Мусульманский период в истории Испании у большинства ассоциируется с экзотической архитектурой Кордовы и самоотверженной борьбой честных христиан против исламских завоевателей. В издательстве «Ломоносовъ» вышла книга Уильяма Монтгомери Уотта и Пьера Какиа, в которой объясняется, почему все было не совсем так, как хотелось бы думать романтикам. «Горький» выбрал десять фактов, которые заставят иначе взглянуть на историю арабо-берберского завоевания Испании и последующего освобождения Пиренейского полуострова.

Уильям Монтгомери Уотт, Пьер Какиа. История мусульманской Испании. М.: Ломоносовъ, 2021. Переводчик не указан. Содержание

1. Испания сдалась без боя. Мусульманское завоевание оказалось стремительным. Всего за пять лет, с 711-го по 716 год, большая часть Пиренейского полуострова была подчинена халифату. Дело в том, что вестготам, правившим Иберией три столетия, так и не удалось построить полноценную государственность: торговля особо не велась, большинство подданных королевства были фактически низведены до состояния рабов, а фактической властью была наделена церковная верхушка, которая в политике руководствовалась сугубо религиозными принципами. Как итог:

«Если не считать высших классов, население страны состояло из испано-римлян со статусом „свободных“, а также значительного числа крепостных крестьян, унаследовавших положение римских колонов. Жизнь крепостных была очень тяжелой, но и „свободные“ отнюдь не пользовались привилегиями. Поэтому среди простого народа царило недовольство властью, многие даже видели в мусульманах освободителей и помогали им, чем могли».

Не последнюю роль в провале вестготского государства сыграл и еврейский вопрос: иудеи в то время еще могли найти общий язык и интересы с энергичными гостями с Ближнего Востока. «Суровые декреты церковного совета в 693 году практически лишили иудеев возможности оставаться купцами. Тем не менее многие из них продолжали тайно сотрудничать со своими торговыми партнерами в Северной Африке, но следующим декретом в 694 году все отказавшиеся от крещения были объявлены рабами. Даже если принять во внимание, что впоследствии положение иудеев несколько облегчилось и декрет этот не исполнялся строго, то все же понятно, почему в результате всего этого еврейское население содействовало мусульманам».

2. Арабские заимствования в испанском языке — сплошь экономические термины. Поскольку вестготы не особо понимали, зачем нужна торговля, мусульмане принесли жителям Иберии не только базовые представления об экономике, но и словарь, помогающий обозначить товарно-денежные отношения, который испанцы используют до сих пор. «Наиболее распространенный пример: aduana — „таможня“ от арабского „диван“. Еще одна сфера, где велико число заимствований, — домостроение; здесь арабские слова в основном употребляются для обозначения убранства дома, то есть относятся не к предметам первой необходимости, а к комфорту. <...> Весьма любопытны отдельные слова, вроде jarifo („показной“), которые можно считать проявлением определенной городской изысканности в оценке личности».

3. Воинственность арабов и берберов — миф. В европейском сознании крепко романтическое представление об армии раннего халифата как о кровожадных фанатиках и доблестных воинах, искавших смерти во имя своей веры. Если верить Уотту и Какиа, это лишь миф, а мусульманские завоеватели были крайне прагматичны и до какого-то времени по экономическим соображениям препятствовали переходу неарабов в ислам, ведь каждый новообращенный — это минус один налогоплательщик. Что же касается прекращения экспансии на западных рубежах, то битва при Туре и Пуатье (732 г.), к которой так часто обращаются в своей эмоциональной агитации современные европейские правые, действительно развернула армию халифата. Но в этом массовом отступлении тоже был совершенно логический расчет.

«Битву при Туре часто называют одним из решающих сражений в мировой истории. И хотя в некотором смысле это так и есть, точнее было бы определить ее как высшую точку прилива, за которой начинается отлив. Она не привела ни к каким катастрофам для центральной военной и политической власти арабов. Она вообще почти ничего не изменила для арабов. <...> Все эти походы во Францию соответствовали политическим устремлениям, которые стимулировали продвижение мусульман по Северной Африке и Испании. Их мотивы могли носить религиозный характер, но, хотя религиозные факторы влияли на общую стратегию, непосредственной целью этих походов все-таки был грабеж. Поэтому мусульман интересовали в основном те районы, где этот грабеж был легче. Они готовы были сражаться, даже сражаться жестоко, — но все это до определенных пределов». Кроме того, арабам, судя по всему, очень не понравился французский климат.

Еврей и мусульманин играют в шахматы. Книга игр Альфонсо X, XIII век
 

4. Принудительной исламизации Испании не было. Говоря о мусульманской Испании, мы первым делом вспоминаем великолепную архитектуру, которую принесли арабские завоеватели и которая до сих пор прочно ассоциируется с некоторыми регионами Пиренейского полуострова. Однако прекрасные в своей суровости мечети по большей части были возведены, что называется, для служебного пользования, а лидеры халифата, уже прочно закрепившись в Испании, и не думали насаждать свою религию. Опять же — по соображениям политической прагматики, которой так не хватило в свое время христианам-вестготам.

«Семейство Мусы ибн аль-Каси в Верхней марке было связано кровными и брачными узами с христианской династией Ариста (вероятно, гасконского происхождения), которая в то время создавала вокруг Памплоны Наваррское королевство. Возможно, этот факт следует сопоставить с распространением франкистской практики, когда религиозная принадлежность отступала на второй план перед другими факторами. Многочисленные датируемые этим периодом случаи перемены религии или клятв в верности государю другого вероисповедания позволяют предположить, что войны в IX веке не рассматривались прежде всего как войны религиозные. Отсюда следует сделать вывод, что политика Омейядов вряд ли была направлена на превращение ислама в главную интегрирующую силу аль-Андалуса. <...> Восприятие мусульманской культуры столь большим числом жителей Испании остается загадкой».

5. Пиренейскому сепаратизму больше тысячи лет. Сепаратизм — настоящее проклятье того, что мы сейчас считаем Испанией. Однако сторонники единого и неделимого королевства могут утешать себя тем, что так было всегда. В начале IX столетия иберийская провинция халифата оказалась растерзана междоусобицами — каждый мало-мальски значимый город претендовал на независимость от Багдада. Порой непримиримость свободолюбивых наместников принимала довольно комичный оборот, превращая передел земель в театр абсурда:

«Одной из основных забот эмира [Абд ар-Рахмана III] было восстановление единства страны. В результате решительных и хорошо организованных кампаний первых двух лет своего правления он покончил с большинством сторонников [мятежника вестготского происхождения] Ибн Хафсуна; в результате значительное число замков и укреплений были переданы в надежные руки. Он воспользовался неладами внутри семейства, правившего Севильей, и в 913 году туда был назначен правителем лояльный ему человек. <...> В следующие годы Абд ар-Рахман установил действенный контроль над марками. В Нижней марке это было отмечено сдачей ему наследником Ибн аль-Джалики Балахоса в 930 году. Затем последовала двухлетняя осада Толедо в Средней марке, и в 932 году город был взят. Туджибиды в Верхней марке сочли за лучшее не воевать, а объявить себя вассалами Абд ар-Рахмана. Правда, в 937 году правитель Сарагосы назвался вассалом короля Леона».

6. Первые мусульмане были урбанистами. Всякий европеец, решивший сейчас отправиться в какой-нибудь неблагополучный регион мусульманского мира вроде Афганистана или Палестины, наверняка заметит, что крестьяне в этих землях больше склонны буквалистски трактовать ислам в сравнении с их братьями и сестрами по вере из крупных городов. Уотт и Какиа в своей книге напоминают: для ранних мусульман их религия была явлением скорее урбанистическим. Если выражаться совсем уж современным языком, завоеватели провели своего рода джентрификацию испанских территорий.

«При вестготах в городской жизни полуострова наблюдается некоторый упадок. Но прибытие арабов с их обширным опытом городской администрации на Востоке в некотором смысле повернуло этот процесс вспять; городская жизнь постепенно активизировалась. Специальные чиновники наблюдали за рынками, дабы не случалось мошенничеств. Существовали корпорации ремесленников с категориями, которые соответствовали мастеру, подмастерью и ученику; это подразделение строго выдерживалось. Постоялые дворы принимали под свой кров странствующих купцов и их товары. Таким образом, имелись материальные и экономические основы городов, а это, в свою очередь, создавало возможности для развития литературы, музыки и прочих видов творческой и духовной деятельности».

7. Небесного покровителя Испании боялся даже аль-Мансур. Христианам, жившим в эпоху аль-Мансура, можно только посочувствовать. Вождь Кордовского халифата возглавил тотальный газават, в ходе которого провел 57 победоносных походов против «неверных». И одним своим не до конца понятным жестом дал христианам почву для прекрасной легенды, ставшей фундаментом будущего сопротивления:

«В результате большого похода 997 года был разграблен город Сантьяго-де-Компостела, где находились главные святыни полуострова. Колокола Компостельского собора на плечах пленных христиан были доставлены в Кордову, где их превратили в светильники в Меските. Не была лишь тронута гробница святого Иакова, которую аль-Мансур повелел сохранить в неприкосновенности. Руководило ли аль-Мансуром суеверие? Во всяком случае, это исключение позволяло позднее христианам заявлять, что святой оказался слишком силен для мусульман».

Ибн Рушд (Аверроэс) беседует с Порфирием. Итальянская миниатюра, XIV век
 

8. Поэтам в аль-Андалусе было хорошо. Ни для кого не секрет, что средневековые христиане, бывавшие в мусульманской Испании, поражались роскошеству и гедонизму местных жителей. Но куда интереснее, что в особой поэтической традиции мусульманской колонии эти жизнелюбивые мотивы сохранились даже в период экономического упадка, или, если называть вещи своими именами, краха, пришедшегося на XI век.

«Стихи андалусских поэтов пьянят, как вино, в них изысканность смешана с чувственностью и ощущается живейшее внимание к каждому объекту, который соответствовал бытующему в аль-Андалусе понятию о прекрасном. Поэтому столь важное место в них занимает природа, которая часто предстает идиллическим фоном, на котором развертываются вакхические сцены или любовные свидания. Но существовали и специальные этюды с тщательно выписанными деталями: сумерки, рябь на воде, описание какого-нибудь цветка. <...> Диапазон любовной поэзии был очень широк: от всепожирающей страсти до милых шалостей, от выражения полнейшего самоуничтожения перед предметом любви до шутливого назначения компенсаций за любовные раны, от неприкрытой чувственности у Ибн Хафиджи:

И путешествуют по телу руки,
Слегка касаясь талии, плеча.
Резвятся на боках его — Тихаме
И падают на Надж его груди —

до заверений Ибн Хазма, что он скорее предпочтет видеть свою любимую во сне, чем заставлять ее наяву увядать от прикосновения его руки».

9. Исламофобия в Испании родилась лишь под конец Реконкисты. Как ни странно, но религиозный вопрос действительно был второстепенным фактором в общественной жизни Испании времен власти халифата. Лишь «к началу XV века наметились изменения в отношении испанских христиан к мусульманам, и прежде всего определенные предубеждения против мусульман стали появляться в простом народе. Частично это объясняется экономическими причинами, поскольку большинство мудехаров были зажиточными людьми. С объединением Испании при Фердинанде и Изабелле эти предубеждения начали оказывать влияние на политику. Старой политикой религиозной терпимости руководствовались, когда населению Гренады были предложены великодушные условия сдачи в 1492 году, но в том же году был издан эдикт, принуждавший евреев во всех частях Испании либо креститься, либо покинуть страну». На финальной стадии Реконкисты для иудейской общины круг замкнулся самым ироничным и зловещим образом.

10. К 1526 году в Испании не осталось ни одного мусульманина. Но это не остановило религиозные репрессии в свежерожденной империи — еще почти сто лет испанская корона думала, как избавиться от морисков — иберийских мусульман и их потомков, перешедших в христианство. «Наконец, между 1609 и 1614 годами появились эдикты о высылке, в результате которых около 500 тысячам человек пришлось уехать в Северную Африку. Некоторые детали дальнейшей жизни этих людей позволяют по-новому взглянуть на то, как они жили в Испании. Так, среди своих собратьев по вере часть морисков проявила себя столь же неассимилируемой, как и среди испанских христиан. Их культура была общей культурой Испании, мусульманской настолько же, насколько христианской, и в ортодоксальной мусульманской атмосфере Северной Африки они более чем когда-либо осознали свое испанское происхождение».

Такая вот история интересная.