5 книг о том, как и зачем сохранять языки народов России
Я — нетипичный пример языкового активиста. Чаще всего языковым активизмом занимаются носители языка, которые чувствуют, что язык под угрозой, либо те, кто не владеет языком и хочет научиться, но им некуда пойти. Такие люди учат язык самостоятельно, вовлекают в обучение других, что-то изобретают. Сейчас, например, один из таких активистов разрабатывает систему анализа и синтеза речи на марийском языке, поэтому скоро появится своя марийская «Алиса». Иными словами, обычно активность идет внутри сообществ.
В моем случае это не так: я человек внешний, и ничего, кроме интереса, с исчезающими языками меня не связывает. Просто я очень рано понял, что языки нужны не только тем, кто на них говорит или хотел бы говорить. Языки нужны нам как человечеству, поскольку языковое разнообразие — это безусловная общечеловеческая ценность.
В третьем классе я сам выучил грузинский алфавит — у нас в школе была заметная грузинская диаспора. Иногда ко мне приходили грузины, которые не умели читать и писать, но им было стыдно признаться в этом своим. Я показывал им буквы, хотя говорить по-грузински не умел.
После первого высшего образования (по нему я стал судостроителем) я заскучал и вдруг вспомнил, что мне вообще-то нравились языки. Ткнул пальцем в небо и решил заняться юкагирским. Обнаружилось, что это два языка, на одном говорят человек 40, а на другом — шесть.
Я призадумался, почему же языки исчезают, и стал копаться в теме. Постепенно это стало важной частью моей жизни, я стал языковым активистом, закончил магистратуру по лингвистике и сейчас работаю по этой профессии, занимаюсь мансийским языком. При этом достаточно давно, вне работы, я занимаюсь нанайским языком. В идеале хотел бы лет пять пожить в нанайском селе, но пока не получается из-за пандемии и других сложностей.
Я с трудом представляю себе более сложную деятельность, чем борьба за сохранение исчезающих языков. Ты всегда плывешь против течения, у тебя нет возможности передохнуть. Но меня это безумно вдохновляет.
В эту подборку я включил книги, связанные с поддержанием языкового разнообразия России — как на практическом, так и теоретическом уровнях. Все они изданы на русском языке, написаны достаточно популярно и доступны неспециалистам.
Книгу написала карельская языковая активистка, главный методист Дома карельского языка в селе Ведлозеро. Это одно из самых успешных мест по сохранению языков России. Там работают по методу «языковое гнездо», признанному лучшим способом передачи языка детям, которые на нем не говорят. Метод изобретен в Новой Зеландии, и его суть проста: собирается группа детей, с которой взрослые люди, они же языковые мастера, общаются только на целевом языке — в данном случае на карельском.
В ведлозерском Доме с детьми занимаются три пожилые женщины. Есть проблема в том, что они сами со своими детьми и внуками на карельском не разговаривали. «Детский язык» — это определенный навык, поэтому коммуникации мастеров и детей помогает тьютор, Наталья Антонова. В результате дети, которые не знали языка, уже пассивно им владеют и иногда пользуются в обиходе, и это большая победа. Ведь в других местах дети карельским в принципе не владеют. В целом опыт Дома карельского языка показывает, что можно начать что-то делать без финансовой поддержки со стороны государства, с опорой только на свои силы и солидарность родителей, хотя существование в будущем этого центра находится под вопросом.
Антонова описала метод и свой опыт работы в пособии, и это прекрасная книга о том, как говорить с детьми, когда ты не очень хорошо знаешь язык, что-то забыл, во многом не уверен, когда тебе ежесекундно хочется перейти на русский. Это пособие уже разошлось по библиотекам и образовательным учреждениям Карелии. Я выслал несколько экземпляров в Якутию, Хабаровский край, Бурятию.
В России множество языков существует в условиях, где прервана связь поколений: говорит бабушка, немного говорит мама, ребенок уже не говорит. Иначе говоря, есть пожилые носители, которые часто не могут возиться с детьми; есть дети, которые могут учиться, но не хватает среднего поколения. Здесь нужен метод «мастер — ученик», придуманный в США для взрослых людей и описанный в этой книге.
Обучение происходит в индивидуальном режиме: ученик встречается с мастером в ходе регулярных встреч, где они несколько часов вместе занимаются чем-то обыденным — например, варят суп, ремонтируют машину и т. п. Это действенный способ передать малоизученные языки, находящиеся под угрозой исчезновения, для которых методики преподавания не выработаны, а даже если и выработаны, то их некому практиковать. Главное здесь — общаться регулярно, по 10–12 часов в неделю, при этом только на целевом языке, никакого русского. Через год ты, не зная грамматики, не открыв ни одной книжки, сносно говоришь простыми бытовыми фразами. Конечно, тут есть важный момент психологической совместимости — с чего начать, какие-то мелкие лайфхаки. В методе, помимо прочего, присутствует важный социальный аспект поддержки пожилых со стороны ученика-помощника.
Русское издание — это не совсем перевод, это адаптация под российские реалии. Так, все примеры в ней не английские, а русские. Это настольная книга для взрослого человека, который желает освоить язык, возможно, с перспективой его передачи.
Именно эта книга убедила меня в том, что я не занимаюсь ерундой, и подсказала многие практические решения. Подобной обобщающей книги на русском языке я больше не встречал, да их, по всей видимости, и не существует. Это на английском только за прошлый год вышли сразу два тома — оксфордский и кембриджский — на тему сохранения языков; у нас совсем другая ситуация.
В России есть много особенностей, влияющих на языковое разнообразие. Например: всепроникающее образование, сглаженность лингвистических различий между городом и деревней. Еще для нас характерно ожидание решений сверху. В целом российская языковая политика похожа на китайскую, и законодательная специфика в этой книге учтена.
Энциклопедия хороша тем, что показывает, как в принципе функционирует язык в обществе, но в ней есть минус — она поверхностная. Зато ее без труда прочитает любой неспециалист. Я бы с удовольствием порекомендовал второе издание, однако его перенесли, сделав упор на разработку сайта. Издателем выступает Институт языкознания РАН, именно эта организация вместе с Институтом лингвистических исследований в Санкт-Петербурге занимается языковыми вопросами на федеральном уровне.
Чем еще полезна эта энциклопедия в нашей перспективе? Если вы хотите уточнить число носителей языка, лучше заглянуть именно сюда, а не в перепись. Там данные часто не соответствуют действительности: например, число носителей нанайского языка завышено в пять раз — их не полторы тысячи, как в переписи, а человек триста. Или наоборот: носителей каратинского языка по переписи пять человек, а на самом деле их то ли восемь, то ли двадцать тысяч. Мордовского языка вовсе не существует, хотя в переписи он, со словов респондентов, есть. На самом деле существуют мокшанский и эрзянский.
Когда я говорю о том, что надо сохранять языки России, многие отвечают, что русский язык тоже под угрозой, его надо оградить от английского и т. п. На эту тему есть замечательная книга филолога Максима Анисимовича Кронгауза «Русский язык на грани нервного срыва». Я советую ее по двум причинам.
Во-первых, чтобы люди поменьше переживали из-за русского языка. Любые дискуссии — как относиться к мату или как ставить ударение в слове «звонит» — меркнут перед фактом, что целые языковые семьи (например, тунгусо-маньчжурская) находятся на грани исчезновения.
Во-вторых, в книге раскрываются многие социолингвистические проблемы, в том числе проблема языкового консерватизма. Пожилые люди говорят на языке своей молодости, считая его эталоном и не понимая, что за эти годы язык изменился, его реже используют, из него ушла общественно-политическая тематика, русский наступает и т. п. Таким людям — мы их иногда называем «нахмуренными старейшинами» — не нравится, как говорит молодежь. Они говорящих затыкают, поправляют — и люди замолкают, больше не говорят на бурятском или нанайском. Консерваторам кажется, что они сделали благое дело — очистили язык. Но все наоборот. Об этих вещах я всерьез задумался именно после книги Максима Анисимовича о русском языке.