5 книг о том, чем занимается антропология бюрократии

Пару лет назад разразился знаковый скандал для маленькой такой компании: Юлию Стоянову Кристеву, известного философа («французскую исследовательницу литературы и языка», «оратора», «психоаналитика», whatever), обвинили в том, что с 1971-го по 1973-й она сотрудничала с Первым главным управлением (внешняя разведка) КГБ Болгарии; псевдоним — Сабина. Сабина, естественно, все отрицает.

В книге Катерины Вердери именно об этом кейсе речь не идет, зато идет о множестве схожих: антрополог работает с рассекреченными после падения Восточного блока архивами Румынской тайной полиции, в том числе со своим собственным досье (2 780 страниц мелким почерком).

Архивные данные для Вердери — не «источник», а поле: она описывает, как внутри механики «дела» формируются концептуальные основания «эпистемологии плаща и кинжала»: что такое «правдивость информации», ее «ценность», кто является «внешним», а кто «внутренним» врагом, что такое брешь в безопасности государства, где ее искать и т. д. и т. п.

Очень важная книжка как для понимания устройства «болтов и гаек» бюрократического ума, так и — продвинутым юзерам — для размышлений о том, где таятся корни (или торчат уши) неолиберального security state.

Как-то раз мой бывший начальник кафедры озвучил несколько универсальных заповедей бюрократа. Первая: если свалилось какое-то поручение, сошлись на собственную занятость или, еще лучше, используй отсутствие — конец рабочего дня, обед, болезнь, командировку, отпуск, праздник, etc. Если первое невозможно, перенаправь поручение вместе с его носителем в соседний кабинет — вот там-то точно сидят как раз те люди, которые должны с ним разбираться.

Примерно так же трудятся и чиновники в Индии. Когда Наяника Матур поинтересовалась у своего начальства, что будет предпринято, чтобы избавиться от леопарда, который только что напал на крестьянку (и растерзал ей лицо), начальство ответило: «Сейчас ничего сделать нельзя. Надо подождать как минимум пару месяцев». В итоге бумажный тигр так и не схватился с кошкой-убийцей, предпочтя дождаться того момента, когда все разрешится само собой.

В этом умудренном недеянии и заключается магия бюрократов, темному искусству которой автор книги обучалась в поселке Рудрапраяг, затерянном в Гималаях недалеко от границ Непала и Китая. В общем, если вам всегда хотелось узнать, что происходит в back-end’е, например, налоговой или регистратуры в поликлинике, — эту книгу надо прочитать, бросив все остальные дела.

Антропологический бестселлер Мэтью Халла. Автор рассказывает о том, как в век электронного документооборота бумажная бюрократическая машинерия сохраняет свою значимость и как именно она задает тон политике управления Исламабадом, связывая воедино торговцев, оцинкованные крыши, крестьян, мешки риса, подрядчиков, котов, архитекторов, обрывки газет и всех остальных прочих.

Вопрос о том, как действительность (которая будто бы существует на самом деле) соотносится с содержанием бюрократических документов, задают себе все кому не лень. Халл выводит его на новую высоту: он конструирует концепт «бюрократического объекта», выступающего медиатором в мире живых и неживых акторов. Содержание таких объектов — схемы управления пространством и населением, грубые и прямолинейные, но тем не менее обладающие силой превращать самых упрямых противников в верных союзников. Реальность — это и есть такие союзы, заключенные на земле и скрепленные на бумаге.

Короче, срубайте деревья, спасайте бобров, сдавайте макулатуру.

Парагвай — государство «глобального Юга», вкатившееся после окончания холодной войны в эпоху транзита, развития (снова — developmental state), эпоху перехода к демократическим практикам «прозрачного управления».

Счастье не за горами. Во всяком случае, именно такие речи звучат из уст латино-американских и глобальных популистов. Крегг Хетерингтон, однако, показывает, что «все немного сложнее»: изнанка парагвайского «девелопмента» — это довольно мрачная хтоническая возня вокруг права на землю, за которое крестьяне и фермеры сражаются с местными элитами. Последним стало чуть сложнее «делать дела», т. к. в семью народов теперь пускают только с хорошим лицом и приличными манерами. Чиновникам пришлось перенести поле битвы за землю в пространство манипуляций с документами и архивами, упражняясь в «тактике слабых» под взором неусыпного ока «мирового сообщества».

Кстати, о судьбах крестьянства, почве и тактике слабых. Джеймс Скотт очень благосклонно отозвался о книге Хетерингтона: «Понимая, что собственность и неолиберальный проект прозрачности опираются на „бумажную работу“, автор блестяще деконструирует политику создания документов».

Мне однажды предлагали уехать на работу в Гану. Я отказался, руководствуясь стереотипами о типичном африканском failed state, и, видимо, правильно сделал. Стереотипы работают — по крайней мере, полиция в Гане вполне соответствует образу, созданному массовой культурой. Тут и взятки, и насилие, и сговоры с недобрыми местными политиканами.

Тем не менее, если вслед за автором этой книги присмотреться к повседневности полицейских внимательнее, можно разглядеть их специфический чиновничий этос, оправдывающий все эти действия. Больше того, автор настаивает, что милая русскому сердцу африканская повседневность со всеми ее чеховскими, достоевскими и маркиздесадовскими мелочами и есть та чашка Петри, в которой вызревает государственность как таковая.

Отличный полевой рассказ, с которым следовало бы ознакомиться любителям «верхнеуровневых» концепций устойчивого/догоняющего развития, good governance, модернизации и т. д. и т. п.