5 книг о том, как связаны ислам и насилие
Я рада, что мне выпал шанс отреагировать на происходящее сегодня во Франции, Австрии призывом обратиться к фундаментальным работам по истории, социологии ислама и мусульманских сообществ, чтобы лучше понять происходящее. По меткому замечанию специалиста в области современных исламских практик Марты Болониани, в нынешней ситуации любое исследование мусульман становится политическим. Сами исследования оказываются «дискурсивной практикой, которая является частью социального конструирования значений».
Именно поэтому мне хотелось бы начать с опровержения: сама постановка вопроса «как связаны ислам и насилие» — политизирована. Она предполагает, что мы изначально ставим себе целью найти эту имманентную связь и тем самым редуцируем богатейшую религиозную традицию до достаточно узкого политического аспекта. Между тем сам тематический репертуар исламских исследований говорит о крайней обширности изучаемой области: он простирается от классического исламоведения, основанного на изучении текстов, до антропологии ислама, изучающей повседневные практики (например, религиозные обряды), от истории мусульманских сообществ до исламского права и т. д.
Трудно спорить при этом, что проблематика ислама и политики максимально востребована в публичном пространстве. Можно с легкостью собрать список не из пяти, а пятидесяти книг «Джихад: с древнейших времен до наших дней», «История джихада в исламе» и так далее. Среди них нашлось бы место не только публицистике (которой, конечно, большинство), но и серьезным академическим исследованиям. Однако их содержание и рефлексии целиком и полностью опосредованы нарративом секьюритизации ислама в эпоху «пост-9/11». Взрыв башен-близнецов в США, террористические атаки в Европе в середине 2000-х и появление ИГИЛ в середине 2010-х радикально перенастроили восприятие ислама на Западе, поместив его в дискурс обеспечения национальной безопасности. С начала XXI века мы стали свидетелями глобальной войны с терроризмом, которая нередко отождествляется с борьбой против радикального ислама. Логика этих действий на уровне национальных правительств чаще всего основана на простом принципе маркирования мусульман на «хороших» — умеренных, правильных, традиционных — и «плохих» — радикальных.
Однако реальность сложнее упрощающих схем. Книги в этой подборке объединяет, с одной стороны, тематическая направленность — все они имеют отношение к анализу западного восприятия (политического) ислама. С другой стороны, авторы рассматривают напряжения, связанные с репрезентациями ислама в публичном пространстве, в контексте широких теоретических моделей или подробного описания исторического контекста. Такой подход не позволяет объяснять происходящее простой связкой между исламом и насилием.
Модели в книгах, которые я рекомендую, зачастую исключают друг друга. Это намеренный выбор: я сталкиваю исследователей, которые придерживаются диаметрально противоположных точек зрения, чтобы оставить читателю возможность для собственного критического поиска.
Первые две книги стоит рассматривать вместе; их авторы — всемирно признанные специалисты по исламу, оба французы, они предлагают комплексное видение «проблемы» современного ислама, причем самое интересное, что эти подходы фактически исключают друг друга. Если быть краткой, то давняя полемика между Руа и Кепелем сводится к столкновению тезисов: исламизация радикализма VS радикализация ислама.
Оливье Руа утверждает, что радикализация — процесс, не связанный с исламом. Его выводы основаны на сотнях интервью с бывшими джихадистами, на основе которых автор приходит к заключению, что молодые информанты прочно усвоили ценности французского общества, но выплескивают накопившийся протест на языке ислама, который выступает своего рода инструментом этого протеста. Если быть точнее, то стоит говорить не столько об исламе, сколько о романтическом представлении отчаявшихся молодых людей об исламе как о программе, провозглашающей главными ценностями активные политические действия, героизм и мужество.
Пару лет назад в «Гардиан» вышла хорошая статья за авторством Руа, где он популярно объясняет свою идею: европейские джихадисты — не религиозные фанатики, а нигилисты, принявшие ислам и нацеленные на довольно-таки абстрактный бунт против окружающей действительности, которая полна несправедливости. В книге «Глобализированный ислам», вышедшей во Франции в 2002 году, эта идея развернута во всей полноте.
Подход Жиля Кепеля, напротив, основан на подробнейшем рассмотрении исламизма как самостоятельного и реального феномена. В своей книге исследователь рассматривает множество проектов политического ислама на географическом просторе, от которого захватывает дух — тут Иран, Афганистан, Пакистан, Малайзия, Саудовская Аравия, Египет и многие другие государства мусульманского мира.
Есть некоторая ирония в том, что подзаголовок выносит приговор джихадизму и указывает на исчерпанность политического потенциала исламистских проектов. Буквально спустя пару месяцев после того, как книга вышла во Франции, грянули события 11 сентября 2001 года.
Случается, неверный прогноз ставит крест на карьере эксперта, однако в случае с Кепелем все произошло ровным счетом наоборот. В предисловии к русскому изданию автор объясняет, почему символическая атака на США лишь подкрепляет его объяснительную модель: «Именно в контексте утраты мобилизующих способностей исламистских идей в мусульманских странах и следует рассматривать столь разрушительную и демонстративную атаку терроризма против святынь американской цивилизации. Эта акция представляла собой попытку преодолеть упадок с помощью всесокрушающего насилия. Его вдохновители стремились пробудить симпатии мусульман, в интересах которых исламисты якобы и ведут неравную борьбу с неверными».
Политическое насилие как результат радикализации ислама — нетрудно догадаться, что эта простая мысль находит отклик у французских (и не только) властей; на нем строятся большинство программ противодействия терроризму. Основная опасность такого подхода состоит в попытке произвести обобщенный образ радикала, который якобы основан на сумме социологических характеристик. Французская исследовательница Сильвия Серрано ярко демонстрирует абсурдность, ошибочность выводов, которыми чреват подобный подход: «нежелание есть багет или посещать бассейн является предпосылкой радикализации».
Книга Эдварда Саида «Ориентализм», вышедшая в 1978 году, стала классикой востоковедческого направления постколониальных исследований. На фоне этого бестселлера остальные труды Саида, на мой взгляд, незаслуженно отошли на второй план.
Один из таких трудов посвящен проблеме освещения ислама в СМИ. Вышедшая еще в 1981 году, эта книга фиксирует многие проблемы, по-прежнему актуальные для медиадискурса об исламе. Саид утверждает, что повестка СМИ крайне однобока и по существу является продолжением доминирующего на Западе ориенталистского дискурса. Ислам изображается сугубо деспотичным (сюжеты о дискриминации женщин); архаичным (сюжеты о смертных казнях); экстремистским (сюжеты о событиях в Алжире, Ливане, Египте); причиной конфликтов мирового масштаба (сюжеты о столкновениях в Палестине, Кашмире, Индонезии).
В начала 2000-х на Западе оформилось самостоятельное направление исследований репрезентаций ислама в СМИ. Хотя тематический репертуар современных исследований и их методологический инструментарий значительно расширились, многие сегодняшние идеи лишь уточняют то, что озвучил Саид в начале 1980-х.
Вопрос «Что пошло не так?» вынесен в название работы одного из авторитетных западных исследователей ислама и арабского мира — Бернарда Льюиса, пожалуй, самого известного оппонента Саида.
Подробно рассматривая историю взаимодействия Запада и мусульманского мира, автор ищет ответ на, казалось бы, простой вопрос: почему некогда сильный мусульманский мир уступил первые позиции миру западному? По всей видимости, основная причина заключается в долгой истории колониального господства западного мира над большей частью мусульманских стран. С середины ХХ века основная тяжесть «вины» перешла на Соединенные Штаты, сохраняющих роль лидера западного мира. После долгих рассуждений автор приходит к выводу, что жители Ближнего Востока постепенно перестают искать «внешнего врага», ставя вопрос иначе: «Что мы сделали не так?» и «Как нам исправить положение?».
По Льюису, ислам «не вписался» в модернизационный проект Запада, претендующий на универсальность. Поэтому в перспективе западной теории модернизации мусульманские общества не развиваются (или развиваются очень медленно), отклоняются от логики исторического процесса.
Концепт развития в западной теории нагружен позитивной ценностной коннотацией: в частности, он понимается как движение к демократии и пересекается с понятием прогресса. Саид критиковал Льюиса за этот ценностный перекос и «неспособность даровать мусульманским народам право на их собственную культурную, политическую и историческую практику, свободную от просчитанных Льюисом попыток показать, что, поскольку они не являются западными... они не могут быть хорошими» (цитата из книги, которую я упомянула выше).
Льюис работал политическим советником в администрации Джорджа Буша-младшего; в частности, он поддерживал американскую операцию в Ираке 2003 года, чем снискал себе репутацию исламофоба. «Бернард Льюис, отправляйся в ад!» — примерно так звучали заголовки «некрологов», появившихся в арабских СМИ после смерти исследователя в мае 2018 года. Авторы этих материалов неизменно выступали с критикой европоцентризма, неоколониализма и ориентализма, апологетом которых, по их мнению, и был покойный.
Закончить обзор хотелось бы книгой «адвоката» ислама Джона Эспозито. Профессор Центра мусульмано-христианского взаимопонимания имени Аль-Валид ибн Талала при Джорджтаунском университете приложил немало сил для противостояния критикам ислама, за что в 2006 году даже попал в книгу «Профессора: 101 самых опасных ученых Америки», изданную американским консерватором Дэвидом Горовицем.
Название книги говорит само за себя: это своего рода сборник «стыдных» вопросов об исламе, рассчитанный на максимально широкую аудиторию. Без сложной терминологии и ссылок на сторонние источники Эспозито — практически в формате TheQuestion — отвечает на вопросы вроде: «является ли ислам первопричиной и источником терроризма», «разрешает ли ислам быть смертником», «кто такие „умеренные“ мусульмане» и так далее. Тут возникает другая опасность: краткие ответы на сложные вопросы — верный путь к упрощению, которое создает лишь иллюзию понимания ситуации. Усложнить всегда можно при помощи книг, которые я упомянула выше.