5 книг о том, как музыка выражает политические смыслы
Политические исследования современной музыки — поле крайне интересное. Значительная часть работ по теме не выходит за рамки социологического анализа (об этом мы поговорим в следующих «5 книгах») и логоцентрического подхода, которые требует выискивать в текстах тех или иных «политизированных» исполнителей изъявления их взглядов. Тем ценнее каждая книга, которая старается и учесть указанные наработки, и залезть непосредственно в музыкальные формы, выуживая из них выражение политических интенций и схватывание политического ландшафта. Ниже — пять изданий, пользующихся именно таким инструментарием.
P. S. Основополагающего труда Жака Аттали «Шум: политическая экономия музыки» в списке нет, потому что:
а) это все же в первую очередь книга по политэкономии, простите за тавтологию;
б) она и так широко известна. На русском про нее уже достаточно подробно рассказал Максим Евстропов, на «Сигме» лежит расшифровка его лекции.
Сборник объединенных общим лейтмотивом статей, который я особенно рекомендую тем, кто живет на одной восьмой материковой части нашей многострадальной планеты, где иронию постоянно путают с сатирой и сарказмом, а ее перерождения с парой приставок — тем более.
В предисловии Тернер замечает, что Оксфордский словарь, выводя современное значение иронии из греческого слова ειρωνεια («притворство») и определяя ее как «фигуру речи, позволяющую выразить с помощью определенного набора слов противоположный им смысл», закрепляет за иронией функции риторического и литературного тропа. Но может ли быть ироничной сама музыкальная ткань, особенно в современных жанрах?
Причастные к сборнику считают, что вполне. Перелопачивая разнообразнейший материал — от песен калифорнийских золотоискателей и черных полевых рабочих до польского панка и раннего (и не очень) хип-хопа, — авторы ищут, как ирония может воплощаться в форме звука, порождающего сомнение в устоявшихся конструктах и институтах. А также — в нынешнем понятии политического.
Эта книга наделала шуму, когда еще только вышла в итальянском издательстве Tsunami под конец 2012 года. Три года спустя, когда были опубликованы переводы на французский и английский, все повторилось. Сейчас, когда «Волки среди овец» относительно давно доступна на русском, все чуть притихло. Давайте же раздуем пламя снова.
Давиде Масперо и Максу Рибаричу стоит отвесить поклон уже хотя бы за то, что они не стали играть в полицию сцены, а подошли к изучению на редкость сложной темы с редким чувством и толком. Они не стали разбираться, кто из представителей мировой национал-социалистической сцены черного метала является трушным зигометом и кого следует подвергнуть остракизму. Вместо этого они выдвинули три главных вопроса. Является ли НС-риторика и иконография способом радикализации жанра, который все больше популяризируется, т. е. движением по его возвращению в подполье? Если нет, то как и почему идеология национал-социализма находит свое отражение в музыке, которую во многих проявлениях можно назвать если не дегенеративной, то примитивной? Может ли она стать новым мейнстримом хотя бы в жанровых рамках или, наоборот, потеряет свою запретную привлекательность, если массовые ультраправые идеологии станут обыденностью?
На последний вопрос реальность уже дала внятный ответ: «может и потеряет» — достаточно посмотреть на историю монетизации движения WotanJugend после конфликта на востоке Украины. В ответе на первый вопрос авторы смыкаются с одним из главных соратников WJ, лидером французской группы Peste Noire (MC Famine, он же DJ Nocide), который предпочитает расшифровывать аббревиатуру NSBM как noxious & subversive black metal («отвратительный и подрывной блэк-метал») — в противовес нормативной расшифровке «национал-социалистический блэк-метал».
Удовольствие от разбора второго вопроса оставляю читателям — только отмечу, что в своей дотошности авторы затронули и одну из самых интереснейших НСБМ-сцен, отечественный «Чертог, где рождаются молнии».
Еще один сборник — но на этот раз куда более узконаправленный. Что такое анархо-панк? Предельное выражение главного идеологического импульса изначального панк-рока «саботируй все»? Образ жизни, заключающийся в отказе от привычного балансирования между общественным и индивидуальным и переходящий к максимально широкому коммунитарному строю? Никакая не музыка, а способ донесения идей анархических течений с помощью словозвука, истинно всенародное искусство, направленное на пропаганду?
Всё вместе, считают авторы и редакторы этой книги.
В отличие от книг вроде The Day the Country Died, это издание не собирается быть энциклопедией идеологически и стилистически близких групп и историческим очерком жанра. Зато в ней можно найти множество примеров (и их разбор) того, как максимально идеологизированная музыкальная практика выходила за звуковые границы и влияла на политические и общественные процессы Соединенного королевства. И продолжает влиять до сих пор.
Редкий пример того, как фанбойская работа может оказаться серьезней официальных и академических исследований.
Misery and Purity, вышедшая аккурат вровень с самым знаменитым альбомом Дагласа Пирса Rose Clouds of Holocaust, прослеживает, как один из самых одиозных троцкистов Британии развернул пост-панковский modus operandi «личное — это политическое» на 180°, сначала утопив свою квартиру в справочниках по униформе Второй мировой, а потом и вовсе поехав давать концерты на фронт Югославской гражданской войны, чтобы передать все отчисления хорватским госпиталям.
Книга Форбса — емкая и яркая иллюстрация истории о том, что одни люди склонны транслировать идеи и образы, не веря в них, но считая, что это необходимо для сохранения памяти, а другие безапелляционно принимают трансляцию за искреннюю приверженность.
Отдельно стоит обратить внимание на работу Роберта с источниками — он обращается не только к фэнзинам, прессе, рассылочным листкам лейблов и физической дискографии объекта исследования, но и напрягает главного ненавистника группы, писателя Стюарта Хоума, чтобы составить точную схему эстетико-идеологических мутаций главного проекта в жанре неофолка. Даже официальная биография Death in June «Скрытое в рунах», вышедшая десять лет назад в упомянутом Tsunami, не расскажет вам в таких подробностях, как пробовать на прочность этот мир каждый миг, не покидая собственного обиталища.
Обычно индастриал, множество его последышей и выкидышей исследуют через сторонние вещи — привлекая эстетические критерии, обращаясь к предшественникам феномена в сфере искусства, к политическим событиям, современным проектам и группам; личным взглядам их участников (привет Алексею Монро и его идеологическим биографиям Laibach и Autopsia).
Рид сделал почти невозможную (хоть местами и достаточно поверхностную) вещь: написал историю арт-движения сквозь призму критической теории. Автора можно критиковать за небольшую выборку исследуемых проектов, за весьма вольную трактовку стиля (кроме шумовых коллективов он зачисляет в индастриал и довольно далекие поп-группы), за неподтвержденные ничем, кроме личного мнения, заходы и измышления.
Тем не менее на сегодняшний день Assimilate остается уникальной книгой, поскольку настолько въедливого выявления политической воли и способов ее реализации применительно к конкретному музыкальному явлению пока осуществлено не было. Фашизм и его субверсия, движение Black Pride и его поддержка, низовая самоорганизация — вот лишь немногие темы, которые принято безусловно связывать с индастриалом, и до работы Рида эту безусловность редко подвергали сомнению.
Основной тезис книги — призыв «приспособиться, чтобы изменить», озвученный Cabaret Voltaire, — вполне осуществился и на сверхмузыкальном уровне. Здесь с Ридом хочется согласиться без всяких но. Правда, это осуществление оказалось, возможно, шире, чем предполагали основатели «промышленной музыки для фабричных людей». Достаточно вспомнить, что прилагательным «постиндустриальное» сегодня описывают и общества развитых информационных технологий, и failed states с умершей промышленной экономикой.