5 книг о том, что такое ситуационизм

Это издание — репринт всех двенадцати номеров журнала «Ситуационистский Интернационал», который выходил с 1958-го по 1969 год. Это был самый главный теоретический журнал всей организации. Так что эта книга — лучший источник, позволяющий узнать о ситуационистских идеях как таковых: она охватывает все ответвления идей, все региональные вариации, но при этом главредом журнала всегда был Дебор. То есть она все равно несет отпечаток его авторитаризма — под обложкой цветут сто цветов, но взращивает их в конечном итоге один человек. Если это не альфа и омега ситуационизма, то как минимум альфа — отправная точка для его изучения. Помимо этого, интересно отметить еще несколько моментов. Все оригинальные журналы имели приписку о том, что любые материалы могут быть использованы свободно без указания источника — идея антикопирайта по тем временам была достаточно прорывной. Причем появилось понятие «антикопирайт» не во французской, а в американской секции издания, где всю эту длинную цепочку рассуждений свели к единому слову. И раз уж мы заговорили о появлении тех или иных понятий, стоит сказать, откуда вообще берется слово «ситуационизм». Оно берет начало в идее создания ситуации, а ситуация, в свою очередь, — это некий микроуровень повседневной жизни, который может быть сознательно сконструирован индивидом или группой с целью максимально интересного проживания и восприятия ими этого выбранного отрезка времени. В процессе они овладевают подлинной жизнью, достигая тем самым преодоления искусственных ограничений, выставляемых Спектаклем. При всем многообразии идей изначально, еще в 1957 году, всех объединила именно идея создания ситуаций, из которых потом выросло очень многое. Создание ситуаций — это основа, которая должна была привести к преобразованию повседневности.

Жан-Мишель Менсьон был участником Леттристского Интернационала — предшественника ситуационистского. ЛИ вышел из леттризма — это культурное течение, связанное с именем поэта, режиссера и много кого еще Исидора Изу, который уже в подростковом возрасте составил первый манифест леттристской поэзии. В этом манифесте он предложил деконструкцию поэтического языка до микроуровня — буквы. В дальнейшем эту методику деконструкции существующих практик Изу применил ко всему, к чему только можно, — к кино, живописи, театру, балету... Изу при этом был весьма плодовитым автором и даже попытался использовать ту же методику в отношении точных наук — у него есть работы в области физики и математики, адекватность которых я не могу оценить, но факт в том, что они существуют.
Применив эту систему в кинематографе, Изу создал фильм, который назывался «Трактат о яде и вечности». Основная идея автора состояла в разделении звукоряда и видеоряда, чтобы у них не было никакой очевидной связи и чтобы это стимулировало зрителя к осмыслению, создавало у него некий полифонический эффект восприятия. Изу с товарищами даже приехал с этим фильмом в Канны. Их никто не звал, но в конце концов они всех так достали, что Жан Кокто организовал им презентацию. У Изу к тому моменту видеоряд был готов только наполовину, и вторая часть фильма представляла собой просто звукоряд в темноте. Для нашей истории важно, что на показе в Каннах присутствовал на тот момент малолетний лицеист Ги Дебор, который вдохновился происходящим и решил присоединиться к леттристам, переехал в Париж, поступил в Сорбонну и с 1951-го по 1952 год пробыл вместе с ними, создав фильм «Завывания в честь Де Сада». В середине 1952 года возникли разногласия внутри леттристской группы — между более старшими участниками и молодняком, то есть, Дебором и его товарищами. Последние провели не санкционированную Исидором Изу акцию против Чарли Чаплина, когда он в рамках презентации фильма «Огни рампы» приезжал в Париж. Участники акции заблокировали вход в кинотеатр, где должна была пройти встреча с актером, и распространили листовку «Довольно плоскостопия», направленную против Чаплина. Изу узнал об этом из газет, возмутился (скорее не содержанием акции, а тем, что его не поставили в известность) и демонстративно открестился от произошедшего, а участник акции открестились от него и с 1952-го по 1957 гг. действовали как независимая организация Леттристский Интернационал. Причем он не находился в рамках традиции леттризма. Я бы вообще оценивал его как песочницу Дебора: это была больше тусовка, чем организация — если бы Ги Дебора там не было, то к нашему времени о ней забыли бы даже во Франции. Мемуары Менсьона La Tribu (название переводится как «Племя») хороши тем, что они отлично отражают характер Леттристского Интернационала: в нем было несколько философов и мыслителей, но в основном просто случайные люди — скорее уличная шпана и хулиганы, зачисленные в ряды ЛИ просто по приколу и для увеличения численности. В общем, это живая, веселая и интересная книга. Кроме того, она показывает, как внутри Леттристского Интернационала возник ряд идей, которые будут воплощаться в рамках интернационала Ситуационистского — в их числе, например, психогеография, detournement, потлач и отказ от наемного труда, который выражался в чеканном лозунге «Никогда не работай», в свое время написанном Дебором на одной из парижских стен.

Ситуационистские идеи в массовом сознании неразрывно связаны со студенчеством, однако сами ситуационисты считали студенческую среду жалкой и не представляющей интереса. Но популярность к ним пришла именно через студентов. В 1966 году случился Страсбургский скандал: местные хулиганы, пользуясь тем, что студентам были пофигу вопросы самоуправления, избрались в руководство студенческого профсоюза и получили посты президента и вице-президента, а заодно и возможность распоряжаться казной. На дальнейшие действия их фантазии не хватало, и они связались со страсбургской ситуационистской ячейкой, представители которой предложили им издать от лица профсоюза брошюру, посвященную критике студенческой жизни. Те издали работу, которая так и называлась — «О нищете студенческой жизни», ее издание спровоцировало скандал общенационального уровня. Страсбургских молодцов лишили постов, но книга ушла в массы и стала первым ситуационистским текстом, получившим по-настоящему широкое распространение. Уже через год, в 1967-м, была издана книга «Общество спектакля» Ги Дебора и «Революция повседневной жизни» Райуля Ванейгема, которые быстро разошлись. Ну а затем наступил 1968 год, в ходе известных событий которого ситуационисты действовали не самостоятельно, а при содействии студенческой группировки Бешеные. Эта группировка была сформирована из местных анархистов, которые взяли себе название в честь движения городской бедноты, действовавшей в годы Французской революции и стоявшей на позициях левее якобинцев. 22 марта люди из числа Бешеных участвовали в оккупации административного здания факультета Нантера, но из-за противоречий с другими участниками покинули здание (те, кто остался в нем, сформировали «Движение 22 марта», возглавлявшееся Даниэлем Кон-Бендитом). 14 мая студенты заняли территорию университета Сорбонны — в этом участвовали и Бешеные, которые позвали к себе местных ситуационистов. Бешеным удалось провести одного из своих членов — Рене Ризеля — в состав Комитета по оккупации Сорбонны (органа самоуправления из 15 человек, избранного захватившими университет студентами и ежедневно переизбиравшегося). На следующий день Бешеным, ситуационистам и их сторонникам удалось занять остальные 14 мест. В таком составе Комитет по оккупации Сорбонны функционировал с 15 по 17 мая — его члены попытались использовать ресурсы и имя комитета для революционной пропаганды. Но уже 17 мая они сдали эту позицию и со своими сторонниками из числа студентов и рабочих сформировали отдельный комитет по поддержке «оккупационного движения», который действовал почти месяц и подготовил ряд агитационных текстов и комиксов, распространявшихся сотнями тысяч экземпляров. Книга «Бешеные и ситуационисты в оккупационном движении» была издана уже в 1968 году — то есть по горячим следам этих событий. Она стала плодом коллективного авторства четырех человек, ни одним из которых не был ситуационист Рене Вьене — но именно поэтому книгу подписали его именем, просто прикола ради. Книга вышла интересная и динамичная — в ней много историй и картинок, и, если говорить о действиях ситуационистов в 1968 году, лучше всего привести в пример именно ее, поскольку она отражает происходившее без всяких лишних домыслов.

Это посмертное собрание сочинений, которое охватывает все известные и часть неизвестных текстов Ги Дебора. Как мы знаем, он был кинорежиссером и философом, и книга представляет обе эти ипостаси: в ней можно найти все сценарии его фильмов, все его крупные произведения и статьи. Если говорить о Деборе как о кинорежиссере, то он создал всего шесть фильмов, первый из которых — уже упомянутые «Завывания в честь де Сада», состоящие из чередования белого и черного экранов. Главное новшество фильма заключалось в отказе от зрелищности, от видеоряда как главного выразительного средства — над визуальной частью доминировала звуковая дорожка. Все последующие фильмы были сняты в том же ключе, хотя и с меньшим творческим экстремизмом. Подобные картины не являлись зрелищем в традиционном смысле слова — любой человек, присутствовавший на таком показе и воспринявший этот подход, мог сам стать режиссером и создать собственный фильм. Дебор прямо говорил, что его фильмы не являются таковыми в общепринятом смысле — скорее это некие произведения, поданные в определенной аудиовизуальной форме, и мерить их мерками кинематографа было бы некорректно. По сути, его фильмы были теорией и практикой создания ситуаций. Премьерный показ «Завываний» тоже был явлением такого рода — Дебор хотел заставить людей полтора часа смотреть на мелькание черного и белого. И если первый показ закончился минуте на пятнадцатой, то второй (организованный уже после разрыва с Изу), прошел при поддержке крепких уличных ребят из Леттристского Интернационала, которые просто заблокировали двери киноклуба и не давали зрителям покинуть показ. Запертых в зале людей со второго этажа увещевал Жиль Вольман — он просил всех успокоиться и потерпеть, потому что в конце будет невероятный сюжетный твист, о котором увидевшие его непременно будут с восторгом всем рассказывать. Но в конце зрителей ждало 25 минут темного экрана. Это и была одна из тех ситуаций, в рамках которой индивид переживает подлинные и самые яркие чувства.
Интересно, что изначально ситуация была главной концепцией, а концепт спектакля был придуман просто как ее антипод, хотя спустя годы именно он стал определяющим для всей философии Дебора. Спектакль — это метафора культурных форм, основанных на пассивном потреблении посторонней творческой деятельности. По текстам, представленным в Œuvres, можно проследить, как этот концепт начинает восприниматься Дебором как основание не только культуры, но и экономики и политики: разделение между режиссером и зрителем уподобляется разделению между начальником и подчиненным и в итоге формирует известное нам значение спектакля — новой схемы социально-экономических отношений, которая характеризуется пассивностью индивида и модификацией всех сфер общественной жизни. В 1967 году Дебор выделял две формы спектакля — концентрированный (страны соцблока) и диффузный (развитые капстраны). Много позже, в примечаниях к своей главной книге, он объединит их в интегрированную форму. Но даже с учетом этого современный мир соответствует описанию «Общества спектакля» намного в большей степени, чем все, что застал Дебор — повсеместное распространение интернет-технологий не уничтожило, но усилило спектакль и помогло каждому из нас стать его создателем и ретранслятором.

Психогеография, благодаря кажущейся простоте восприятия, стала одной из самых известных ситуационистских идей. Ее развитие началось вместе с Леттристским Интернационалом и в тех или иных формах продолжается и сегодня. Антология, которую я выбрал, — квинтэссенция ситуационистских идей в отношении городского планирования, она охватывает множество текстов разных авторов. Ее редактор отлично понимал, что и для чего он выбирает, — так что, может, это и не энциклопедия, но как минимум отличная отправная точка для изучения темы. Тем более книга не концентрируется на французах: в целом историография ситуационистов франкоцентрична, а ведь и в других секциях других стран тоже высказывались интереснейшие идеи. Весь комплекс идей этого плана можно разделить на три блока: сама психогеография как попытка создания некой науки о влиянии социального пространства на конкретного индивида; критика урбанизма как критика трансформации пространства города под влиянием капитализма и рыночной экономики; унитарный урбанизм как попытка выработать логику создания некой новой городской среды, которая будет служить интересам человека, а не экономики. По мысли Дебора, цель психогеографии — нахождение точных законов и эффектов окружающей среды, влияющих на эмоции и поведение людей. Для этих нужд была создана исследовательская практика дрейфа, которая выглядит как бесцельное перемещение исследователя, руководствующегося внутренними ощущениями ,— в этом деле важно отказаться от привычных маршрутов и двигаться куда глаза глядят, а точнее, куда ведет сердце. Для правильного дрейфа нужно понимать основные психогеографические эффекты, иначе все превратится в обычный променад — поэтому для фиксации результатов создавались специальные карты. Психогеография была тесно связана с критикой современного урбанизма — она являлась основной и завершающей точкой этого комплекса ситуационистских идей, поскольку весь этот комплекс в свое время начался со статьи Ивана Щеглова «Правила нового урбанизма» (часто встречается вариант «Формуляр нового урбанизма»), которая была написана в 1953 году. В этом тексте он критикует существующие принципы градостроительства и предлагает своеобразный урбанизм будущего. Именно в контексте противостояния классическому урбанизму и возник унитарный урбанизм — идея о новых принципах градостроительства, которые поставили бы во главу угла состояние горожан, а не экономические интересы и предоставили бы им максимум возможностей для конструирования ситуаций. Щеглов в рамках этой идеи предлагал проект города, разбитого на кварталы в соответствии со спектром разных вызываемых у горожанина чувств. Конечно, подобные вещи проходили по большей части по ведомству «Бумажной архитектуры», то есть проектов, в принципе нереализуемых в материале. Но нужно понимать, что к середине шестидесятых, по мере роста влияния Дебора, происходила постепенная политизация ситуационистских идей — уже в контексте событий 1968 года трудно было бы говорить о Ситуационистском Интернационале как о художественном движении. На таком фоне все эти отвлеченно-красивые проекты унитарного урбанизма и психогеографии вышли из оборота. Книга «Ситуационисты и город» хорошо отражает этот процесс: из нее ясно, как в принципе развивался комплекс психогеографических идей, как он постепенно теснился Дебором и как вопреки ему развивался с подачи других ситуационистов.