5 книг о том, чем занимается историческая макросоциология
Историческая макросоциология во второй половине ХХ века стала одной из «восходящих звезд» среди дисциплин социально-гуманитарного цикла. Ее представители занялись активной ревизией сложившихся представлений о прошлом, снискав себе неоднозначную репутацию. Последователи новых подходов к истории человечества считают таких ученых, как Майкл Манн, Рэндалл Коллинз или Иммануил Валлерстайн, фигурами, которые прижизненно стали классиками своей дисциплины; традиционалисты, напротив, называют макросоциологическое вторжение в историю ересью.
Так или иначе историческая социология предложила ряд системных ответов на важнейшие вопросы развития обществ и государств. Почему происходит образование, расширение и распад государств? Каковые механизмы социальных и политических революций? Как формируются и взаимодействуют между собой социальные классы? Безусловно, эти вопросы не новы — их ставили еще Платон и Аристотель, которых при желании можно назвать основателями исторической социологии, не говоря уже о таких фигурах, как Адам Смит, Карл Маркс и Макс Вебер. Однако настоящий расцвет этой дисциплины состоялся лишь после того, как был накоплен большой массив знаний о прошлом, потребовавший принципиально новых подходов к их обобщению. С выводами, к которым пришли исторические макросоциологи, можно спорить, но невозможно отрицать то, что их построения практически всегда небанальны, а лучшие работы по этой дисциплине представляют собой просто увлекательное чтение. Рассказываем о пяти книгах, которые помогут разобраться в этом важном направлении.
Статьям и эссе из сборника «Как устроен этот мир» профессор Нью-Йоркского университета Абу-Даби дает подобающее его стилю определение — «занимательные истории с теоретическим смыслом», написанные в расчете на то, что любой образованный человек сможет читать эту книгу даже в метро, самолете или на ночь глядя. Такой, собственно, и должна быть хорошая научная популяризация — попытка ввести в широкий оборот фундаментальные теории. Заглавия статей под стать общей установке: «А был ли нужен Пиночет?», «Чеченцы — спартанцы Кавказа», «О национальной гордости грузин», «Россия на подвижном горизонте Америки» и т. д.
Одно из достоинств исторической макросоциологии заключается в том, что в эпоху всеобщего подозрения к «большим нарративам» она не боится заявлять о готовности предоставить ключи, а то и отмычки к пониманию реальности — в чем, в общем, и состоят смысл и пафос заглавия книги Дерлугьяна. И эти ключи, позволяющие заглянуть за сцену социального действа, доступны по большому счету каждому, кто привык внимательно наблюдать за привычными картинами.
В предисловии к «Короткому ХХ веку» самый, возможно, авторитетный британский историк того самого века предупреждает, что его книга (весьма марксистская по установкам) — это не рассказ о событиях 1914–1991 годов (значительную часть которых он застал лично), а опыт понимания логики этого периода: «Мир, начавший трещать по всем швам в конце 1980-х годов, сформировался под влиянием революции 1917 года в России. На всех нас лежит ее отпечаток, поскольку мы привыкли думать о современной промышленной экономике в терминах бинарной оппозиции „капитализм” и „социализм” — как об альтернативах, исключающих одна другую».
«Для большинства человечества Средневековье кончилось только после Второй мировой» — эта мысль Хобсбаума служит хорошей иллюстрацией масштабов исторической длительности, которыми он оперировал. Такой подход к осмыслению истории неизбежно предполагает открытый финал — смысл событий прошлого будет проясняться и уточняться в будущем.
В книге профессора сравнительной, исторической и политической социологии Университета штата Нью-Йорк в Олбани Ричарда Лахмана представлено нетривиальное описание «перехода от феодализма к капитализму». Всякий, кто помнит этот раздел школьного курса истории, скорее всего, обращал внимание на то, что этот переход оказался каким-то слишком уж затяжным. В самом деле, от какой точки отсчитывать историю капитализма — от итальянских республик позднего Средневековья, от «буржуазной» революции в Голландии во второй половине XVI века или же от промышленного переворота рубежа XVIII–XIX веков? Лахман показывает, что подъем капитализма состоялся не благодаря «зарождающейся буржуазии», а потому что сами феодалы, столкнувшись с системным кризисом феодализма, невзначай его демонтировали и стали теми самыми «капиталистами поневоле».
Книгу Лахмана можно считать образцовым историко-макросоциологическим исследованием. В начале — теоретическая часть, далее — разбор конкурирующих теорий, после чего можно переходить к анализу эмпирического материала. Для неподготовленного читателя удобно то, что можно сначала обратиться к исторической части, а мудреную социологию оставить на потом.
Основной темой главной работы Иммануила Валлерстайна также является возникновение и развитие капитализма — но уже на глобальном уровне. Чтение «Мир-системы Модерна» стоит начинать с предисловий, написанных Валлерстайном к каждому тому последнего прижизненного издания в 2011 году. За почти четыре десятилетия, которые прошли с момента публикации первого тома, мир-системный анализ из рискованного интеллектуального предприятия самого Валлерстайна стал респектабельным исследовательским направлением, поэтому автор «Мир-системы» в этих предисловиях позволяет себе взгляд со стороны как на основные идеи и термины своей концепции, так и на дискуссию вокруг нее.
Читателю, который задастся целью одолеть «Мир-систему», можно посоветовать начинать знакомство с четвертого тома — «Триумф центристского либерализма», — посвященного «долгому девятнадцатому веку» (от Великой французской революции до Первой мировой войны). Здесь изложение материала максимально напоминает «традиционный» исторический трактат, а дальше — обзорную работу по истории социальных движений.
Прочесть от доски до доски капитальный труд Майкла Манна, которого называют Максом Вебером нашего времени, — непростая задача. В обновленной версии книга, первый том которой Манн представил в 1986 году, содержит без малого три тысячи страниц. Российские издатели работы — пожалуй, последнего из важнейших макросоциологических трактатов, переведенных на русский, — приняли верное решение, выпустив в свет сначала четвертый том книги, посвященный событиям после 1945 года. Здесь Манн демонстрирует все достоинства не только исторического социолога, но и убежденного критика американской гегемонии.
Ключевая идея всей книги заключается в том, что власть в обществе имеет четыре основы: идеологическую, политическую, экономическую и военную. Эту матрицу Манн проецирует на всю человеческую историю, отказываясь от более привычного стадиального или формационного подхода. Меняется только комбинаторика элементов внутри матрицы, сами же эти элементы на протяжении тысячелетий неизменны. Тем не менее Манн принципиально отказывается от сомнительных лавров изобретателя очередной «теории всего». «Социальная реальность, — пишет он в предисловии к своему magnum opus, — достаточно сложна Вот почему я предлагаю в большей мере некую модель, а не жесткую теорию».