Лина Бернштейн. Магда Нахман. Художник в изгнании. Academic Studies Press, БиблиоРоссика, Бостон / Санкт-Петербург, 2020. Перевод с английского Лины Бернштейн
Возрождение забытых имен и судеб — дело для любого историка благодатное, в какой бы области человеческой деятельности эти имена и судьбы ни существовали. Если же говорить о России ХХ века, а именно это время затрагивает исследование Лины Бернштейн, то тут открываются бесконечные возможности для поиска. «Век-волкодав» железным катком «прошелся» по всем сферам русской жизни и по всем социальным слоям общества — от крестьян и рабочих до ученых и деятелей культуры. В подавляющем большинстве эти судьбы отмечены печатью смерти на войне, в лагере, тюрьме, а иногда и от голода и невыносимых условий жизни. Глобальная трагедия русского народа в ХХ веке не исключает, однако, и счастливые исходы. Они происходили благодаря неким кажущимся случайностям, а на самом деле были закономерными следствиями характера, воли самих людей.
Одна из таких фигур — Магда Нахман. Она училась в петербургской школе Елизаветы Званцевой с 1907-го по 1913 год. Школа представляла собой уникальное художественное явление. Там преподавали Лев Бакст и Мстислав Добужинский, а после отъезда Бакста в Париж — Кузьма Петров-Водкин. Школа просуществовала 10 лет (была закрыта в 1917 году) и породила особое поколение художников, в творчестве которых соединялись на основе реалистического видения мира традиции «Мира искусства», модерна и фовизма.
Для Петербурга Школа Званцевой, наряду со Студией Яна Ционглинского, играла ту же роль, что в Москве Училище живописи, ваяния и зодчества, когда в нем преподавали Константин Коровин и Валентин Серов.
В последнее время в научной среде сформировался определенный интерес к Школе Званцевой. Тому свидетельства — две выставки. Первая, 2015 года, «Кузьма Петров-Водкин и его школа» в «Галеев Галерее» (и, что очень ценно, издание академического двухтомного каталога, сделанного Ильдаром Галеевым, как всегда, по самым высоким меркам каталожного «гамбургского счета»). Вторая, 2016 года, «Круг Петрова-Водкина» в Русском музее. Ведется подготовительная работа к большой выставке «Школа Званцевой» под кураторством Ирины Арской и Аллы Есипович.
Монография Лины Бернштейн о Магде Нахман дополняет этот перечень. Достоинств у книги много. Самое главное — воссозданы жизнь и творчество художницы, о которой почти ничего не было известно. Следуя хронологии, автор подробно и проникновенно описывает события, будто сама проживает судьбу Магды. Создается стойкое ощущение живого присутствия героя повествования. Читатель словно сам принимает участие в описываемых событиях.
Магда Нахман. Зарисовка выставки учеников художественной
школы Званцевой, «Vernissage», 1910 (РГАЛИ. Ф. 2080. Оп. 1. Д. 106. Л. 19)
Лина Бернштейн использует огромный эпистолярный материал, благодаря которому выстраивается цепь реальных событий, а факты привязываются друг к другу и создают подлинную картину взаимоотношений Магды, ее подруг и соучеников. Выстраивается история жизни не только самой Магды, но и ее ближайшего друга — Юлии Оболенской, соученицы по Школе. И другой соученицы — Надежды Лермонтовой. Эти художницы еще ждут своего исследователя.
Летом 1913 года Магда оказывается в волошинском доме в Коктебеле. Тут круг избранных, в который попадает и Магда: Марина Цветаева, Эфроны, Оболенская и ее трагическая любовь — Константин Кандауров, декоратор, художник, устроитель выставок. Магда пишет портрет Марины Цветаевой, единственный прижизненный. Известно также, что она писала портреты Сергея Эфрона и Пра, матери Максимилиана Волошина (они не сохранились).
Увлекательно пересказывать факты этого насыщенного людьми и событиями периода жизни Магды, но оставим это удовольствие читателю.
Остановимся еще только на одном событии, которое непосредственно с Магдой не связано, но касается вообще искусства «званцевцев». Речь идет о выставке живописи «1915 год». Ее устроителем был Кандауров, который хотел представить широкой публике учеников Школы Званцевой. Но при этом он призвал к участию в выставке левых художников — братьев Бурлюков, Ларионова и Гончарову, Кандинского, Шагала, некоторых бубновалетцев. И, конечно, левые (то есть футуристы) затмили собой утонченную живопись «званцевцев». Критика говорила только о шумных художественных провокациях левых.
Магда Нахман. «Крестьянка», около 1916 (Музей изобразительных
искусств Республики Татарстан, Казань)
Некоторые «званцевцы» были страшно недовольны. Надежда Лермонтова прислала Кандаурову негодующую телеграмму: «Присутствие футуристов считаю абсурдом. Прошу принять меры, чтобы выделить меня и единомышленников или выслать мои работы обратно».
У Кандаурова и «званцевцев» возник конфликт с футуристами, о котором сами футуристы даже и не подозревали. «Званцевцы» ощутили себя в арьергарде эпохи. Эта тема возникла вновь в 1919 году в переписке Магды с подругами.
Художница Раиса Котович-Борисяк, тоже учившаяся в Школе, а теперь работавшая в отделе санитарного просвещения, писала Юлии Оболенской: «...мы эпохе нашей не нужны». Ответ Магды удивляет своей резкостью: «...выходит так, что мы не нужны, а нужны Эфросы <...> да проходимцы от искусства, да безграмотные вроде Татлина, и Софьи [Дымшиц-Толстой], и [Веры] Пестель». В эти краткие годы авангардного взлета не было места новому реализму мирискуснического типа. Как, впрочем, и в последующие десятилетия, когда авангард уже был вытеснен с передовых позиций искусства соцреализмом.
С 1917-го по 1922 год Магду Нахман носило по России, но не по политическим причинам, что было бы логично в этот страшный период русской жизни, а из-за личных обстоятельств. Из Москвы она уехала не от революции, а от романа с Борисом Грифцовым, искусствоведом и литературоведом. Переписка с Юлией Оболенской подробно иллюстрирует эту любовную ситуацию, все те чувства и переживания, которые испытывала Магда.
Судьба двигала ее в Бахчисарай, потом во Владимирскую (лесхоз в Ликино), затем Витебскую (Народный театр в Усть-Долыссах) губернии. Снова Москва и далее — русский Север.
Несмотря ни на что, Магда участвовала в выставках «Мира искусства» (зима 1917), картин профсоюза художников г. Москвы (1918), 4-й государственной (1919), искусства и науки в Казани (1920). Как пишет автор, «...она упорно оставалась художником в каждой деревне и в каждом провинциальном городке, где оказывалась во время Гражданской войны, даже когда зарабатывала ручным трудом или служила в конторе».
Магда Нахман. Брат и сестра (Baroda Museum and Picture
Gallery, Vadodara, India)
В 1921 году Магда знакомится с политиком и симпатизирующим Коминтерну индийцем Ачарией. В этом же году, кстати говоря, умирает Елизавета Николаевна Званцева, работавшая в детском доме и жившая в невыносимых бытовых условиях. Жизненные обстоятельства Магды тоже были далеко не самыми лучшими.
Осенью 1922 года Магда с Ачарией эмигрируют и оказываются в Берлине. Это еще один долгий период ее жизни, полный попыток самоутверждения как художника, поисков работы, безденежья и неустроенности. Но теперь рядом есть муж — друг и моральная опора.
В Берлине были удивительные встречи, знакомства и события. Например, пастельный «Портрет Владимира Набокова» (сохранилась только фотография). Он был помещен на суперобложке английского издания «Подвига». До того, в 1928 году, Набоков пишет рецензию на персональную выставку Магды в галерее «Каспер». Кто из русских художников мог бы похвастаться таким рецензентом?
Последние 17 лет своей жизни Магда Нахман провела в Индии. Были это годы успеха, признания? Или, как в предыдущие времена, она боролась за место в новой культурной среде? Ответы знает Лина Бернштейн. Их могут узнать и ее читатели.
Книга о Магде Нахман — научное исследование, закрывающее очередное «белое пятно» истории русского искусства. Одновременно книга глубоко персонализирована — переживания и чувства автора по отношению к своему герою почти беллетристичны. Два фактора, казалось бы, противоположные, в итоге дополняют друг друга и создают живую картину эпохи и человеческих судеб.