А — Анжамбеман
Один из любимых стихотворных приемов Буковски. Почти все его стихи написаны верлибром и в определенном смысле являются продолжением прозы — это короткие сюжетные зарисовки. Анжамбеман позволяет Буковски не только графически оформлять эти тексты как поэтические, но и сбивать ритм, делать его прерывистым, неровным. Для поэта, ненавидевшего все поэтическое, такой прием кажется наиболее органичным (и владел он им виртуозно).
я сижу здесь на втором этаже
сгорбившись в желтой
пижаме
все еще намереваясь
стать писателем.
такая чертова наглость,
в 71 год,
клетки моего мозга
изъедены
жизнью.
стопки книг
за моей спиной,
я глажу свои редеющие
волосы
и ищу
слово…
Б — «Блэк спэрроу пресс»
Если бы не это маленькое издательство, то мир мог бы и не узнать о Буковски. Основатель «Блэк спэрроу пресс» Джон Мартин в 1970 году сделал предложение никому не известному тогда писателю (на тот момент ему было 50 лет) — ежемесячные пожизненные сто долларов, если тот уйдет с работы и будет писать. Буковски немного подумал, выпил пива (ну еще бы), позвонил издателю и принял предложение. Через несколько недель он прислал в редакцию рукопись своего первого романа «Почтамт».
В — Выпивка
Невозможно представить себе вселенную Буковски без алкоголя. Он не только много и страстно пил, но и писал (особенно стихи) обычно изрядно поднабравшись, а редактировал тексты с похмелья. Вакх среди писателей и писатель среди вакхов. Свой самый долгий запой Буковски назвал «десятью годами отпуска без права переписки». При этом к тяжелому пьянству он относился негативно, определяя его как «подмену товарищества и замену самоубийства». Он очень любил пиво, а под конец жизни пристрастился к красному калифорнийскому вину «Пти Сира».
Г — Голливуд
Антипод всего голливудского, Буковски большую часть жизни провел в Лос-Анджелесе. Общеамериканскую известность ему принес фильм «Пьянь» с Микки Рурком и Фэй Данауэй, для которого он написал сценарий. В романе «Голливуд» писатель рассказывает о том, как работал над сценарием и общался с голливудскими боссами. В 1978 году Буковски вместе со своей женой Линдой Ли перебрался из Восточного Голливуда в рабочий квартал Сан Педро — у него появился комфортный дом, машина и даже бассейн. Вероятно, это можно назвать голливудским финалом, хотя самого писателя, скорее всего, стошнило бы от таких слов.
Д — Драки
Драки — неотъемлемая часть мифологии Буковски. В знаменитой сцене из фильма «Пьянь» Чинаски (alter ego писателя) устраивает мордобой с барменом и даже нокаутирует его. Одно из стихотворений Буковски начинается так: «я приходил специально / в бары и дрался / с кем-нибудь неподалеку...», а в другом строчка «ночи, когда ты дерешься, лучшие...» проходит рефреном через весь текст. В последнем случае слово «дерешься» равнозначно «воюешь»: как написал один из критиков «пока весь мир воевал с Гитлером, Буковски воевал с Америкой». Для гипертрофированного индивидуалиста Буковски жизнь, кажется, была не войной (это коллективное мероприятие), а ежедневной дракой.
Е — Еда
Проще всего было бы написать, что Буковски ел то, что разливается по бутылкам. Алкоголь был его топливом, а насчет еды он не слишком заморачивался. Любил сэндвичи и ветчину с горчицей. Ему важно было не поесть, но вовремя перекусить. «Еда полезна для нервов и состояния духа. Мужество происходит из живота, а все остальное — от отчаянья».
Ж — Женщины
Третий роман писателя так и называется — «Женщины». Стареющий Генри Чинаски рассказывает о своих бесчисленных сексуальных похождениях, а также о продолжительных романах, героини которых списаны с реальных женщин. Буковски был отчаянным вуманайзером, а единственной преградой между ним и женским полом являлся алкоголь. Писателя довольно часто обвиняли в сексизме (в эпоху новой этики так и просто съели бы заживо), но в его текстах, всегда откровенно грубых, есть место и нежности, и любви. Сам он, отвечая на вопросы поэта Неттлебека, говорил так: «Мне повезло, у меня было четыре периода долгих отношений с женщинами. Все они относились ко мне лучше, чем я заслуживал, и на ложе любви были очень хороши».
З — Зонтаг
Кажется, Буковски ни разу в жизни не пересекался с Сьюзен Зонтаг. Она была интеллектуалом того типа, который он терпеть не мог: активизм, высокомерие, элитарность. Кажется, из всех видных интеллектуалов того времени он мог общаться только с Алленом Гинзбергом, хотя и тот улепетывал от нетрезвого Буковски на поэтических вечеринках.
И — Ипподром
Достоевский просаживал деньги в казино, а Буковски — на ипподроме. Как любой азартный игрок, он видел в скачках возможность подзаработать, придумал метод, как удачно ставить деньги, но чаще проигрывал. Для Буковски ипподром был еще и источником писательского материала — он приходил туда, чтобы наблюдать за собой и окружающими людьми. В эссе «Прощай, Уотсон» он описывает ипподром практически как школу жизни: «Ипподром мгновенно мне сообщает, в чем я слаб, а в чем силен, сообщает мне, как я чувствую себя в этот день, сообщает мне, как сильно мы меняемся ВСЕ время и как мало мы об этом знаем».
К — Кошки
Буковски обожал кошек и с удовольствием писал о них в стихах и прозе. «Они жалуются, но никогда / не беспокоятся / они ходят с удивительным достоинством» или «Чем больше у тебя кошек, тем дольше живешь». В этом смысле он продолжил дело Томаса Элиота, которого высоко ценил. У Буковски был белый кот по имени Минкс. Если хочется милоты (Чинаски снова чувствует легкую тошноту), посмотрите на ютубе видео, где писатель курит сигару и сажает Минкса себе на колени.
Л — Лузер
Антигерой Генри Чинаски — один из главных литературных лузеров XX века. Вечное безденежье, ненавистная работа, тоскливые дешевые меблирашки, социопатия, скрещенная с похмельем, — это не просто буковски-фикшн, а большая часть жизни автора. Но лузерство, воспетое им, — особого рода, оно мятежное, в нем нет ни обреченности, ни упадничества. К безропотным лузерам Буковски относился столь же пренебрежительно, как и к каким-нибудь яппи — его стихотворение «Лузер» как раз о них.
М — Мизантропия
Буковски не любил людей, собрания, все социальное и коллективное ему было чуждо. Поэтические чтения и мастерские он и вовсе ненавидел, относился к ним исключительно как к возможности заработать. Буковски не хотел принадлежать ни к одной тусовке (особенно часто его пытались приписать к битникам). Сам он говорил: «Я не ненавижу людей. Но люди мне отвратительны, и я хочу держаться от них подальше».
Н — Нигилизм
Базаров по сравнению с Чинаски выглядит почти романтиком — он верил хотя бы в науку и труд. Никакие политические или общественные идеалы Буковски не казались убедительными. Он не был ни против, ни за, он был сам по себе. Во всем. Революционные протесты конца 1960-х он презирал почти так же, как и стадное чувство социального повиновения моральным, юридическим и любым иным установкам. В одном из интервью Буковски даже выказал некоторую симпатию к Гитлеру: «Если способен предать и истребить человечество — это крупно, но, если врешь человеку, с которым живешь, — это говно».
О — Откровенность
Именно американская литература первой в XX веке заговорила откровенно и раскрепощенно. Буковски не только продолжил эту традицию, но и довел ее до предела. Конечно, Генри Чинаски и Чарльз Буковски не один и тот же человек, но все им написанное происходит из собственного опыта, а не из воображения. Да и кто кроме него мог сказать о себе в интервью такое: «Знаете, я действительно скотина, когда напиваюсь. Тогда я ко всем прикапываюсь... Я дешевая пьянь. Влейте в меня несколько стаканов, и я всему свету жопу надеру... пусть не залупается».
П — Почтамт
Буковски устроился работать на почту потому, что «туда берут чуть ли не всех подряд» — в результате писатель проработал там около десяти лет и посвятил этому учреждению свой первый роман «Почтамт», благодаря которому прославился на всю страну. Уже на первых его страницах читателя ждало все то, за что автора этой забористой книжки со временем полюбил весь мир: «Кажется, на второй день рождественской шары за мной письма разносить увязалась эта здоровая тетка. Здоровая в том смысле, что у нее была здоровая задница, здоровые сиськи, и вся она в нужных местах была здоровенной. Вроде как не в себе, но я глаз не мог оторвать от ее тела, и мне было наплевать».
Р — Работа
Работу в социальном смысле Буковски всячески высмеивал, хотя и смог бросить ее только в возрасте пятидесяти лет. Ремесло писателя и поэта он, в общем, тоже особо не жаловал, хотя оставил после себя огромный корпус текстов — во многом благодаря тому, что в конце жизни перестал изводить себя алкоголем и даже перешел на здоровое питание. Вот знаменитая цитата из его романа «Фактотум»: «Скажите, как можно любить свою работу и вообще наслаждаться жизнью, если тебе каждый день надо просыпаться по будильнику в половине седьмого утра, одеваться, насильно впихивать в себя завтрак, срать, ссать, чистить зубы, причесываться, трястись в переполненном общественном транспорте — для того, чтобы не опоздать на работу, где ты будешь вкалывать целый день, делая немалые деньги, только не для себя, а для какого-то дяди, и при этом еще от тебя будут требовать, чтобы ты был благодарен, что тебе предоставили такую возможность?!»
С — Селин
Луи-Фердинанд Селин был одним из любимых писателей Буковски. Цинизм, мизантропия, лузерство — их многое объединяло. В своем последнем романе «Макулатура» Буковски вывел Селина в качестве одного из главных персонажей. Вообще все французское, обычно ассоциирующиеся со стилем или манерностью, претило американцу, но жестокая могучая проза Селина была ему очень близка. В «Записках старого козла» Буковски писал: «Первым делом читайте Селина. Величайший писатель за 2000 лет».
Т — Трансгрессия
Конечно, проза Буковски вряд ли может считаться наглядным примером трансгрессивного искусства, но работает она так, что каждый новый читатель испытывает от нее трансгрессивные ощущения. Буковски — мейнстрим или нет? Его популярность говорит, что да, но творчество и миф о нем не принадлежат мейнстриму. Буковски трансгрессивен сам по себе, его норма — оставаться вне любой нормы.
У — Уединенность
Термин «одиночество» больше подходит Буковски, чем «уединенность», но, во-первых, буква «о» уже занята, а, во-вторых, уединенность позитивна — американец чувствовал себя комфортно наедине с самим собой. «Извините, но я никогда не был одинок. Я нравлюсь себе. Я — лучшая форма развлечения, которая у меня есть». «Я» для Буковски — единственная возможная форма существования, нет никаких «мы», «нас» и уж тем более «я/мы».
Ф — Фаузер
Писателя Йорга Фаузера часто называют немецким Буковски — он адски много пил, бродяжничал и воевал с истеблишментом. Они были знакомы: Фаузер как-то приехал к американцу за интервью. И вел себя так (то есть никак не вел, а был самим собой), что прошиб даже Буковски, который после сказал: «Этот парень еще больший Буковски, чем я сам».
Х — Хэнк
Так его называли друзья. Хэнк, Чинаски, Буковски — выбирайте, что вам больше нравится.
Ц — Цензура
Для Буковски не существовало цензурных тем: цензурировать самого себя в его случае было просто бессмысленно. «Цензура — это инструмент тех, кто хочет скрыть подлинность от себя и других». Буковски не утаивал своего подлинного «я» ни в лучших, ни в худших его проявлениях.
Ч — Чайковский
Буковски обожал классическую музыку и часто писал, слушая ее. В его текстах множество отсылок к разным композиторам — Чайковский, Брамс, Бах, Бетховен, Вагнер, Малер, Брюкнер. Любимым композитором он называл Сибелиуса.
Ш — Шекспир
Шекспира он считал крайне переоцененным поэтом. Возможно, англичанин так раздражал Буковски в силу своей элитарности и всемирной славы. Американец не переваривал литературную университетскую тусовку, считавшую Шекспира ключевой фигурой в литературе. Быть может, и сам образ высокопарного барда был ему чужд. Вообще же из конвенциальных классиков Буковски признавал, кажется, только Франсуа Вийона, Ницше и Шопенгауэра.
Э — Этика
Буковски сам себе устанавливал этические предписания, а иная мораль его не слишком волновала. При этом он не был имморалистом. «Люди без моральных принципов часто думают, что они более свободные, но обычно они просто лишены способности чувствовать или любить».
Ю — Юмор
С юмором (как синонимом витальности) и самоиронией у Буковски все было в порядке. В ежедневную драку с жизнью он ввязывался, улыбаясь. В воспоминаниях друзей и знакомых Буковски фигурирует как очень остроумный собеседник.
Я — Я
«Я» было для Буковски основой творчества, существования, мышления. «Главным образом я говорю за себя, потому что думать или чувствовать за других не могу». Тем поразительней, как много людей в мире примерили его «я» на себя и полюбили. Чинаски-Буковски вместил в себя множество разбитых, одиноких, отчаявшихся людей, поэтому проза самого известного писателя-одиночки действует на многих как антидепрессант.
