Рецензия Ирины Борисовой
«Мидлмарч» Джордж Элиот
Middlemarch by George Eliot
***
О романе
Если вы убеждены, что общность интересов — главный компонент счастливого брака, Доротея Брук из романа «Мидлмарч» готова с вами поспорить. Доротея живо интересовалась философией, религией, историей и древними языками и была убеждена, что обретет счастье в браке с немолодым священником, отказавшись ради него от предложения обаятельного молодого баронета. К своим почтенным годам ее супруг cкопил неплохое состояние, которое Доротея должна была бы унаследовать, — однако ради наследства ей придется отказаться от любви всей своей жизни. Впрочем, читать «Мидлмарч» стоит не только и не столько ради любовных перипетий, сколько ради погружения в викторианский (и предвикторианский) культурный контекст. Этот роман до сих пор вдохновляет авторов как прозы, так и нонфикшна. По прошествии 150 лет о «Мидлмарче» по-прежнему говорят, пишут, вступают с этой книгой в диалог.
«Дикинсон», сериал, S01E06. На стене в комнате Эмили висит портрет Джордж Элиот [хотя хронологически это вряд ли возможно: Элиот написала свой первый роман, когда Дикинсон была уже существенно старше, чем в сериале].
***
Коротко о переводах
По-русски «Мидлмарч» существует в двух переводах. Первый — выпущенный практически одновременно с оригиналом участницами петербургской женской издательской артели. Второй — классический позднесоветский перевод Екатерины Коротковой и Ирины Гуровой. Любое издание «Мидлмарча», которые вы найдете в магазинах, будет содержать перевод Коротковой-Гуровой. За дореволюционным придется отправиться в РГБ, где его можно найти под названием «В тихом омуте — буря».
Перевод женской издательской артели (1873)
Этот перевод особенно интересен временем своего появления: с момента окончания публикации «Мидлмарча» в Британии (роман выходил частями в литературном журнале) прошло лишь около года. Для дореволюционных переводчиц это был современный, живой и, надо думать — в силу самой концепции женской артели, — очень актуальный текст. Элиот была крупным и известным литератором, но ее тексты еще не попали в канон. Соответственно, на переводчиц не влияло убеждение в том, что перед ними «классический» текст, который следует переводить определенным образом, а сами стандарты переводческой нормы в то время были не столь жесткими. Этот перевод лишен искусственной стилизации и естественным образом воспроизводит тот вариант русского языка, который был современен самому роману, — хотя и не лишен некоторых вольностей и небольших купюр.
Перевод Екатерины Коротковой и Ирины Гуровой (1981)
Элиот Коротковой и Гуровой, кажется, стала несколько более возвышенной, чем на самом деле, у нее появляется то разнообразие языка, которое мы привыкли видеть в русских переводах английской классики — и которое вовсе не обязательно присутствует в оригинале. Как следствие, текст теряет остроту и прямоту, которую ценят в Элиот англоязычные читатели и которые составляют отличительные черты ее прозы. Русскоязычная Элиот, как будет видно по примерам, органично встраивается в ряд советской переводной классики, — не без ущерба для своей самобытной и уникальной манеры письма.
Книги, посвященные Элиот и «Мидлмарчу» — проза и нонфикшн
***
Сравнение переводов
Приведем один фрагмент романа в двух разных вариантах, чтобы показать уникальный стиль переводчиц. Вот дядя Доротеи выражает мнение по поводу матримониальных планов своей племянницы:
Перевод женской издательской артели
«— Понимаю, — прервал ее дядя, — а нам нужен муж ученый, профессор! Впрочем, это семейная слабость. Я сам смолоду любил науку, был любознателен — пожалуй, и чересчур; я зашел слишком далеко. Но такого рода наклонности редко передаются в женское поколение, оне больше проявляются в сыновьях. Недаром говорят: у умной матери всегда умные сыновья. А в старину я было порядком вдался в науку».
Перевод Екатерины Коротковой и Ирины Гуровой
«— Но тебе требуется ученый, ну и так далее? Что же, это у нас отчасти семейное. И мне она была свойственна — эта любовь к знаниям, стремление приобщиться ко всему... Даже в некотором избытке, так что завела меня слишком далеко. Хотя, как правило, подобные вещи женщинам не передаются или же остаются скрытыми, точно, знаешь ли, подземные реки в Греции, и выходят на поверхность лишь в их сыновьях. Умные сыновья — умные матери. Одно время я изучал этот вопрос довольно подробно».
Оригинал
«But you must have a scholar, and that sort of thing? Well, it lies a little in our family. I had it myself — that love of knowledge, and going into everything — a little too much — it took me too far; though that sort of thing doesn’t often run in the female-line; or it runs underground like the rivers in Greece, you know — it comes out in the sons. Clever sons, clever mothers. I went a good deal into that, at one time».
Первая книга первого издания «Мидлмарча»
***
Подробнее о переводах
Перевод женской издательской артели
До 1917 года Джордж Элиот активно переводили на русский: существовали издания «Адама Бида» и «Даниэля Деронды», опубликованные, однако, без имени переводчиков. Единственным дореволюционным переводом Элиот, содержащим указание по крайней мере на редактора перевода, является именно перевод «Мидлмарча», выполненный под редакцией М. Е. Салтыкова-Щедрина. Авторство самого перевода, впрочем, тоже доподлинно неизвестно: предполагается, что он мог принадлежать дальней родственнице Салтыкова-Щедрина и участнице женской издательской артели Анне Энгельгардт.
Сама артель возникла в Петербурге из кружка Марии Трубниковой, при котором сформировалось «Общество женского труда». Идеология организации состояла в вовлечении женщин в трудовую деятельность: предполагалось, что они смогут организовывать женские артели, которые впоследствии могли бы получать кредиты на развитие и становиться самостоятельными экономическими единицами.
«Женская издательская артель» стала первым примером такого сообщества: она успешно существовала шестнадцать лет — с 1863-го по 1879-й. Женщины, трудившиеся в ней, занимались переводом литературных произведений с европейских языков, а кроме того, осуществляли корректуру и допечатную подготовку. Своей типографии у них не было: эту часть работы артель была вынуждена делегировать. Расходы артели покрывались членскими взносами участниц, труд их оплачивался в зависимости от типа выполняемых работ. У общества существовал фонд для оплаты полиграфических услуг и закупок бумаги, который, по всей видимости, предоставляли кредиторы артели — книжные магазины, заинтересованные в ее продукции.
Как и во многих дореволюционных переводах, в «Мидлмарче» встречаются лакуны и вольности. Когда автор описывает образ мыслей Касабона:
«Poor Mr. Casaubon had imagined that his long studious bachelorhood had stored up for him a compound interest of enjoyment, and that large drafts on his affections would not fail to be honored; for we all of us, grave or light, get our thoughts entangled in metaphors, and act fatally on the strength of them» —
в переводе артели исчезает эффектная метафора про сложные проценты (compound interest), зато появляется некая чаша любви, из которой собирался испить герой: «...что труженическая холостая жизнь подготовила его к восприятию наслаждений и что он полными глотками будет пить из чаши любви». Дальнейшее, включая интересный авторский ход, когда сначала применяется метафора, а затем происходит «обнажение приема» и автор говорит нам о «thoughts, entangled in metaphors», в переводе артели пропадает.
Однако можно заметить, что участницам артели гораздо естественнее удалось передать разговорную речь и иронию Элиот, к которой она часто прибегает. Вот, например, приведенная выше реплика дяди главной героини, которой он встречает ее решение о браке с немолодым теологом:
«— Понимаю, — прервал ее дядя, — а нам нужен муж ученый, профессор! Впрочем, это семейная слабость. Я сам смолоду любил науку, был любознателен — пожалуй, и чересчур; я зашел слишком далеко».
Здесь прекрасно срабатывает множественное «нам», придающее всей дядиной фразе иронический оттенок, и естественная разговорная речь, не отягощенная многочисленными пассивными конструкциями.
Образы персонажей в переводе артели тоже получаются живыми, яркими и запоминающимися:
«Mr. Mawmsey was not only an overseer (it was about a question of outdoor pay that he was having an interview with Lydgate), he was also asthmatic and had an increasing family: thus, from a medical point of view, as well as from his own, he was an important man; indeed, an exceptional grocer, whose hair was arranged in a flame-like pyramid, and whose retail deference was of the cordial, encouraging kind — jocosely complimentary, and with a certain considerate abstinence from letting out the full force of his mind».
«М-р Момсей был не только попечителем бедных, но вместе с тем страдал одышкой и обладал огромным семейством. Таким образом, с медицинской точки зрения, и с своей собственной, он был человеком с весом и смотрел на себя, как на истаго патриарха мидльмарчского захолустья; обходился он со всеми радушно и покровительственно, с игривою любезностью, причем скромно воздерживался выказывать свой ум во всем блеске».
Пояснение в скобках выпадает, к тому же незадачливый Момси лишается «огненной пирамидальной шевелюры» — как ее перевели в советском варианте, — зато обретает замечательную характеристику «человека с весом» (причем сразу «с двух точек зрения», что подчеркивает иронию) и оказывается ни много ни мало патриархом своего захолустья.
Другой пример простоты и живости разговорной речи. Врач Лидгейт обращается к мистеру Момси:
«To get their own bread they must overdose the king’s lieges; and that’s a bad sort of treason, Mr. Mawmsey...»
«...чтобы заработать себе кусок хлеба, они опаивают лекарствами верноподданных короля; а это равносильно измене, м-р Момсей...»
Если подытожить, перевод участниц артели отличает некоторая вольность, хотя в сравнении с другими дореволюционными переводами — взять, например, работы Иринарха Введенского — она не столь велика. Однако этот перевод удивительно точен в передаче авторской интонации, оттенков иронии и общего настроения прозы Элиот. Англоязычные читатели отмечают, что ее манера письма «sharp», «bold», — «острая», «прямая», — и старый перевод сохраняет ее.
В.Л. Тэйлор, иллюстрация из издания 1887 года
Перевод Екатерины Коротковой и Ирины Гуровой
Перевод Коротковой и Гуровой тяготеет к искусственной архаизации: его язык заметно отличается от живого русского языка, на котором говорили в эпоху появления романа и который можно увидеть в переводе участниц артели. Так, советские переводчицы часто прибегают к пассивным конструкциям и оборотам вроде «следствием сего было...», которые совсем не свойственны самой Элиот. Эта тенденция объяснима: именно такой подход к переводу «классической» викторианской прозы диктовала советская переводческая традиция. Похоже, что именно это приводит к чрезмерному усложнению отдельных фрагментов текста, которое создает у современных читателей впечатление сложности и излишней витиеватости — обратите внимание на количество пассивных конструкций в совсем маленьком фрагменте:
«— Но тебе требуется ученый, ну и так далее? Что же, это у нас отчасти семейное. И мне она была свойственна — эта любовь к знаниям, стремление приобщиться ко всему... Даже в некотором избытке, так что завела меня слишком далеко».
Конечно, архаизация в этом переводе проведена искусно и последовательно, но будь она чуть умереннее, текст Элиот, вероятно, удостоился бы в русскоязычном пространстве чуть большей любви и признания, чем ему выпало на самом деле.
Безусловное достоинство этого перевода — смысловая точность. В упомянутом выше фрагменте сохранены и «сложные проценты», и «обнажение приема» — авторское указание на метафору, затуманивающую рассудок:
«Бедный мистер Кейсобон воображал, будто долгие холостые годы усердных занятий накопили ему сложные проценты для наслаждения жизнью и капитала его нежных чувств хватит на оплату самых больших чеков, ибо все мы — и серьезные люди, и легкомысленные — затуманиваем свой рассудок метафорами, а затем, исходя из этих метафор, совершаем роковые ошибки».
Тщательно и с максимальным приближением к оригиналу описан и мистер Момси:
«Мистер Момси был не только лазутчиком (беседуя с Лидгейтом, он чуть ли не выполнял платное поручение), но и астматиком, а также отцом всевозрастающей семьи; иными словами, как с медицинской, так и с собственной точки зрения, он являлся важной персоной; и впрямь, незаурядный бакалейщик: с огненной пирамидальной шевелюрой, всегда готовый в розницу отпустить почтительность особого, задушевного свойства — шутлив, но уважителен, и тактично не обнаруживает в полной мере остроту ума».
Но усложнение разговорной речи не всегда кажется оправданным. Вот реплика Лидгейта, которую мы разбирали выше, — в оригинале и переводе артели она очень проста:
«To get their own bread they must overdose the king’s lieges; and that’s a bad sort of treason, Mr. Mawmsey...»
«...чтобы заработать себе кусок хлеба, они опаивают лекарствами верноподданных короля; а это равносильно измене, м-р Момсей...»
А это — вариант Коротковой и Гуровой:
«— Дабы снискать себе хлеб насущный, они перекармливают лекарствами королевских вассалов...»
Здесь архаизация зачастую увязывается с усложнением и использованием непривычных для живой речи конструкций. Это совсем не та Элиот, чью прозу английский читатель называет «sharp» и «bold». По-русски книга читается совсем иначе, и в русскоязычных отзывах на роман отмечают совсем другое: «Книга написана прекрасным языком и читать ее очень приятно, интересно», «Замечательный роман с великолепным богатым слогом автора», «Написано прекрасно, хотя и местами слишком витиевато».
Примечательно еще и то, что процесс повышения или понижения принятого в литературной традиции уровня архаизации, вероятно, носит циклический характер. Долгое время в англоязычном мире любые попытки архаизации считались довольно грубым выходом за рамки дозволенного, тогда как в последнее время эта тенденция начинает меняться. Вероятно, нечто подобное предстоит (или уже имеет место) в русскоязычной переводческой норме: в какой-то момент мысль о том, что классика должна переводиться «языком Пушкина», перестанет быть доминирующей и тем более единственно допустимой. Рост числа повторных переводов классической, в том числе и викторианской, прозы, думается, может этому поспособствовать.
Наконец, несколько слов о посвящении. Английскому изданию «Мидлмарча» предпосылалась следующая строка (русский перевод наш. — И. Б.):
«To my dear Husband, George Henry Lewes, in this nineteenth year of our blessed union».
«Моему дорогому мужу Джорджу Генри Льюису, в девятнадцатый год нашего благословенного союза».
Любопытно, что это посвящение отсутствует в современных изданиях (участницы артели, вероятно, о нем могли и не знать). И это потеря: книга, которая в первую очередь прочитывается как история о неудавшемся браке, начинается с обращения Элиот к человеку, которого она называет мужем, но который мужем ей не был и по довольно ригористичным викторианским представлениям о браке быть им никак не мог. Читателю здесь может понадобиться биографическая справка, однако посвящение могло бы усилить общее впечатление от романа, подчеркнув парадокс: герои состоят в браках, которые иначе как «disastrous» — «кошмарными» — не называют; автор же не замужем, но в сожительстве, которое Ребекка Мид — исследовательница творчества и жизни Элиот — назвала, ссылаясь на Роберта Лоуэлла, «единственным настоящим браком в викторианской Англии».
В.Л. Тэйлор, иллюстрация из издания 1887 года
***
Издания
Перевод женской издательской артели можно найти в единственном дореволюционном издании, доступном в РГБ:
⦁ В тихом омуте — буря: (Мильмарч): Роман в восьми кн. Джорджа Эллиота : Пер. с англ. Санкт-Петербург: Тип. А. Моригеровского, 1873
Перевод Екатерины Коротковой и Ирины Гуровой
⦁ Джордж Элиот. Мидлмарч. М.: Правда, 1981
Первое советское издание. Если повезет, его можно найти на «Авито» или в местной библиотеке.
⦁ Джордж Элиот. Мидлмарч. М.: Правда, 1988
Другое советское издание, которое чаще первого встречается в библиотеках. Визуально и содержательно не отличается от первого.
⦁ Джордж Элиот. Мидлмарч. В 2 т. М.: Эксмо, 2019
Это покетбук, выпущенный издательством «Эксмо», — два маленьких томика по полтысячи страниц каждый.
⦁
Джордж Элиот. Мидлмарч. М.: Эксмо, 2020. Серия «Библиотека всемирной литературы»
Полноформатное издание в переплете с суперобложкой, объемом в 768 страниц с комментариями Ирины Гуровой
⦁ Джордж Элиот. Мидлмарч. М.: Иностранка, 2020. Серия «Большие книги»
Книга эта того же формата, что и у «Эксмо», но чуть объемнее. У «Иностранки» более приятная верстка, а вот бумага не идеальна — текст ощутимо просвечивает. Как и в нынешнем издании «Эксмо», здесь отсутствуют какие-либо предисловия и послесловия, но текст снабжен комментарием переводчицы Ирины Гуровой.
Аудиокнига
⦁ Джордж Элиот. Мидлмарч. Клуб любителей аудиокниг, 2015. Читает Ольга Чернова
Запись сделана по переводу Ирины Гуровой и Екатерины Коротковой.