Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Джессика Рэдлофф. Теория Большого взрыва. Самая полная история создания культового сериала. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2023. Перевод с английского Татьяны Шороховой. Содержание. Фрагмент
«Один нобелевский лауреат сказал в интервью: мол, если загуглить „теория Большого взрыва“ — о ужас! — первым делом в поисковике вылезет сериал, а не теория о возникновении Вселенной!»
Книга Джессики Рэдлофф «Теория Большого взрыва. Самая полная история создания культового сериала», вышедшая у нас в переводе Татьяны Шороховой, — прекрасный проводник в мир не только любимого миллионами ситкома (а это, напомню, «самый продолжительный многокамерный комедийный сериал в истории телевидения», выходивший на протяжении двенадцати сезонов и имеющий до сих пор длящийся спин-офф), но и шире — всего американского телевидения.
Грубо говоря, теперь мы лучше понимаем, как там делаются дела: как подобного рода проекты придумывают и презентуют, как потом снимают годами и что после них остается. Все, кто интересуется подобного рода вопросами, могут получить ответы на них из этой книги.
«Два года. Сто двадцать часов интервью за десять месяцев. Тысячи страниц расшифровок. Сто четырнадцать страниц заметок после пересмотра двухсот восьмидесяти серий (двести семьдесят девять вышедших в эфир плюс невыпущенный пилот). <...> Столь ошеломительные цифры сложились благодаря создателям, актерам, продюсерам, сценаристам, руководству студии и канала, приглашенным звездам и так далее — всем тем, кто приложил руку к созданию „Теории Большого взрыва“. Сериалу настолько выдающемуся и масштабному, что на меньшее нельзя было и рассчитывать».
Рэдлофф, сотрудница журнала Glamour, признает, что «получила величайший подарок в своей карьере: доверие актеров и творческой группы», «благословение и содействие» всех тех, кто работал некогда над сериалом и готов был теперь часами об этом рассказывать. Только с Джимом Парсонсом, исполнителем роли Шелдона Купера, она в общей сложности предметно общалась более двадцати часов, и вот как он сам объясняет свою заинтересованность в этих обстоятельных разговорах:
«Вот это интервью — настоящая честь для меня. Мне приятно, что мы должны провести все эти беседы, и не важно, сколько времени на них уйдет. Если проект стоящий, то всегда интересно изучить его, узнать какие-то новые и любопытные факты. Хорошо проделанная работа — вклад в прославление человечества, и эту истину сложно игнорировать».
В результате не только поклонники сериала смогут почерпнуть отсюда много «новых и интересных историй», но даже и сами его создатели не скрывают порой своего удивления — как, например, актер Саймон Хелберг: «Я, конечно, знал, что из книги мы узнаем много новенького, но... Блин!»
Выделю лишь незначительно малую часть занимательных, на мой взгляд, моментов.
Читка пилота для руководства канала проходила в формате импровизированного спектакля, а между съемками первого и второго пилотов прошел почти год (уникальный случай в мире телевидения, когда проекту, не взлетевшему сразу, дали еще один шанс). От все-таки принятого пилота до второй серии прошло еще пять месяцев — процесс, как видим, небыстрый.
Для первого пилота авторы рассматривали кандидатуры Маколея Калкина и Марисы Томей, а с Джонни Галэки изначально обсуждали роль не Леонарда, а Шелдона (не сказать, что он загорелся: у него вот-вот должен был выйти спектакль на Бродвее, да к тому же в Нью-Йорке он «был влюблен в прекрасную женщину из Белоруссии»).
По итогам пилота без ведома авторов с проекта чуть было не уволили актера Кунала Найяра («Старина CBS всегда находит жертвенного агнца в каждом пилоте, лишь бы оставить след в проекте. У них это в привычку вошло»). Создатель сериала Чак Лорри был поражен бесцеремонностью случившегося, но признает в этом и свою частичку вины:
«Мы тщательно проработали персонажи Шелдона, Леонарда и Воловица, и, если на то пошло, Кунал пострадал вовсе не из-за своей несостоятельности, а из-за нашей. Мы должны были лучше раскрыть и его персонажа. Что потом и сделали, причем даже не ожидая, насколько отлично у нас получится».
А потом все чуть было не погубила начавшаяся в день премьеры седьмой серии забастовка Гильдии сценаристов Америки («Никто не знал, оставят ли наш сериал в эфире»). Однако благодаря тому, что «канал CBS начал снова и снова крутить» уже показанные к тому времени эпизоды, «Теория...» смогла обзавестись новой аудиторией — и вышло даже к лучшему: «Забастовка, вне всяких сомнений, сделала сериал хитом».
Джим Парсонс поначалу решил, что пробуется на роль ведущего телевизионных игр вроде Love Connection, а на прослушивание решил пойти в синей рубашке, надев под нее бледно-голубой лонгслив («Так что носить лонгслив под футболкой, как делал Шелдон, — моя идея»).
«Во времена съемок первых сезонов „Теории...“ я прикусывал карандаш зубами и старался проговаривать слова максимально внятно. Из-за этого приема мой язык чрезмерно артикулировал, и когда я вытаскивал карандаш, то мог отчетливо произнести каждый слог в длинной цепочке слов. Запросто. Процесс весьма своеобразный, зато потом стало получаться автоматически».
Разумеется, сразу после съемок все это мгновенно забывалось: «Я всегда уважал науку и увлекался некоторыми ее аспектами, но я ни черта не выучил, это факт! Все из головы повылетало». При этом ни он, ни Джонни Галэки «никогда не писали уравнения на досках»: «Они даже не понимали, что там написано. Но в сериале у них отлично получалось прикидываться, будто они в этом разбираются».
Но если Парсонсу приходилось старательно заучивать огромные монологи («Чем-то напоминало спортивные соревнования. Когда придет время побороться за золото, я хотел быть в полной готовности выполнить тройной аксель»), а Галэки «собирал в подшивку заметки о вымышленной биографии Леонарда» («Половина страниц с биографией моего героя уделялась любовным письмам Пенни»), то Кейли Куоко, обладая фотографической памятью, просто впитывала «весь текст как губка» («Кунал и Кейли умели взять сценарий и начать играть. У этой парочки подготовка к творческому процессу заключалась в ее отсутствии. Они просто приходили и работали»).
Раскрывает книга и прочие секреты актерского мастерства — возьмем для примера все того же Галэки:
«Джонни — совершенно потрясающий человек по многим причинам, и одна из них — тот факт, что он позаимствовал манеру переплетать пальцы, глядя вверх, у сурикатов».
***
«Много лет назад я прочитал статью в журнале Esquire о том, что запах — это наша суть, и подумал: „Любопытно“. Так что для каждого своего персонажа я выбираю особый аромат».
***
«Выпившего человека играть весьма непросто, так что я попросил нашего реквизитора Скотта Лондона разрезать губку для мытья посуды на кусочки, вымочить их в виски, положить в одноразовый стаканчик, накрыть крышкой и дать мне. Прием мне очень помог: запах вызвал у меня в памяти знакомые ощущения, благодаря чему я расслабился и меня даже начало слегка покачивать».
Кстати, еду актерам (а они ведь там все время едят) не заказывали где-нибудь на вынос — ее готовил... как раз упомянутый выше реквизитор Скотт Лондон, причем «с учетом их личных вкусов и предпочтений».
Что же касается каких-нибудь приятных пасхалок, то нельзя сказать, что они в книге как-то особенно заметны. Ну однажды Кейли Куоко обращает наше внимание на тот единственный случай, когда ее заменила в сцене дублерша; или мы узнаем, что в тот редкий миг, когда «миссис Воловиц мелькает в дверном проеме» (в сериале ее никогда не показывали), женщину на самом деле изображал «охранник по имени Олаф из павильона»; а еще вы никогда не заметите, что на церемонии вручения Нобелевской премии на ногах у Шелдона «красовались носки с Флэшем», — но они на нем были!
А в целом тут все же раскрываются тайны несколько иного рода. Причем даже не десятками — сотнями. Тем не менее я не могу сказать, что книга закрывает решительно все белые пятна.
Во-первых, здесь все нахваливают друг друга — даже когда речь заходит о неприятных или щекотливых ситуациях, а потому какой-либо «неприглядной» откровенности от рассказчиков мы совершенно точно не дождемся. «Уровень актерского мастерства во многом зависит от партнера, поэтому я с огромным удовольствием работал бы с ней в паре хоть вечность» — слова Саймона Хелберга о Мелиссе Рауш максимально точно отражают уровень этой всеохватывающей взаимолюбви. А гость шоу Марк Хэмилл так отзывается о первой встрече со сценаристами:
«Все они искренне любили друг друга, что удивительно после одиннадцати-то сезонов. Я снимался в сериалах, которые выходили значительно меньше по времени, и там возникало внутреннее напряжение. Здесь же преобладало чувство товарищества и воодушевления. Приятно было такое увидеть».
Атмосфера всеобщего благодушия столь, извините, благостна, что Джим Парсонс, едва ему только кажется, что он перегнул палку, сразу же оговаривается: «Надеюсь, мои слова не прозвучали слишком резко. На самом деле все было наоборот».
И все это понятно: им еще рядом жить, вместе, быть может, когда-нибудь снова работать. Доставать грязное белье и уж тем более полоскать его на людях никто тут не собирается. Похвально! Однако для книги, которая претендует на всесторонний объективный рассказ, не совсем правдоподобно: случались ведь (не могло такого не быть!) «обиды и переживания» («Жизнь не бывает простой, когда имеешь дело с проектом на миллиард долларов»). Вспоминая, как тот же Парсонс принял единоличное решение покинуть сериал, даже не подумав посоветоваться с друзьями по съемочной площадке, а просто поставив их перед свершившимся фактом, Джонни Галэки еле-еле находит вежливые формулировки:
«Я был ошарашен. Как и все тогда. И не только решением Джима, но и тем, что он не обсудил это с коллегами по сериалу, не попытался нас подготовить. Так что да, все можно было сделать лучше. Мы семья; поговори с нами».
Но и все! Все сливки накопившегося негатива осторожно сняты чьей-то невидимой заботливой рукой. Так что любителям сплетен, интриг и шокирующих расследований явно не сюда, тут они ничего не найдут.
Во-вторых, и это уже более весомое замечание, здесь нет особой конкретики собственно по работе над сериалом. О том, как непосредственно был устроен процесс, нам рассказывают в самых общих чертах: сценаристы что-то писали, потом читка, затем снимали; все остались довольны. Этих общих мест — в избытке, но вот лично мне хотелось бы дополнительных подробностей: как именно была устроена иерархия в сценарной комнате, почему некоторые авторы (как мы случайно узнаем) в эту сценарную комнату не входили (а чем тогда занимались?), как строилась работа на площадке, что привносил в процесс режиссер, как снимали натурные сцены — и так далее и так далее.
Что вообще значат слова Стива Моларо о Чаке Лорри: «...Чак ненавидит ограничивать себя поэпизодником, планом или прописывать сценарий до самого финала. Его вечная фраза: „Как пойдет, так пойдет“» — это как? И чем конкретно создатель шоу отличается от шоураннера? И когда тот же Лорри передал бразды правления тому же Моларо (а тот затем Стиву Холланду), какого уровня контроль он все-таки сохранил за собой? Ведь сохранил же, да?..
«Со временем я научился ослаблять хватку и позволять другим проявлять свое видение и способности. И чем больше я так делал, тем лучше становился сериал. Некоторые элементы просто не появились бы на свет, держи я весь процесс мертвой хваткой. Если человек в чем-то заинтересован и горит желанием что-то сделать, моя задача — уйти с дороги. Или помочь ему с реализацией задуманного».
Объяснить подобное упущение легко: для американцев все эти нюансы — азы. Они производят такие сериалы десятилетиями. Джессика Рэдлофф наверняка и не подумала, что кому-то могут быть интересны столь очевидные вещи. В этой производственной рутине (пусть и пропитанной творческим вдохновением) она не увидела ничего особенного — и ее можно понять. Так что за этим — тоже куда-нибудь в другую дверь.
По той же самой причине Рэдлофф практически ничего не сказала и о зрителях в зале: для нее нет в этом новости. Где-то мы узнаем, что «люди даже приходили на запись в лабораторных халатах», в другой раз — что «в дни записи зрителям также подавали пиццу», которую «всегда доставляли из ближайшей пиццерии». Оказывается, отец Кейли Куоко «присутствовал на всех съемках „Теории Большого взрыва“ по вечерам во вторник» («Ни разу не пропустил запись. Стоял со зрителями и показывал мне большой палец при каждом моем выходе в течение двенадцати лет»)... И лишь раз упоминается, что был на площадке такой Марк Свит, «который потрясно разогревал публику» — но почему бы не рассказать его работе поподробнее?
Лично мне этих подробностей ой как не хватило! Было бы интересно узнать, как люди попадают в павильон (по билетам?), сколько по итогу проводят там времени (съемки же могут быть затяжным процессом), одинаково ли смеются, если какую-то сцену приходится переснимать (не работают же артисты одним дублем). Но ничего — практически ничего — в книге об этом нет.
Зато есть грандиознейший спойлер: уже в перечислении действующих лиц указано, что Кейли Куоко играет Пенни... Хофстедтер, а Мелисса Рауш — Бернадетт Ростенковски... Воловиц! Учитывая ближайшее соседство, нельзя не заметить схожесть фамилий с фамилиями других героев: Леонарда Хофстедтера и Говарда Воловица. Да, все те, кто смотрел сериал, об этом и так знают, но вот я, например, «Теорию Большого взрыва» до сих пор не видел (что не помешало мне получить удовольствие от книги про ее создание), так что, похоже, я уже на первых страницах узнал, не желая того, что-то лишнее.
В случае с Пенни это тем более возмутительно, ведь далее в тексте особое место отведено тому факту, что «на протяжении всего сериала фамилия Пенни оставалась загадкой»: «По словам продюсеров, когда герои сериала только создавались, Пенни просто не придумали фамилию, а спустя некоторое время и вовсе сочли это дурной приметой». Джессика Рэдлофф, как мы видим, в дурные приметы не верит.
Да, и вы тоже не верьте — ее подзаголовку! Какая же это «Самая полная история создания культового сериала», когда костюмер Мэри Т. Куигли без зазрения совести признается: «Только мы с Саймоном знаем, почему Говард носит значок с пришельцем, но мы вам никогда не скажем!»
Отдельно следует сказать несколько слов о Татьяне Шороховой, благодаря которой мы читаем этот объемнейший, свыше 600 страниц, текст на русском. Прекрасно разбираясь в киношном сленге, она не только все отлично перевела, но и в ряде случаев дельно прокомментировала — объяснив, что такое брейкдаун, хиатус, ванлайнер или, например, опционный контракт.
Логично, что именно Шорохова дополнила книгу целой главой, взяв интервью (и оформив его в едином с Рэдлофф стиле) у Дениса Колесникова из студии «Кураж-Бамбей», голос которого у многих российских зрителей «прочно ассоциируется с Шелдоном, Леонардом, Пенни и другими персонажами шоу», а также у переводчицы сериала Екатерины Диппер и научного консультанта Марка Ширченко. Глава эта, однако, расположена неудачно: ее зачем-то втиснули не после авторского текста, а еще до эпилога и благодарностей, что выглядит несколько несуразно. Но без нее, надо признать, впечатление от книги было бы неполным.
Закончить хочется словами Чака Лорри, которые и сама Джессика Рэдлофф ставит в финал книги, справедливо сочтя их идеально подходящими для такого случая:
«Что сказать о ситкоме, который смотрят Стивен Хокинг и лауреаты Нобелевской премии по физике и в котором хотят принять участие? Где появляется Билл Гейтс и Стив Возняк? Я невероятно благодарен за эту часть моей жизни и карьеры. А тот факт, что „Теория...“ продолжает жить и люди до сих пор с удовольствием ее смотрят? Это ощущение не выразить словами. В детстве я мечтал стать музыкантом и автором песен. Магия музыки заключается в том, что песня способна преодолеть время. Я всегда хотел стать частью чего-то, что способно пройти проверку временем. Как „Теория Большого взрыва“».
Мне даже посмотреть теперь этот сериал захотелось. Чего уж говорить о тех, кто его уже не просто видел, но наверняка не раз успел пересмотреть.