5 книг о том, как и почему Карл Шмитт стал важен для левой мысли
Когда заходят дискуссии о политическом философе Карле Шмитте, сложно избежать расхожего клейма «коронованный юрист Третьего рейха». Тем не менее интеллектуальная биография этого автора намного глубже и не помещается в рамки идеологических интерпретаций.
Принято считать, что Карл Шмитт — это правый теоретик, реакционер, этатист, представитель движения Консервативной революции. Но как бы странно это ни звучало, Шмитт обрел популярность в 1990–2000-е благодаря попыткам левых интеллектуалов реинтерпретировать его критику либерализма. Большую роль в этом, безусловно, сыграл кризис левой мысли в конце 1980–1990-x годов. Мир стремительно менялся, а вместе с ним обязан был меняться язык описания происходящего.
Готовность левых принять на вооружение политический каркас шмиттовских идей для критики современности обусловили два события. Первое — это распад СССР как точка отсчета для безальтернативной глобализации и возникновения монополярного мира, во главе которого стоят США. Второе — интервенция в Косово, открывшая серию «гуманитарных» вторжений США под эгидой НАТО или ООН в другие страны. «Левые шмиттеанцы» понимали происходящее как политический вызов, на который можно ответить, обратившись к политической теории Шмитта. Универсализация и одновременно дифференциация мировой экономики, приводящая к разрушению суверенных центров (в первую очередь стран третьего мира, которые из-за своего слабого экономического потенциала рискуют стать объектом экономических интервенций сильных политических игроков), создавала новую классовую проблему. Осознавая свое слабое экономическое положение в мире открытых границ, региональные сообщества стали выступать против транснациональных компаний и других игроков глобального рынка. Такое видение современных условий неравенства было впервые сформулировано на страницах известного журнала Telos, идеологически восходящего к Франкфуртской школе. Рост интереса к шмиттовским идеям среди авторов этого журнала привел к интересным и необычным интерпретациям Шмитта как радикального демократа, плюралиста, сторонника власти сильного гражданского общества и защитника стран третьего мира.
Я расскажу о работах, каждая из которых по-своему отвечает на вопрос, почему Шмитт так важен для современной левой мысли. Теоретики, которых я выбрал, не называют себя левыми шмиттеанцами, но в академическом мире к этой условной группе принято относить несколько человек. Трое из них представлены в подборке — это Славой Жижек, Андреас Каливас и Шанталь Муфф. Антонио Негри не вполне соотносится с левым шмиттеанством, но также важен для нашей темы: он ставит абсолютно те же вопросы о политике Модерна, что и Шмитт, их выводы друг другу созвучны. Последняя книга представляет специфический кейс, демонстрирующий востребованность идей Шмитта для «альтернативных» левых движений в Южной Америке.
К сожалению, русскоязычные издания в подборку не вошли по той простой причине, что их нет: переводы работ по теме пока не изданы, а оригинальные исследования публикуются в форме статей.
Манифест левых шмиттеанцев, первая большая работа, посвященная реактуализации идей Шмитта в русле идей левой политики. Это сборник небольших статей замечательных авторов, половина из которых вышла из того самого журнала Telos, связанного с Франкфуртской школой. Одна из звезд, принявших участие в сборнике, — Славой Жижек. Редактором и автором вступительной статьи выступила Шанталь Муфф — по сути, главный адепт левой апроприации шмиттеанства.
Сборник легко читается, потому что все тексты — не столько академические статьи, сколько программные высказывания по насущным вопросам. Ответить на них, по мнению авторов, помогают идеи немецкого консервативного мыслителя. Книга отлично подходит для знакомства с узловыми моментами, которые неожиданным образом связывают концепции Шмитта и левую прогрессивную мысль.
Более конкретное, небольшое по объему исследование перспектив переосмысления шмиттовских идей. Именно здесь Шанталь Муфф ставит важный вопрос, который окончательно легитимировал альянс левых со Шмиттом в борьбе против мира «постполитики», а именно: в чем разница между политикой и политическим?
Муфф обращается к ключевому для теории немецкого философа компоненту — понятию политического — и показывает, что мыслительные ходы Шмитта отлично годятся не только для критики эпохи политического консенсуса, но и для поиска решений, как вернуть массовую политику в изможденные конфликтами страны Европы. Книга релевантна не только академическим специалистам, но и всем тем, кто интересуется теориями демократии и либерализма.
Стоит оговориться, что здесь Муфф почти не обращается к историческому и автобиографическому контексту идей Шмитта, что делает это исследование немного наивным — по сравнению со следующей книгой.
Как видно из названия, книга посвящена не только Шмитту, но именно его работы лежат в центре исследовательского внимания автора. Каливас приводит тщательный анализ нескольких шмиттовских текстов Веймарского периода. Автор, обращаясь к неочевидным местам в работах немца, волшебным образом обнаруживает, что Шмитта можно считать радикальным демократом и защитником прямого народного волеизъявления.
Для знакомства с «левой» стороной мыслителя эта книга обязательна к прочтению, так как Каливас ярко показывает, что народная демократия в теории Шмитта возможна.
В прямом смысле эта книга имеет мало отношения к Шмитту. Тем не менее для нас она интересна в той мере, в какой Негри посчитал нужным включить политическую логику Шмитта в свой проект перманентной учредительной власти.
В книге есть важные пассажи, где Негри «общается» со Шмиттом и, несмотря на критику его идей как «софизмов Модерна», перенимает продемократические элементы из его работ. Здесь, так же как и в случае Муфф, Шмитт позиционируется не просто как автономный автор со своими интенциями, а как тот, кто поставил убедительный диагноз политике Модерна. (Речь не о литературном или архитектурном модерне, а о модерне политическом, который используется как зонтичный термин для обозначения форм государств XX века, где большую роль играет государство, выполняющее представительскую роль для народа. В таком государстве строго разграничены частное и публичное, политика и неполитика.) Дело остается за интерпретацией.
Существенный тезис шмиттовской теории, который Негри заимствует и радикализирует, чтобы раз и навсегда покончить с призраками Модерна в современной политике, — первичность учредительной (или учреждающей) власти перед законом. Итальянский философ доказывает, что учредительная власть может существовать перманентно — даже без того, чтобы нечто учреждать.
В случае с Негри интересно проследить, как на почве неприятия Модерна авторы-постмодернисты находят общий язык с авторами, казалось бы, реакционного толка и ставят общие теоретические задачи.
Не секрет, что Шмитт считается апологетом популизма. Левые теоретики, которые перетолковывают Шмитта в своих интересах, в той или иной степени поддерживают или, по меньшей мере, считают обоснованными популистские идеи. Для них немецкий философ становится союзником в борьбе с аполитичностью и рыночным глобализмом.
Книга позволяет проследить, как шмиттовские концепции оперативно работают в южно-американской политике. Левые движения в Латинской Америке являются специфическим политическим феноменом. Их отличие от европейских движений в первую очередь состоит в чувствительности к идее суверенитета. Если государства Запада прошли этапы формирования национального гражданского общества, то в латиноамериканских странах строящиеся национальные экономики сталкиваются с конкуренцией со стороны глобального бизнеса. Молодые народы требуют контроля за национальными богатствами. Именно по этой причине в Южной Америке возникла волна левого популизма. Стоит отметить, что Шмитт руководствовался теми же мотивами, но только в отношении послевоенной Германии.
Из книги можно увидеть, как интеллектуальная пластичность альтернативной левой мысли делает плавный переход от Карла Маркса к Карлу Шмитту.