5 книг о том, что такое электоральная география

Книга считается исходной для направления, ее надо если не прочитать, то хотя бы пролистать (проще найти парижское переиздание 1995 года или брюссельское 2010 года). Сквозная идея простая: четверть века с конца 1870-х годов по начало 1910-х политические симпатии жителей Вандеи и Бретани устойчиво повторяются от выборов к выборам, причем поддержка того или иного политического направления заметно связана с географическими характеристиками территории. «Гранит выбирает правых, известняк голосует за левых», и Зигфрид объясняет как и почему.

Сто лет спустя можно подтвердить: метод работает. Западная Франция по-прежнему голосует «по Зигфриду». Россия в 1990-е годы тоже убедилась, где география имеет значение: в нечерноземной части страны поддерживают демократов, в черноземной — их противников, коммунистов.

Понятны стали и ограничения исходного метода. Первая большая сложность: таким способом трудно сказать что-то новое во второй или третий раз. «Географическая модель голосования остается устойчивой» — сначала это важно, а потом все привыкают и интерес падает. Если же география поддержки партий меняется — надо искать объяснения, но основатель дисциплины не оставил хороших подсказок, как именно искать. Почему, например, компартию в 1990-е годы поддерживали в сельских районах, а в 2000-е она получила новых избирателей в крупных городах, но потеряла изначальных сельских — задача, с которой электоральной географии надо постараться, чтобы справиться. Вторая сложность: Зигфрид понимает, что голосуют на выборах не геология и рельеф, а люди, и делает все необходимые оговорки — но дать хороший инструмент, чтобы изучить самостоятельный вклад этой человеческой составляющей, основатель дисциплины, кажется, так и не смог.

Один из ключевых текстов дисциплины написан не географами, а политическими социологами. Вступительная глава Липсета и Роккана Cleavage Structures, Party Systems and Voter Alignments стала для электоральной географии социологической прививкой.

Школьники на обществознании учат «четыре подсистемы общества»: экономическую, политическую, социальную, культурную. Полвека назад это было не пустой формулой, а сложной и изящной теорией, которую разрабатывал ведущий мировой социолог Толкотт Парсонс. Отталкиваясь от его модели, Липсет и Роккан описали, как в поворотных революционных событиях — таких как создание современных национальных государств, религиозная реформация, промышленная революция — в подсистемах общества возникают напряжения и «трещины», которые дают основу соперничающим партиям: промышленной и аграрной, клерикальной и светской, буржуазной и рабочей и так далее.

Липсет и Роккан писали для Западной Европы — другим частям мира приходится думать, как переделать их теорию под нужный случай, или переходить на другую. Свои модели пришлось искать американцам, где на все проблемы — одни и те же две партии. «Переходник» был нужен, чтобы изучать посткоммунистическую Восточную Европу. Для России тоже были вопросы, как здесь работать с концепцией Липсета и Роккана, но исследователи 1990-х годов перешли на их язык с большим энтузиазом, чтобы поскорее уйти от «немодного» марксизма. Терминологию Липсета и Роккана начали применять, кажется, раньше, чем как следует прочитали их текст (перевод главы, сильно сокращенный, вышел только в 2004 году; в большинстве библиотек книги не было, приходилось додумывать).

Как следствие, «расколы» на наших выборах определяли слишком вольно, если не по-варварски, в сильном отрыве от исходной логики. Пожалуй, это еще одна причина, почему Липсета и Роккана стоит прочитать.

Образцовая работа; до сих пор лучшее введение в дисциплину. Отталкиваясь от Тейлора и Джонсона, можно спокойно следить за любыми свежими дискуссиями о «новых тенденциях», «развитии» или «оживлении» электоральной географии.

Инструментарий Тейлора и Джонсона включает в себя, кроме уже знакомой модели Липсета и Роккана, модель «критических выборов» Валдимера Орландо Кея и отсылки к пространственным эффектам голосования: влияние ближнего окружения (neighbourhood effect), поддержка политиков из своей местности (friends and neighbours effect).

Заметным шагом от «известняка и гранита» к актуальным политическим проблемам становится интерес к механике представительства территорий при разных правилах выборов, к искажающим воздействиям политиков — таким как знаменитый «джерримендеринг», манипуляция с нарезкой избирательных округов. Идеи «пространственной справедливости» в представительстве региональных сообществ, заданные в русле популярных в тот период философских дискуссий о справедливости, — следующий смелый заход в социальную теорию.

«Тенденции» и «актуализации» дальнейших тридцати лет тоже связаны — прежде всего политической и социальной составляющими: как их усилить, не потеряв при этом свой изначальный географический интерес.

Книга, с которой началась электоральная география в современной России. Все авторы — выходцы из Института географии или географического факультета МГУ, двух площадок, на которых заниматься географией выборов можно было и в предыдущие десятилетия (раньше, конечно, только зарубежных).

«Весна 89» — образец энтузиазма первопроходцев, которые хотели попробовать всё сразу. Книга ведет буквально во все стороны. Актуальные западные публикации подсказали сюжеты о нарезке округов, о «территориальной справедливости» представительства и составе представителей от разных регионов.

Что касается разделов, посвященных классическим географическим сюжетам, то долгая жизнь ждала по крайней мере два из них: электоральные различия «Север — Юг» и их объяснение на языке «культур», заимствованном, прежде всего, из американской культурной географии. В последующие годы «культура», наряду с «расколами», стала второй любимой «палочкой-выручалочкой» электоральных географов в России. Примерно к середине 2000-х годов было понятно, что «выручалочка» иногда не срабатывает: как ей объяснить, к примеру, тот же сдвиг коммунистов из сел в города. Она тем не менее по-прежнему в обороте.

Там, где не помогали западные концепции, в дело вступал здравый смысл профессиональных географов. Реальность моделей голосования авторы конца 1980-х пытались схватить в привычных понятиях «климата», «ландшафта» или «района». Такие попытки тоже задали направление дисциплины на десятилетие вперед. Выучка геофака подсказывает, что надо провести «электоральное районирование» по образцу привычных промышленных и сельскохозяйственных районов, — и до сих пор их пробуют нарисовать. Получается не очень, и когда-нибудь, надеюсь, придет время для крамольной идеи: вдруг здесь нет никаких «районов» и не надо их выделять.

Идеи устойчивого «электорального ландшафта», или «созревающей» пространственной структуры, в последующие годы развивали, каждый по-своему, три соредактора монографии (Владимир Колосов, Николай Петров[css3_tooltip content='Признан властями РФ иноагентом.' position='top' tag='span' width='180px' style='style_1' delay='100' cursor='help' event='click' ]*[/css3_tooltip], Леонид Смирнягин). В целом это было движение в логике Зигфрида, заново открытой своими силами. Ограничение метода проявилось примерно лет за десять. В середине девяностых годов публике и экспертам было еще интересно обсуждать устойчивые закономерности, которые позволяют предсказать результаты. К концу десятилетия опросные компании смогли предложить более динамичные методы и перетянули внимание на себя. В мировом масштабе такой поворот произошел в двадцатые — тридцатые годы XX века, мы на рубеже веков пережили его еще раз.

Догадка, что результаты выборов — это не только географические структуры, но и действия людей в конкретных обстоятельствах выразилась в серии «портретов» регионов (Москва, Литва, Крым, Камчатка, Ивановская область) и избирательных кампаний в них. «Портреты» получились живыми, динамичными, но по стилю, как и положено портретам, ближе к искусству, чем к науке. Как изучать такие же сюжеты более строгим образом — вопрос, который первопроходцы оставили нам на будущее.

Анализ «статистических аномалий» на выборах, оценка электоральных фальсификаций — направление, казалось бы, далекое от основной повестки исследований, почти экзотическое, но достаточно интересное, чтобы следить за ним. Прежде всего, это область, в которой исследователи из России — на переднем крае. Редкое сочетание сомнительной практики выборов, отличных электронных баз голосования (спасибо Центризбиркому начала 2000-х) и множества специалистов с физико-математическим образованием сделало Россию идеальным полигоном для этого направления.

Следующее, более важное: такая проблематика близка, как никакая другая, к «социологическому повороту», одному из путей, в котором электоральная география ищет выход из застоя. Связь между «вечными» географическими моделями и человеческим действием, которым они создаются, здесь особенно наглядна. Результаты голосования — больше не явление природы, которое само «вырастает» на почве такого-то состава, а результат действий, хотя бы и злонамеренных. Понять, как устроены искажения, возможно, еще и ключ к пониманию, как устроены «нормальные» выборы и их география.

Монография Ордещука, Мягкова и Шакина выбрана скорее как пример академического признания, чем как «последнее слово» в своей специфической области. Их модель такая же дискуссионная, как и другие предлагаемые их коллегами и оппонентами.

Мы много раз могли убедиться, что анализ электоральных искажений — направление, способное «взорвать» общественное мнение. Точно так же оно может создавать дискуссии хорошего научного уровня, втягивая в них все новых участников. Доклад группы Александра Собянина, доказывающий, что на голосовании по проекту Конституции в декабре 1993 года явка была меньше 50 %; экспресс-анализы декабря 2011 года, подтолкнувшие волну митингов «за честные выборы» («Не верим Чурову, верим Гауссу!»), — спорные во всех смыслах публикации. Однозначно признанных «тестов на фальсификацию», которые с гарантией ставили бы точный диагноз, пока, строго говоря, нет. Взамен есть даже более важное для исследователей — ситуация развивающейся дисциплины, в которой «есть о чем спорить».

Для электоральной географии, замершей в ожидании чего-то, что выведет ее из проблематики 1970-х годов на новые рубежи, такая свежая «воронка» с дискуссиями может оказаться одним из шансов, за который стоит зацепиться.