5 книг о том, как теории заговоров работают в политике

Самое главное, что нас интересует в этой многократно переиздававшейся книге, — заглавное эссе про американскую параноидальную традицию, в котором Ричард Дж. Хофштадтер первым обратил внимание на две вещи.

Во-первых, на длительность американской традиции придумывать теории заговора. Например, он продемонстрировал, что, если заглянуть в источники XIX века, можно увидеть, как часто к теориям заговора обращались участники популистских политических течений. Или что теории заговора нередко достигали пика популярности в период интенсификации эмиграционных процессов: часто заговорщиками считали то католиков — итальянцев и ирландцев, — то евреев, а то и русских.

Во-вторых, что особенно важно, Хофштадтер был первым, кто применил психологический термин «паранойя» для описания феномена. Хофштадтер оговаривался, что он историк, а не психолог, и может не точно применять термин, однако лучшего варианта не нашел. У этого словоупотребления есть далеко идущие последствия.

Мы должны отдавать себе отчет в том, что проще всего дезавуировать взгляды человека, который верит в теории заговора, заявив, что это паранойя. Это эффективно, но не продуктивно, потому что, как показывают исследования социальных психологов, есть определенные социальные, культурные и личностные предпосылки для веры в те или иные теории заговора. Используя медицинский термин, мы стигматизируем собеседника, выводим его из поля легитимного знания, понижаем его точку зрения до нуля. В этом опасность термина «паранойя», так как понятно, что если человек психологически нестабилен, то его и слушать не надо.

Наконец, Хофштадтер был первым, кто очень хорошо описал мир человека, верящего в теории заговора. Строго говоря, с тех пор в этом описании мало что изменилось. Тот самый мир, где все переплетено, где идет бесконечная битва абсолютного добра с абсолютным злом, где есть жизнь на грани конца истории, где нет предела для раскрытия заговора, т. е. заговорщики всегда побеждают. Мощь книги Хофштадтера заключается именно в этом: он сформулировал образ конспиролога, который до сих пор с нами. И, собственно, показал, как этот образ работает в американской политике.

Первая действительно покрывающая все аспекты исследования конспирологии книга, которую стоит упомянуть, — это «Энциклопедия теорий заговора». Чем она важна и интересна? Предметное поле исследований теорий заговора только формируется в качестве полноправной академической дисциплины. Постоянно идут споры о том, кто владеет ключами к пониманию того, как эти теории работают.

При подготовке огромного, всеобъемлющего 700-страничного издания, над которым я работал в качестве одного из редакторов, закулисные дискуссии строились примерно следующим образом. Психологи заявили, что в конспирологии без них ничего не понять, поэтому им нужна половина книги — они все объяснят. Политологи ответили, что они тоже могут объяснить и нужно им не меньше; историки сказали, что без истории мы вообще не поймем, и так далее.

Поэтому мы решили, что в начале книги должны быть концептуальные подходы к явлению, затем — то, как психологически понимаются теории заговора, потом — как они распространяются, далее — портрет человека, который в них верит, и, наконец, история проявлений конспирологических теорий в различных регионах.

Пятый, заключительный раздел редактировал я. Он начинается статьей Виктории Паган, профессора университета Флориды, посвященной античным теориям. Это доходчивый ответ на вопрос, давно ли идут рука об руку конспирология и политика: мы видим, что уже в античности теории заговора применялись как мощный инструмент, который используется для подрыва легальности того или иного политического актора. Именно в таком качестве их задействовали и в афинском полисе, и в Римской республике, а затем и в империи.

Кэтрин Олмстед — калифорнийский историк, которая занималась историей американских спецслужб. В этой книге она объективно и взвешенно показала, что теории заговора появляются вовсе не потому, что кто-то кого-то безосновательно боится и таким образом генерирует теории заговора. Очень часто теории заговора возникают именно благодаря тому, что политики пытаются своими усилиями разрушить и уничтожить противника, манипулируя именно теми ресурсами, что есть у них в наличии. Когда они таким образом поступают, они подрывают собственную легитимность, но самое важное в этом процессе то, что теории заговора получают фактологическую поддержку: у нас есть причины бояться политиков!

В книге анализируются истории о том, как американское правительство действительно пыталось заткнуть рот оппозиции, следило за левацкими организациями, симпатизирующими большевикам. Гувер действительно устраивал слежку, устраивал заговоры в кабинетах американского правительства. Ну а дальше в ход идет логика «нет дыма без огня», благодаря которой на протяжении XX века появилось бесчисленное количество теорий заговора.

Книжка разбита на несколько частей. Все начинается с 1917 года, большевистской революции и реакции на нее американских бюрократов в силовых ведомствах. Есть глава про маккартизм, естественно; есть глава про Уотергейт — о документальных подтверждениях того, что верховные лица США могут вовлекаться в конспирологические заговоры, чтобы уничтожить оппонентов. Все заканчивается историей 11 сентября — про то, как спецслужбы и политики использовали теракт, чтобы усилить контроль над американским обществом, в частности ввести Патриотический акт.

Основной вывод, который можно сделать из этой хорошо сбалансированной книги, формулируется в виде известной поговорки: если ты параноик, то это еще не значит, что за тобой не следят.

С одной стороны, общеизвестно, что американская культура крайне богата на теории заговора — это объясняется прежде всего тем, что их начали исследовать на 60 лет раньше, чем у нас. С другой, ошибочно думать, что американцы перманентно на них помешаны — авторы книги первыми это показали.

Они провели любопытный эксперимент — Ушински вообще любит работать с big data: собрали письма в редакции газет и проанализировали их на наличие конспирологических нарративов. Затем построили график с конца XIX века до 2010 года, когда книга начала готовиться к изданию. График показал два пика популярности теорий заговора в Америке: в конце XIX века, когда была финансовая реформа и период монополизации рынка крупными игроками, которые при этом и коррумпировали федеральное правительство, а второй пик — это маккартизм в конце 1940-х гг. О первом мы не очень часто задумывались, но, видимо, он имел достаточно большой эффект на американское общество, а про маккартизм было понятно, что это действительно шоковое событие для многих американцев.

Ушински и Парент неплохо с точки зрения политологии рисуют портрет условного конспиролога; они показали, что левые и правые, социалисты и либертарианцы одинаково верят в то, что есть некие тайные силы, которые портят их жизнь. Отсюда следует необходимость выйти за рамки существующих парадигм, связанных с теориями заговора, согласно которым конспирологическим убеждениям подвержены лишь какие-то параноики, или крайние леваки, или фашиствующие крайне правые. На самом деле это не так — в теории заговора может поверить каждый. Эта книга — важный шаг от хофштадтеровской парадигмы восприятия конспирологии.

Я начинал с хофштадтеровского подхода к теориям заговора. Затем, по мере знакомства с работами Дж. Ушински, Виктории Паган, вхождения в круг передовых исследователей теорий заговора, мне казалось важным продемонстрировать, насколько глубоко дискурс теорий заговора укоренен в российском политическом языке. Через анализ риторики, обращение к истории я попытался показать, что и в России, и в СССР, и в Российской империи язык заговора регулярно применялся к политическим оппонентам, которые выставлялись агентами Запада. И власть, и борющиеся за власть консерваторы активно задействуют нарратив опасности идей, которые якобы приходят с Запада в качестве мобилизующей силы, используемой враждебными России политиками и политическими движениями.

Во многом я вдохновлялся работами Джозефа Ушински и его коллеги из Университета Флориды Марка Фенстера, который за 10 лет до Ушински написал первую книгу о том, как популистская теория помогает понять теории заговора, позволяющие разделить общество на своих и чужих, сформировать пустые означающие («народ», «нация», «элита», «враги») по отношению к различным политическим событиям. Я вдохновился этим подходом, чтобы проанализировать русскую политическую сцену. Получилось оригинально, мне кажется (см. рецензию «Горького» — прим. редактора).