Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Рецензия Марии Териной
«Пигмалион» Бернарда Шоу
Pygmalion by Bernard Show
* * *
О пьесе
«Пигмалион» — одна из самых популярных пьес Бернарда Шоу в России и в мире. Она была написана в 1912 году всего за четыре месяца. По сюжету профессор фонетики Генри Хиггинс, заключив пари с приятелем, берется обучить девушку из низших классов, цветочницу Элизу Дулиттл, говорящую на лондонском кокни, произношению и манерам знатной леди. Для Хиггинса это чисто профессиональная задача — он хочет продемонстрировать свое мастерство ученого-практика, а к самой Элизе поначалу относится как к сырому материалу. Однако девушка проявляет неожиданное для ее происхождения и положения честолюбие и упорство, и вскоре он начинает видеть в ней не подопытное существо, а «новую» женщину — эмансипированную, избавившуюся от предрассудков, знающую свои жизненные цели, уверенную в себе.
Название пьесы отсылает нас к древнегреческому мифу о скульпторе Пигмалионе с острова Кипр, который из слоновой кости вырезал статую девушки необычайной красоты и влюбился в собственное создание.
Шоу утверждал, что давно мечтал отразить в одной из своих работ многолетнее увлечение фонетикой. Именно язык и произношение, на его взгляд, в большей степени разделяют английское общество на социальные группы. «Англичанин не может открыть рот без того, чтоб не вызвать ненависть или презрение другого англичанина», — писал он.
Коротко о переводах
В России «Пигмалион» переводился достаточно часто. Только дореволюционных переводов имеется не менее четырех. В советский период появилось еще как минимум четыре новых варианта пьесы. Недавно был опубликован блистательный перевод Владимира Бабкова. Итого девять известных нам переводов, а уж сколько малоизвестных интерпретаций может скрываться в архивах провинциальных театров, остается только догадываться.
Все переводы отличаются друг от друга разной степенью точности, полноты и художественной адекватности. Разберемся с каждым из них по порядку.
Перевод Н. Р-ской (1914)
Впервые пьеса становится доступна русскоязычным читателям в 1914 году. Публикуется она в «Литографии Театральной Московской библиотеки С. Ф. Рассохина» в переводе некой Н. Р-ской. Под этим загадочным псевдонимом скрывается переводчица пьес Наталья Иосифовна Дер-Манук. Пьеса выходит под названием «Уличная цветочница», а само издание, вероятно, делается непосредственно для театров. Н. Р-ская сокращает или полностью опускает авторские ремарки и пропускает некоторые реплики персонажей. Для дореволюционных переводов такая практика считалась вполне нормальной и в некоторой степени естественной. Все бы ничего, но читать текст непросто. Язык часто спотыкается о тяжеловесные синтаксические конструкции. Думается, что и актерам с этим переводом пришлось нелегко.
Перевод Бориса Лебедева (1914)
В том же 1914 году и все в том же издательстве С. Ф. Рассохина выходит еще один перевод, сделанный Борисом Федоровичем Лебедевым. Издание также было предназначено специально для театров. В самом начале пьесы рядом с действующими лицами даже указаны фамилии актеров. Изначально перевод делался для постановки на сцене Московского драматического театра Е. М. Суходольской. Лебедев достаточно вольно обращается с оригиналом, и, хотя в его переводе все так же встречаются пропуски, неточности и ошибки, текст получается ярким, живым и очень подходящим для постановки на сцене.
Перевод Марии Потапенко и Зиновия Львовского (1915)
В январе 1915 года наконец-то выходит перевод для широко круга читателей. Он печатается в приложении к журналу «Театр и искусство». Авторы этого перевода — Мария Андреевна Потапенко и Зиновий Давыдович Львовский. Переводчики добросовестно подходят к делу — стараются передать все авторские комментарии и ремарки, не калькируют английский синтаксис, их текст свободно и легко читается. В нем, однако, все еще присутствует немалая доля ошибок, пропусков и опущений, но для дореволюционной нормы их количество не выходит за рамки приличия.
Перевод Г. А. Бакланова и Л. Е. Рахата (1915)
Следующим публикуется перевод Г. Бакланова и Л. Рахата. Издание снабжается небольшим предисловием Александра Дейча, в котором рассказывается о самой пьесе, а также проводятся параллели между творчеством Бернарда Шоу и творчеством Оскара Уайльда. В этом варианте появляются подстрочные сноски, количество их можно пересчитать по пальцам, но само их наличие говорит о том, что издание уже рассчитывалось, во-первых, на самостоятельных читателей, а не на театральную труппу, во-вторых, на читателей, интересующихся реалиями английской жизни. В переводе Бакланова и Рахата все еще периодически сокращаются и пропускаются авторские комментарии и некоторые реплики персонажей. Кроме того, переводчики все время пытаются копировать английский синтаксис, поэтому даже удачные переводческие решения зачастую теряются за тяжеловесными предложениями.
Перевод Григория Рыклина (1938)
В 1938 году появляется еще один русский текст «Пигмалиона», выполненный Григорием Рыклиным специально для Московского театра сатиры. «Пигмалион» Рыклина нельзя назвать самостоятельным переводом. Его текст — это облегченный и адаптированный вариант перевода Потапенко и Львовского. Впрочем, на роль переводчика Рыклин, кажется, и не претендует, а выступает скорее соавтором. Он заметно укорачивает многие реплики героев, «сглаживает» их, вырезает «ненужное», а где-то, наоборот, добавляет то, чего не было ни в переводе Потапенко и Львовского, ни в английском тексте. Например, в последнем акте Рыклин дописывает несколько новых фраз профессору Хиггинсу и тем самым меняет оригинальный финал, прозрачно намекая, что Генри Хиггинс уже подумывает жениться на Элизе Дулиттл. Текст Рыклина — скорее вариация на тему «Пигмалиона», но не сам «Пигмалион». Все то, что в пьесе осталось от Бернарда Шоу, можно найти в переводе Потапенко и Львовского, а потому дальше перевод Рыклина рассматривать мы не будем.
Перевод Н. К. Константиновой (1943)
После интерпретации Рыклина «Пигмалион» долгое время не появлялся на сцене столичных театров. Во-первых, спектакль Театра сатиры не имел особого успеха. Во-вторых, началась война — не время для «салонных комедий». Однако в 1943 году Малый театр, вопреки мнению скептиков, решил переосмыслить пьесу Бернарда Шоу. Режиссером и исполнителем роли профессора Хиггинса выступил Константин Зубов. Новому «Пигмалиону» требовался новый перевод, и так появилась еще одна русская версия пьесы. Автором перевода стала Н. К. Константинова. На перевод во многом повлияло видение режиссера спектакля. Во время репетиций текст неоднократно трансформировался. В «Пигмалионе» Константиновой много режиссерских добавлений, но и без потерь тоже не обошлось. Хотя в оригинальной версии пьесы Элиза должна выйти замуж за Фредди (об этом автор сообщает в послесловии), спектакль Зубова настойчиво ведет главную героиню к мысли о том, чтобы стать женой профессора Хиггинса, а все упоминания имени Фредди вырезаны из финальных реплик героев. Перевод Константиновой можно назвать достаточно вольным, но при этом ярким и удобочитаемым. Такой вывод мы сделали на основе аудиофрагментов спектакля, которые находятся в открытом доступе. К сожалению, печатной версии пьесы найти не удалось, поэтому подробно рассмотреть перевод Н. К. Константиновой мы не сможем.
Перевод Евгении Калашниковой (1946)
В 1946 году за перевод «Пигмалиона» взялась Евгения Калашникова, известная своими переводами Эрнеста Хемингуэя, Уильяма Теккерея, Чарльза Диккенса и многих других англоязычных писателей. Впервые ее перевод печатается в собрании избранных сочинений Бернарда Шоу, в который вошли еще четырнадцать пьес драматурга. «Пигмалион» Калашниковой — это скрупулезно выверенный текст, самый полный перевод из тех, что существовали на тот момент. Калашникова внимательно относится к авторским ремаркам и комментариям, не вырезает реплики и предложения, кроме того, ее перевод хорошо читается как про себя, так и вслух, актерам легко воспроизводить написанное, а это немаловажно для драматического произведения. Однако в нем отсутствуют предисловие и послесловие, на тот момент уже добавленные Б. Шоу к тексту пьесы.
Перевод Полины Мелковой (1980)
В 1980 году пьеса выходит в новом переводе авторства Полины Мелковой, известной своими блестящими переводами драматургии. «Пигмалион» П. Мелковой печатается в четвертом томе полного собрания сочинений Бернарда Шоу, выпущенного издательством «Искусство». Вместе с ее вариантом текста впервые появляются авторское предисловие и послесловие. Однако их перевод выполнен не ей самой, а Наталией Рахмановой, наиболее известной по переводу «Хоббита» Дж. Р. Р. Толкина. Перевод Мелковой точен и адекватен, ее текст «играбелен», т. е. удобен для воспроизведения со сцены, диалоги звучны и ритмичны, она добросовестно работает с авторскими комментариями, не позволяет себе больших вольностей, но при этом не слепо следует оригиналу. Ее «Пигмалион» наряду с «Пигмалионом» Калашниковой — самые переиздаваемые на сегодняшний день варианты комедии.
Перевод Владимира Бабкова (2006)
Этот перевод отличается от остальных в одном важном отношении: все вышеупомянутые переводы были сделаны по тексту Б. Шоу, опубликованному в 1914 году. Однако это не единственная авторская редакция произведения. В 1941 году Шоу дополнил пьесу некоторыми новыми сценами и даже слегка изменил финал. Это было сделано специально для одноименной экранизации 1938 года. Фильм, кстати, получил «Оскар» за лучший сценарий.
Шоу снабдил новый текст пьесы техническим комментарием, в котором объясняется, почему поставить ее в обычном театре практически невозможно (из-за отсутствия сложного технического оборудования). Он рекомендовал театрам отказаться от добавочных сцен, выделенных в издании звездочками.
Вплоть до начала XXI века не существовало русского перевода дополненного варианта пьесы. Но в 2006 году издательство «Азбука-классика» исправило это упущение, выпустив новый перевод Владимира Бабкова. Перевод Бабкова отличается точностью, полнотой, а также стремлением передать индивидуальный стиль автора.
***
Сравнение переводов
Приведем небольшой отрывок из первого действия, чтобы продемонстрировать уникальность переводческих подходов.
Перевод Н. Р-ской (1914):
ЦВЕТОЧНИЦА: Чорт побери! Что это за манера, Фредди! Не видите вы что-ли, куда прете!
ФРЕДДИ: Ах, извините! (Поспешно уходит.)
МАТЬ: Почему вы знаете, что моего сына зовут Фредди?
ЦВЕТОЧНИЦА: Ах! Так это был ваш сын? Хороша матушка, позволяющая своему сынку портить бедной цветочнице весь ее товар и удирать не заплативши ни гроша. Потрудитесь за него заплатить.
Перевод Бориса Лебедева (1914):
ЦВЕТОЧНИЦА: Гляди под ноги, Фредди. Куда тебя нелегкая несет! Словно с цепи сорвался, миленький!
ФРЕДДИ (убегая): Виноват!
МАТЬ: Откуда вы знаете, что моего сына зовут Фредди?
ЦВЕТОЧНИЦА: А, так это ваш сын!.. Очень приятно. Вы бы, лэди, лучше смотрели за ним, да не позволяли бы ему портить цветы у бедной девушки и убегать так, не заплативши ни копейки. Может вы заплатите? а?
Перевод Марии Потапенко и Зиновия Львовского (1915):
ЦВЕТОЧНИЦА. Ну, что это, Фредди?! Смотри, куда несешься.
ФРЕДДИ. О, простите! (Убегает.)
ЦВЕТОЧНИЦА (собирает цветы). Хорош, нечего сказать. Все мне цветы в грязь разшвырял. (Становится справа от дамы, отталкивая Кутилу.)
МАТЬ. Откуда вам известно имя моего сына?
ЦВЕТОЧНИЦА. Ах, это ваш сын? Хороша мать! Позволяет сыну разбросать цветы и удрать, не заплатив. Не угодно ли расплатиться?
Перевод Г. А. Бакланова и Л. Е. Рахата (1915):
ЦВЕТОЧНИЦА: Ну, на что это похоже, Фредди! Почему вы не смотрите, куда вы идете!?
ФРЕДДИ: Ах, извините! (Убегает.)
ЦВЕТОЧНИЦА (поднимает с земли упавшие цветы и снова укладывает их в корзину). Нечего сказать, красивые манеры! Два букетика фиалок упали в грязь! (Становится возле дамы справа и отталкивает стоявшего на этом месте проходимца.)
МАТЬ: Как вы узнали, что моего сына зовут Фредди?
ЦВЕТОЧНИЦА: Ах, это был ваш сын? Хорошая мамаша, которая допускает, чтобы сын испортил бедной девушке корзину с цветами и потом убегал бы и ни гроша не заплатил. Может быть, вы заплатите мне за это?
Перевод Евгении Калашниковой (1946):
ЦВЕТОЧНИЦА. Куда прешь, Фредди! Возьми глаза в руки!
ФРЕДДИ. Простите. (Убегает.)
ЦВЕТОЧНИЦА (подбирает цветы и укладывает их в корзинку). А еще образованный! Все фиалочки в грязь затоптал. (Усаживается на плинтус колонны справа от пожилой дамы и принимается отряхивать и расправлять цветы.)
МАТЬ. Позвольте, откуда вы знаете, что моего сына зовут Фредди?
ЦВЕТОЧНИЦА. А, так это ваш сын? Нечего сказать, хорошо вы его воспитали... Разве это дело? Раскидал у бедной девушки все цветы и смылся, как миленький! Теперь вот платите, мамаша!
Перевод Полины Мелковой (1980):
ЦВЕТОЧНИЦА: Ты что, очумел, Фредди? Не видишь, куда прешь!
ФРЕДДИ: Виноват... (Убегает.)
ЦВЕТОЧНИЦА (подбирая рассыпанные цветы и укладывая их в корзинку): А еще называется образованный! Все мои фиялочки копытами перемял.
МАТЬ: Простите, откуда вы знаете, что моего сына зовут Фредди?
ЦВЕТОЧНИЦА: Ага, так это ваш сынок? Хороша мамаша! Воспитала бы сына как положено, так он бы побоялся цветы у бедной девушки изгадить, а потом смыться и денег не заплатить. Вот вы теперь и гоните монету!
Перевод Владимира Бабкова (2006):
ЦВЕТОЧНИЦА. Эй, Фредди! Смотри, куда идешь!
ФРЕДДИ. Простите. (Убегает.)
ЦВЕТОЧНИЦА (поднимает рассыпанные цветы и снова кладет их в корзину): Ну и манеры! Два букета мне раздавил.
...
МАТЬ. Откуда ты знаешь, что моего сына зовут Фредди, милочка?
ЦВЕТОЧНИЦА. Так он ваш сынок? Хорошо вы его воспитали: загубил товар у бедной девушки и удрал не заплативши. Вы, что ль, платить будете?
Оригинал:
THE FLOWER GIRL. Nah then, Freddy: look wh’ y’ gowin, deah.
FREDDY. Sorry [he rushes off].
THE FLOWER GIRL [picking up her scattered flowers and replacing them in the basket] Theres menners f’ yer! Te-oo banches o voylets trod into the mad.
THE MOTHER. How do you know that my son’s name is Freddy, pray?
THE FLOWER GIRL. Ow, eez ye-ooa san, is e? Wal, fewd dan y’ de-ooty bawmz a mather should, eed now bettern to spawl a pore gel’s flahrzn than ran awy athaht pyin. Will ye-oo py me f’them?
***
Подробнее о переводах
Перевод Н. Р-ской (1914)
Перевод Р-ской — первый и, пожалуй, не самый удачный вариант пьесы. Хотя делался он специально для постановки в театре, с трудом представляется, как актеры читали этот текст со сцены. В переводе немало калькированных и громоздких предложений. Кроме того, при переводе имен собственных Р-ская пользуется весьма оригинальным методом транслитерации. Если в начале XX века такой метод вряд ли вызвал бы много вопросов, то современному читателю он покажется как минимум необычным. Интересно, как все-таки актеры должны были произносить фамилию главной героини, которая в переводе выглядит так: Доолитль. Некоторые метаморфозы претерпел и профессор Хиггинс, превратившись в Гиккинса. Та же участь постигла названия улиц, парков, площадей и районов города. Помимо невинного переделывания самих названий, переводчица ошибается в лондонских реалиях. Например, Ладгейт-серкус становится у нее Лутдгардским цирком, хотя в действительности это перекресток дорог в лондонском Сити.
Р-ская опускает в тексте не только многочисленные авторские ремарки (на что еще можно закрыть глаза), но и некоторые каламбуры, фразеологические обороты и стихотворения. В начале второго действия, когда Элиза заявляется в дом на Уимпол-стрит, профессор Хиггинс и полковник Пиккеринг вспоминают детский стишок (nursery rhyme), услышав, что их гостью зовут Элиза. Этот момент полностью пропадает из перевода Р-ской. В ее тексте совершенно непонятно, почему после того, как Элиза представилась, двое приятелей начинают хохотать.
При переводе речи кокни Р-ская хоть и пытается добавить просторечных выражений, но получается это не очень убедительно. Речь Элизы в ее переводе звучит достаточно нейтрально, потому контраст между Элизой из первого действия и Элизой из последнего не такой яркий, как того требует оригинал.
Перевод Бориса Лебедева (1914)
Перевод Лебедева можно назвать одним из удачных дореволюционных переводов пьесы. Его текст удобно читать вслух, он безусловно отлично подходит для постановки в театре. Лебедеву удалось найти много ярких и интересных переводческих решений.
Лебедев, так же как и его предшественница, грешит пропусками, но в его переводе их все-таки меньше. С географическими названиями у Лебедева дела также обстоят лучше, иногда он даже делает уточнения, чтобы помочь зрителям и читателям погрузиться в мир Лондона. Например, когда человек с записной книжкой, он же профессор Хиггинс, безошибочно определяет место рождения цветочницы, в оригинале звучит фраза:
THE NOTE TAKER... You were born in Lisson Grove.
Лебедев же в этом случае поясняет, что Лиссон-Гров — рабочий квартал.
К переводу речи Элизы Дулиттл Лебедев подошел с немалой долей фантазии. Элиза в его переводе пользуется большим количеством просторечных и разговорных выражений, таких как «нелегкая несет» и «словно с цепи сорвался». При этом речь главной героини не перегружена просторечной лексикой, она звучит вполне естественно.
Лебедев, как и многие переводчики того времени, стремится «одомашнить» английский текст, приблизить пьесу к русской действительности. На страницах его перевода можно встретить «барина», а вместо «мистеров» и «миссис» по улицам Лондона у него прогуливаются «господа» и «госпожи».
Кое-что Лебедев был не прочь и дописать, но в основном это все-таки безобидные добавления, не искажающие общего смысла.
Перевод Марии Потапенко и Зиновия Львовского (1915)
Перевод Потапенко и Львовского тоже можно отнести к неплохим образцам дореволюционного перевода. Текст выглядит цельным, переводческие решения кажутся последовательными, однако переводчикам все же не удалось избежать множества мелких ошибок. Будь у Потапенко и Львовского хороший редактор, все могло бы сложиться иначе. Надо сказать, что Григорий Рыклин, доработавший текст в 1938 году, основательно покопался в их переводе и действительно исправил очень много неточностей и нестыковок. В некоторой степени он облегчил дореволюционный перевод, однако не смог вовремя остановиться и придумал часть пьесы за Бернарда Шоу.
Самой сложной задачей для переводчиков оказался перевод топонимов. Вокзалы у них превращаются в стоянки, Селси — в «Корнвалис», Элиза с Лиссон-Гроув переезжает в Дувр, а кокни становится дуврским жаргоном.
Встречаются в их переводе и ошибки в понимании текста. Например, когда в конце первого акта профессор Хиггинс слышит звон колокола, он, по версии Потапенко и Львовского, бросает Элизе деньги со словами «На память!». На самом деле в звоне колокола профессор видит некий знак свыше, «напоминание». Оригинальная фраза звучит так:
HIGGINS [hearing in it the voice of God, rebuking him for his Pharisaic want of charity to the poor girl] A reminder.
В остальном перевод Потапенко и Львовского можно назвать адекватным дореволюционным стандартам и вполне удобочитаемым. Кроме того, стоит отметить, что это первый перевод пьесы, сделанный для широкого круга читателей, а не только для театральной труппы.
Перевод Г. А. Бакланова и Л. Е. Рахата (1915)
Снова на переводческой сцене «Пигмалиона» появляется дуэт, на этот раз в роли переводчиков выступают Бакланов и Рахат. Их перевод печатается в типографии В. П. Бондаренко и П. Ф. Гнездовского, снабжается предисловием и сносками. Переводчики подходят к своей работе серьезно и обстоятельно, стараются везде следовать за английским оригиналом, и, кажется, именно излишняя старательность и слепая верность английскому тексту их и подводят. Во-первых, от ошибок это все равно не спасает. Их Элиза, как и в переводе Потапенко и Львовского, тоже по неизвестной причине переезжает в Дувр, перекресток легким движением руки превращается в цирк, а парк становится сквером. Во-вторых, живая, простонародная речь главной героини в их переводе перестает быть такой уж живой и народной. Бакланов и Рахат слишком нормализуют диалектное разнообразие пьесы, Элиза обращается ко всем героям пьесы на «вы» буквально с первого действия и в целом выглядит гораздо более воспитанной, чем в оригинале.
Однако встречаются в их сером тексте и яркие неожиданности. Например, в профессоре Хиггинсе вдруг просыпается Маяковский, и Элиза становится уникальной обладательницей «диалекта водосточной трубы».
ГОСПОДИН С КНИЖКОЙ. Посмотрите на это создание с ея диалектом водосточной трубы — диалектом, который до конца дней ея прикрепит ее к канаве.
Главной проблемой перевода все-таки является калькированность, из-за этого текст кажется перегруженным местоимениями, предложения выглядят порой очень громоздко. Кроме того, из текста пропадает львиная доля саркастических замечаний, они становятся плоскими и несмешными.
Перевод Евгении Калашниковой (1946)
Перевод Калашниковой открывает новую главу в истории «Пигмалиона». Больше чем на тридцать лет текст Калашниковой становится каноническим. В нем нет пропусков или опущений. Калашникова свободно работает с языком оригинала и при этом не отходит от смысла. В ее переводе наконец проясняется ситуация с названиями улиц, парков и географических названий. Один раз она, однако, допускает ошибку, путая «Латгейтский перекресток» с цирком. В остальном же ее перевод достаточно точен.
Калашникова хорошо справляется с передачей просторечного говора главной героини. Речь Элизы в переводе звучит живо, ярко и колоритно, она наполнена жаргонизмами и разговорными словечками. Калашникова даже пытается транскрибировать слова цветочницы вслед за профессором Хиггинсом:
ЧЕЛОВЕК С ЗАПИСНОЙ КНИЖКОЙ. А я разберу. (Читает, в точности подражая ее выговору.) Ни расстрайвтись, кэптен; купити луччи цвиточик у бедны девушки.
В оригинале автор действительно прибегает к орфографической передаче произношения героини:
THE NOTE TAKER. [Reads, reproducing her pronunciation exactly] «Cheer ap, Keptin; n’ baw ya flahr orf a pore gel.»
Однако для английской литературы такой прием гораздо более типичен, чем для русской, и решение переводчицы оказывается не очень убедительным. Не совсем понятно, что такая запись может сообщить русскому читателю, разве что создать впечатление иностранной речи или детского коверканья слов. Английский же читатель сразу «слышит» знакомый ему выговор кокни. К счастью, Бернард Шоу в дальнейшем отказывается от фонетической записи, чем сильно облегчает работу переводчикам.
Едкие замечания профессора Хиггинса у Калашниковой получаются на отлично, они выходят достоверными, саркастичными и от этого очень смешными. Переводчице в полной мере удается создать образ заядлого холостяка и грубияна из высшего общества.
В целом перевод Калашниковой — стилистически однородный и добросовестно сделанный текст. Жаль только, что она не переводит предисловие и послесловие автора, которые на тот момент уже добавлены к тексту комедии.
Перевод Полины Мелковой (1980)
Перевод Полины Мелковой — тоже пример очень хорошего перевода пьесы. Ее текст живой, речь каждого персонажа окрашена в соответствии с его личностными особенностями. Мелкова не допускает пропусков и сокращений, она очень внимательна ко всем авторским ремаркам и комментариям. Не понаслышке знакомая с театральными механизмами, переводчица действительно делает текст «удобоиграемым».
С географией Лондона у Мелковой полный порядок, с ритмом и синтаксисом все отлично. Правда, транскрибирование речи Элизы тоже выходит не очень удачно, но эта задача практически невыполнима.
ЧЕЛОВЕК С ЗАПИСНОЙ КНИЖКОЙ: Зато я разберу. (Читает, точно воспроизводя ее выговор.) «Ни огарчайтись, кэптин, купитя лучше пукетик у бенной девушки».
Возможно, кое-где ее Элиза и получается чуть более нахальной, чем у коллег-переводчиков, из-за большего употребления жаргонизмов, но настоящей проблемой это, конечно, не является. В общем и целом Мелковой прекрасно удается показать контраст между Элизой-цветочницей и Элизой-леди.
Перевод Владимира Бабкова (2006)
Перевод Владимира Бабкова — самый полный, самый точный и самый новый из всех существующих. Слово «самый» можно было бы повторить еще пару десятков раз, но остановимся на канонической тройке. Каждая фраза в его тексте выверена почти по линеечке. Переводчик не допускает ни одной ошибки, связанной с топонимами, не опускает авторские ремарки, не искажает смысл, а дозы просторечий у него отмерены буквально с медицинской точностью. Увлекательных археологических раскопок в этом переводе не проведешь хотя бы потому, что пески времени еще не успели покрыть собой его страницы.
Из особенностей перевода В. Бабкова можно отметить, что его текст выглядит современнее, чем предыдущие варианты. Например, когда Элиза начинает рассуждать, от чего могла бы помереть ее тетка, она утверждает, что грипп или инфлюэнца (англ. influenza) совершенно точно не стали бы причиной смерти. Бабков единственный из переводчиков употребляет в этом месте слово «грипп». И смысл, безусловно, передается им верно, но в конце XIX — начале XX вв. понятие «инфлюэнца» было более употребительным. Оставив тетке Элизы инфлюэнцу вместо гриппа, можно было бы придать тексту легкий налет старины, но темпоральная стилизация — личный выбор каждого переводчика. Перевод Бабкова — качественный, очень внимательно написанный текст, к тому же единственный, снабженный всеми известными дополнениями.
***
Издания
Что касается главного вопроса: какой перевод выбрать? — то здесь все не так сложно. Дорогим читателям не придется думать над всеми восемью с половиной переводами. В свободной продаже имеются лишь три из них — переводы Калашниковой, Мелковой и Бабкова. Все они достаточно точные и изобретательные, выбор между ними — дело индивидуального вкуса. Перевод Бабкова самый полный; театры чаще всего обращаются к варианту Мелковой. Если этих трех вам покажется недостаточно и вы захотите посмотреть, как с «Пигмалионом» обстояли дела в дореволюционной России, всегда можно заглянуть в онлайн-архив журнала «Театр и искусство» (вам понадобится не сам журнал, а приложение к нему) и найти январский выпуск 1915 года. Там будет вполне достойный перевод Потапенко и Львовского. Остальные же варианты пьесы хранятся в архивах театров и библиотеках.
Ниже приведены наиболее известные и примечательные издания. Часть из них придется поискать в букинистических магазинах, остальные можно найти в обыкновенных книжных. А еще «Пигмалион» в двух разных переводах можно послушать.
Перевод Н. К. Константиновой (1943)
Аудиоиздание
⦁ Бернард Шоу. Пигмалион: запись спектакля 1948 г., постановка К. А. Зубова. Литрес, 2008
Читают Евдокия Турчанинова, Евгений Велихов, Дарья Зеркалова, Константин Зубов.
Перевод Евгении Калашниковой (1946)
⦁ Бернард Шоу. Избранное. М.: Гослитиздат, 1946
⦁ Бернард Шоу. Избранные произведения в двух томах. Том 2. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1956
⦁ Бернард Шоу. Пьесы. М.: Издательство детской литературы, 1956
Иллюстрации Льва Збарского
⦁ Бернард Шоу. Пигмалион. М.: Искусство, 1966
Статья Александра Дейча
⦁ Бернард Шоу. Пьесы. М.: Художественная литература. Серия: Библиотека всемирной литературы, 1969
⦁ Джордж Бернард Шоу. Пьесы. М.: Правда, 1981
⦁ Бернард Шоу. Пигмалион. Минск: Юнацтва, 1982
Статья Бориса Мицкевича «Бернард Шоу и его комедия „Пигмалион“»
⦁ Бернард Шоу. Избранные пьесы. М.: Просвещение, 1986 г.
Комментарии Юрия Фридштейна
Перевод Полины Мелковой (1980)
⦁ Бернард Шоу. Полное собрание пьес в шести томах. Том 4. Л.: Искусство (Ленинградское отделение), 1980
Предисловие, послесловие переводчицы Натальи Рахмановой
⦁ Бернард Шоу. Избранные произведения. М.: Панорама, 1993
⦁ Бернард Шоу. Избранные пьесы. М.: РИПОЛ классик, 1999
Иллюстрации А. Куколева, В. Прокофьева
⦁ Бернард Шоу. Пьесы. Новеллы. М.: АСТ, Астрель, 2010
Предисловие к сборнику Юрия Фридштейна
⦁ Бернард Шоу. Пигмалион. Кандида. Смуглая леди сонетов. М.: АСТ, 2016
⦁ Бернард Шоу. Пигмалион. М. АСТ, 2016
⦁ Бернард Шоу. Малое собрание сочинений. М.: Азбука-Аттикус, 2021
⦁ Бернард Шоу. Пигмалион. Дом, где разбиваются сердца. М.: Азбука, 2022
Аудиоиздания
⦁ Бернард Шоу. Пигмалион. М.: АСТ: Аудиокнига, 2015 (Серия «Школьная библиотека»)
Читает Юрий Лазарев.
⦁ Бернард Шоу. Пигмалион: аудиоспектакль. М.: АСТ: Аудиокнига, 2022
Читают Валерий Кухарешин, Сергей Бобров, Игорь Сергеев, Галина Чигинская, Ксения Бржезовская, Максим Сергеев, Анастасия Лазарева, Валентин Кузнецов, Александр Аравушкин, Марина Титова, Елена Шемет.
Перевод Владимира Бабкова (2006)
⦁ Бернард Шоу. Пигмалион. М.: Эксмо-Пресс, 2021 (Серия Pocket book)
⦁ Бернард Шоу. Пигмалион. М.: Эксмо, 2021 (Серия «Белая птица»)