5 книг о том, как работает арабский графический дизайн
Пять с половиной лет назад меня пригласили работать в Каир в качестве эксперта по графическому дизайну в Большом Египетском музее. Я согласилась, поскольку по первому образованию я филолог и переводчик с арабского языка, второе образование у меня — коммуникационный дизайн. Поэтому мне показалось, что в таком проекте органично соединятся оба моих образования. Предполагалось, что проект будет рассчитан на год, но он немного затянулся, поэтому я все еще в Каире. С точки зрения специальности это далось нетрудно: язык дизайна — это универсальная вещь, понятная кому угодно; нужно только освоить определенные приемы — они позволят полноценно изъясняться. Ведь язык дизайна работает не с каким-то конкретным алфавитом или знаковой системой, а с общим набором принципов и с визуальной культурой в целом. Нельзя сказать, что визуальная культура арабских стран радикально отличается от других — просто мы в целом знаем о ней меньше, чем о европейской, а из-за специфических шрифтов и письменности кажется, что мы имеем дело с чем-то совершенно экзотическим, однако на деле, повторюсь, все работает по одним и тем же универсальным законам.
Но все же египетская визуальная среда — особая история. Каир — не только пестрый, но и во всех смыслах очень громкий город: и в отношении звуков, и в отношении уличной визуальной составляющей. Это во многом предопределено характером египтян: они очень громкие люди, и даже в обычной беседе они могут кричать, из-за чего человеку, не знающему языка, может показаться, что они ссорятся. Да и понятие личного пространства у них размыто в значительно большей степени, чем это принято у нас. Сегодняшний Каир напоминает мне Москву середины девяностых, когда любое свободное пространство было занято рекламой, каждая поверхность что-то продавала, что-то рекламировала и о чем-то говорила и кричала. Тут невероятное количество рекламы и огромных билбордов, часто они занимают фасады здания целиком — я даже не представляю, как в таких зданиях живут люди и не видят света. Визуальная информация льется на тебя буквально со всех сторон, поэтому, конечно, на нее очень интересно смотреть сквозь специфическую дизайнерскую оптику, определять акценты и замечать приемы и принципы, по которым она устроена.
Перед тем, как говорить об особенностях визуальной культуры и месте графического дизайна в ней, нужно получить представление о той архитектурной среде, в которой она бытует. И в этом плане рассматриваемая книга кажется мне очень удачным выбором. Она охватывает период с 1900 года практически до наших дней. Я заметила, что многие люди, которые приезжают в Каир, ничего не зная о нем, очень удивляются архитектуре ХХ века: для них становится откровением тот факт, что тут был и свой модерн, и свое ар-деко, и свой брутализм, и даже свой хай-тек — впрочем, довольно странный. Действительно, образцы такой архитектуры неизвестны в мире, среди архитекторов не было громких имен. Да и сами египтяне не особенно ценят это наследие. Архитектура модерна и ар-деко — это наследие колониального периода. С начала ХХ века вплоть до Революции 1952 года Каир считался чем-то вроде Парижа Северной Африки, и многие вещи в городе проектировались с ориентацией на Европу. Но этот период, повторюсь, не сильно ценится, большая часть зданий в плохом состоянии, они разрушаются или стоят заброшенные.
Книга разделена по районам — по сути, это путеводитель, с которым можно изучать город. Конечно, она включает не все здания, но самые яркие и примечательные там есть. В том числе туда включены и нереализованные проекты — например, из книги я узнала о том, что Заха Хадид несколько раз подавала свои проекты на разные египетские конкурсы, но, к сожалению, ни разу не выиграла, и проекты остались невоплощенными. В целом же здания, которые можно увидеть в ходе такой прогулки с путеводителем, вполне отражают все этапы развития привычной нам европейской архитектуры. Причем архитектура колониального периода вплоть до недавнего времени (наверное, до 1960–1970-х годов) никоим образом не эксплуатировала древнеегипетское наследие. Она была самобытной и оригинальной — достаточно взглянуть, например, на образцы каирского брутализма. Сами египтяне находят их уродливыми. Тем не менее, мне кажется, что брутализм — это один из очень подходящих облику Каира архитектурных стилей. Если посмотреть на Пирамиды — это тоже в какой-то степени брутализм, отсутствие декора, грубость, четкость и геометричность.
Характерно, что с 80-х годов в египетской архитектуре началось обращение к историческому наследию, и сейчас многие здания напоминают мне лужковскую архитектуру, которая пытается быть хай-теком, но при этом эксплуатирует древние формы: колонны древних храмов или пирамиды. Без пирамиды сейчас буквально ни одно здание не строится — особенно если это административное здание или министерство. Думаю, это связано с развитием туризма, а еще, возможно, с тем, что египтяне хотят перечеркнуть колониальный период и подчеркнуть связь с древностью. Эта ориентация четкая, навязчивая и проводимая на уровне государства. В какой-то степени эту тенденцию можно сравнить с возвращением к классицизму, который был присущ сталинской архитектуре.
Временной промежуток, который затрагивает книга, — ХХ век, потому что это век рождения графического дизайна как такового; можно считать, что раньше его не существовало. Она рассказывает об источниках вдохновения арабских дизайнеров — например, нельзя отрицать, что на арабскую визуальную культуру сильное влияние оказал ислам с его запретом на изображение людей, поэтому мусульманская визуальная культура работала с текстом, типографикой, геометрическими орнаментами, в которые часто была зашита типографика. Запрет на изображения привел в какой-то степени к сакрализации типографики. И даже самые старые исламские образцы рукописей, в которых были написаны суры из Корана, пожалуй, могут считаться ранними образцами графического дизайна и типографики — точнее, это лучше назвать каллиграфией, поскольку все рисовалось от руки, но все же это работа со шрифтом (точнее, определенным почерком, стилем арабского письма), словами и буквами. Благодаря этой книге мы можем проследить, как такая традиция использовалась арабскими дизайнерами двадцатого столетия — связь с традицией была очень сильна.
Серьезными вехами в развитии арабского графического дизайна были определенные исторические события — в первую очередь это 4 ноября 1922 года, дата открытия гробницы Тутанхамона. Этот день стал началом всемирной «тутанхамании», образовался огромный поток приезжающих в Египет европейцев, стала появляться реклама с пирамидами и вообще реклама, использующая тему египетского наследия. До этого Египет был просто модным курортом, но с открытием гробницы он стал еще и культурно-историческим направлением. Возник графический дизайн, использующий это наследие.
Рассматриваемая книга делится не столько на исторические периоды, сколько на рассказы об определенных школах. Мы же по большей части совершенно ничего не знаем о том, чем отличается ливанская школа дизайна от палестинской или суданская от сирийской. Но при этом мы знаем, что есть польская, французская или швейцарская школа плаката. И между ними есть связь: например, мне кажется, что палестинская школа больше похожа на польскую. Дело не в том, что палестинские дизайнеры копировали что-то у поляков — скорее речь идет об одном историческом периоде и глобальном контексте. Важно, что книга рассказывает не только про дизайн, который мы видим на плакатах, в рекламе и журналах, но в том числе и про навигацию. Одна из вещей, поразивших меня в Каире, — навигация улиц, которая очень красиво сделана и выглядит как произведение искусства на фоне окружающего трэша: уличные таблички даже хочется открутить и унести домой. Меня всегда поражало, каким образом люди, которые сделали навигацию, довели город до такого состояния? И из книги я узнала, что эта навигация была разработана еще в тридцатые годы и сохранилась до сих пор. В той же Москве такое было бы совершенно немыслимо. И даже навигация, которая была разработана позже, в восьмидесятые, когда город расширялся, исторически связана с навигацией тридцатых годов: то, с каким уважением дизайнер отнесся к наследию тридцатых, меня приятно удивило.
Предполагается, что если дизайнер совершенно не знаком с арабским языком, то, изучив эту книгу от и до, он все равно сможет реализовывать проекты. Если честно, я не знаю, работает ли это, поскольку мне был изначально знаком язык. Так что я думаю, что некие минимальные знания у человека все же должны быть. Также объясняется специфика дизайна для разных носителей: от логотипа до верстки многостраничного издания и цифровых носителей. В книге же объясняются принципы построения арабской типографики: каким образом буквы связываются между собой, как выглядят разные типы шрифтов, какие виды почерка есть в арабской каллиграфии и так далее. Книга подойдет для дизайнеров, которые работают с арабской... мне все время хочется сказать «вязью», но мне не нравится это слово, хотя оно и считается общепринятым. Когда я училась, мне говорили, что такого понятия не существует: это такой же алфавит, как кириллица или латиница, и «вязь» исторически не совсем верный термин. Правильнее называть это просто «арабское письмо» или «арабица».
Эта книга случайно попалась мне на глаза два или три года назад, хотя она была издана давно и много раз переиздавалась, поскольку оказалась бестселлером. Мне стало интересно изучить ее, чтобы понять принципы работы наборного шрифта — например, там много говорится об истории появления печатных машинок с арабскими буквами и о том, какую роль технологии сыграли в развитии типографики. На каирских барахолках до сих пор можно найти такие машинки: они никому не нужны, и я давно хочу купить одну просто для красоты. У многих возникают вопросы о том, как они вообще функционируют — ведь у каждой буквы в арабском алфавите есть четыре начертания, которые иногда сильно отличаются друг от друга, и их трудно уместить в одну клавиатуру. И в книге есть рассказ об этом — создание такой машинки стало прорывом в арабской типографике и дизайне.
Чтобы эта книга вызвала интерес, необязательно быть дизайнером, но хорошо бы интересоваться темой хотя бы в общих чертах. В ней очень много примеров из работ дизайнеров разных арабских стран. Например, дизайнеров ливанской школы, которая считается одной из самых сильных. В частности, есть интересный рассказ о том, каким образом адаптируются — точнее, «арабизируются» — латинские шрифты и логотипы известных брендов. Это очень сложное занятие — как в совершенно другой письменности сохранить характер шрифта, чтобы было понятно, что это один и тот же шрифт? Как вообще можно воспроизвести шрифт, если в настолько разных алфавитах нет никаких общих букв? В книге этот вопрос очень подробно исследуется.
Этот альбом, изданный Американским университетом в Каире, — хроника, как говорят египтяне, «18 дней, которые изменили Египет». Речь идет о периоде с 25 января по 11 февраля 2011 года, когда закончилась власть президента Хосни Мубарака. Все это время на площади Тахрир находились люди, которые призывали президента уйти, и с тех пор 25 января стало национальным праздником. Честно говоря, я в принципе не ожидала встретить такую книгу в магазине — дело в том, что с момента революции прошло, казалось бы, не так много лет, но современные египтяне, с которыми я общаюсь, представляются мне очень аполитичными людьми, не готовыми выходить на какие-то акции и в принципе избегающими разговоров о политике. Они политически пассивны, не участвуют в выборах — какие-то волнения здесь подавляются раньше, чем начинают происходить, и вообще политическая ситуация во многом похожа на современную Россию. Десять лет назад все было совсем иначе: был подъем всей нации, когда люди со всей страны съезжались на площадь Тахрир с самодельными плакатами.
Эти плакаты — в центре внимания книги. Они часто были сделаны на чем попало — на кусках картона, обрывках бумаги, тазах, пластиковых ведерках и так далее. Людям не раздавали ничего готового и напечатанного, каждый пытался выразиться как мог и создавал объекты народного дизайна. Поскольку это была не то чтобы уж совсем мирная революция, часто эти люди были запечатлены в крови, перебинтованные или с разбитыми носами, но тем не менее они улыбались и держали эти плакаты. Альбом демонстрирует разнообразие форм такого творчества — это красиво и экспрессивно, а кроме того, показывает, как графический дизайн живет в народном сознании и как он становится частью исторически значимых событий.
В первую очередь эта книга посвящена граффити времен уже упомянутой Революции и последующих событий, в ходе которых был свергнут недолго правивший после Мубарака президент Мохаммед Мурси. Опять же, как и в случае с прошлой книгой, меня очень удивил контраст между тем, что было, и тем, что происходит сейчас, — сегодня следы этих граффити еще можно увидеть, но в целом их практически не осталось. Политических граффити сейчас нет вообще — по-моему, они даже прямо запрещены. Единственные граффити, которые сегодня могут появиться на улицах Египта, — это нечто патриотическое, нейтральное, посвященное культурному наследию и так далее. Причем это все заранее долго согласовывается, отбираются художники, согласуются эскизы. То есть спонтанности граффити-движения и никакой партизанщины не существует — более того, за партизанщину легко заработать серьезные проблемы. И фактически все, что есть в этой книге, — свидетельства уже ушедшего периода истории.
Основные темы таких граффити: недовольство существующим режимом, свобода прессы, жестокость военных, свобода политзаключенным и так далее. Довольно забавно, когда политическое граффити использует тему исторического наследия: например, одной из моих любимых картинок было изображение Анубиса с автоматом, который говорит «Мурси, уходи» (почему-то народное недовольство, направленное против президента Мурси, было особенно сильным). Конечно, как правило, это не высокохудожественные граффити — это нечто, сделанное на скорую руку, с помощью трафарета. Но всегда это нечто крайне экспрессивное, оригинальное и привлекающее внимание.
Меня часто спрашивают, почему ислам запрещает изображения, но при этом мы постоянно видим изображения людей на плакатах, рисунках и иллюстрациях. На самом деле этот запрет на изображения трактуется разными богословскими школами по-разному. Ультра-консерваторы не признают никакие изображения живых существ ни в виде рисунка, ни фотографии. Более либеральные (и это наиболее распространенная точка зрения сейчас) допускают изображения людей при условии, что это изображение не служит объектом поклонения, используется в быту или для украшения, и ему не придается большого значения. По-настоящему строгий запрет касается только изображения в любом виде пророка Мохаммеда. Много изображений и на граффити в этом альбоме: как правило, это лица людей, незамысловатые сюжеты, но есть и шрифтовые композиции — собственно, если не считать шрифта, языка и древнеегипетских образов, эти граффити не сильно выбиваются из общеевропейской традиции, и именно традиции начертания, связанные со шрифтом и языком, делают многие из них по-настоящему уникальными.