций в прессе. Баптистская вера делает упор на благовествовании. Исходя из собственного духовного опыта, русские баптисты записали много личных исповедей и рассказов о своем религиозном пути. Таким образом, баптисты служат особенно удачным примером для изучения ряда фундаментальных тем в российской истории начала XX века, в том числе — новых идентичностей, возникновения общественной жизни и гражданской культуры, полемик о природе гражданства (кто может считаться полноценным гражданином) и осмысления роли религиозных идей в процессе модернизации.
— Ваша книга посвящена истории конфессиональных сообществ, которые до сих пор существуют в России в лице евангельских христиан-баптистов. Известно ли вам, чтобы они проявляли интерес к вашему труду?
— В первые годы моей работы над книгой у меня были хорошие отношения с евангельскими христианами-баптистами, которые сами начали искать материалы по их истории в архивах и библиотеках. Мы обменивались находками и советами. Я также познакомилась с родственниками одного из героев моей книги, которые тогда жили в Москве. Но связи потерялись потихонечку. Книга на английском языке не была легкодоступной. Я сильно надеюсь, что появление моей работы на русском языке вызовет интерес среди евангельских христиан-баптистов. Российские исследователи протестантизма ее знают, и у меня есть хорошие связи с ними.
— Несколько лет назад в издательстве Оксфордского университета вышла книга Надежды Киценко «Благо для душ: история исповеди в Российской империи». Уверен, вы ее читали. Поделитесь, пожалуйста, вашим мнением.
— Книга Киценко — воистину научное достижение. Надежда использует историю исповеди, чтобы дать представление о взаимоотношениях церкви и государства, а также для рассмотрения русского православия по отношению как к западному христианству, так и к другим православным обществам. Историю исповеди она использует для изучения социальных и правовых отношений в имперской России, а также для раскрытия религиозной жизни православных верующих.
— Сейчас вы работаете над книгой о социальной и культурной истории православного духовенства в Киевской губернии XIX века. Расскажите немного о ней и о том, когда она будет опубликована.
— Работая над баптистами, я поняла, что многие мои «русские» баптисты были украинцами и что имперское российское государство и православная антисектантская миссия были особенно озабочены утверждением русскости этих приграничных территорий и людей, которые жили на них. Хотя мы привыкли думать о дореволюционной Русской православной церкви как об относительно пассивной в пастырской деятельности, я понимала, что на самом деле церковь выглядела более активной в украинских регионах, лидируя, например, в основании церковно-приходских школ, церковных братств и внутренней миссии. И вот я заинтересовалась изучением православной церкви в Киевской губернии, многонациональном регионе, где дворянство было польским, в местечках говорили на идише, жители сел говорили на украинском языке, а по-русски говорил только официальный Киев. Региональная история первой половины XIX века — это история присоединения Правобережной Украины к Российской империи и русификации местного духовенства. Но я показываю, как это духовенство сохранило сильную местную идентичность и использовало такую украинскую традицию, как церковное братство, чтобы стать лидером пастырского движения в Русской православной церкви во второй половине XIX века. Духовенство было посредником, который представлял императорскую церковь в деревне, а также интерпретировал и защищал местную культуру перед всероссийским обществом. Мне осталось написать еще несколько глав. Я недавно стала заведующей кафедрой в университете, поэтому не уверена, увы, когда удастся закончить книгу. Некоторые ее наработки можно прочитать в моем тексте «Вера, семья и нация в дневниках священника Киевской епархии о. Михаила Щербаковского». Он был опубликована в книге «Вера и личность в меняющемся обществе. Автобиографика и православие в России конца XVII — начала XX века», изданной «Новым литературным обозрением».