Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Сергей Соловьев. Улыбка Шакти. М.: Новое литературное обозрение, 2022
Для многих «Улыбка Шакти» — первое знакомство с творчеством Сергея Соловьева, хотя библиография писателя обширна и включает в себя десятки изданий поэзии и прозы. Но «Шакти» — особая книга, которую впору назвать главной (если главной считать ту, которая из всякого ряда вон).
Михаил Шишкин написал, что проза Соловьева держится «на чуде слова и чувстве счастья». В этом смысле новый роман — не новость, а продолжение мотивов и тем предыдущих «индийских» книг «Amort» и «Адамов мост». Но, кажется, именно в третьей части трилогии (которую можно читать не по порядку) голос рассказчика обретает полноту развоплощения в мире, который описывает, — и чудо врывается в читателя беспрепятственно, как сквозь музыку или стихи.
Итак, Индия. Есть индуистские храмы невысокого роста, в которые можно войти лишь пригнувшись. О них упоминает Сергей Соловьев — и его книга такая, как эти храмы. Есть тихий и маленький, незаметный храм, посвященный Творцу — Брахме. Редкость в Индии, ведь большинство храмов — святилища для богов со строчной буквы. Творец всегда скрыт, скромен, и его храмы такие же. И книга Соловьева такая: автор-творец скрыт в ней с той же безмерностью присутствия, что Брахма в своем творении. Он везде и нигде, кроме него ничего нет — но и его нет тоже. В лучшем случае улыбка, да и та не его — Шакти.
В поэтическом сборнике Сергея Соловьева «Ее имена» есть стихотворение, описывающее сотворение мира. Задумываясь о бесцельности творения, автор перебирает мифологии:
Или вот у индусов:
вначале был Ся (Самость),
и решил он создать территории.
Точка. Никакой мотивации.
Описанье процесса.
Но вот любопытное. Всё создав,
он задается вопросом: «Может ли
существовать оно без меня?»
И отвечает: «Может. Но без меня».
И дальше: «Как же войти мне?»
Вскоре творец находит способ войти в творение и обнаруживает, что «кроме него там нет никого». Но:
«Не то!», —
говорило ему сотворенное им,
и он переделывал, слушал, пока
оно не ответило: «Да,
вот теперь хорошо!». Да?
Ты слышишь? Уже не войти.
Кажется, вся «Улыбка Шакти» — о том, как творец входит в творение: автор в книгу, Брахма в мир. В этом смысле особенно красиво, что даже имя автора — Сергей Соловьев — растворяется в череде тезок и однофамильцев, от мистиков до лириков. Скромный храм в затерянном лесу, низкий свод входа, творец за занавеской: откроешь ее, а там...
Не стоит преувеличивать индийскость и смешивать миры: Сергей Соловьев — не «бродяга Дхармы» и даже не «паломник в страну Востока» из повести Гессе. Автор — совершенный европеец, от дома в Германии до пристальной любви к Джойсу. Но и это не следует преувеличивать: дом не в Германии, Киеве или Ришикеше. Дом — это храм, где словесный алтарь — книга.
Метареалист Сергей Соловьев родился в Киеве, живет в Германии, пишет стихи и прозу с конца 70-х. Без малого двадцать лет назад Соловьев полюбил Индию, и все эти годы прожил в любви, от которой родились «Улыбка Шакти» и другие книги. В них — подлинная биография писателя.
«Каков язык человека — такова его и судьба», — написал Сергей Соловьев в предисловии к своей беседе с Андреем Битовым в авторском проекте середины нулевых. И продолжил: «Это же относится и к народу». «В начале русской литературы — Слово. И автор его безымянен. Да и Слово блуждает во времени, как огонь в тумане. То ли бог, то ли подлог». Участвуя в реставрации фресок Софийского собора, Соловьев читал «ножевые царапины речи» на храмовых стенах.
Индия, многие годы спустя. Маленький джайнский храм. Старинные миниатюры, ждущие бережного художника-восстановителя. «Я бы и сам засучил рукава на пару месяцев — когда-то в молодости я ведь работал реставратором в храмах Украины, но здесь другой случай, и вот однажды я вхожу в этот храм ранним утром, никого нет, а из глубины сумрака смотрит на меня та, с улыбки которой началось мироздание, непроявленное стало явным, мир начал отсчет жизни — Кушманда, имя первой ипостаси Шакти, уголки губ ее дрогнули и вселенная — несуществующая — пришла в движение, именно с улыбки женщины, а с чего еще он мог начаться?»
Андрей Битов в уже упомянутой беседе с Соловьевым говорит: «Любое слово является какой-то огромной цитатой. Если начать рассматривать и как вещь в себе, и лингвистически, и его происхождение... Это огромное знание, и оно сохранено благодаря тому, что существовала литература». Проза Сергея Соловьева — это тоже огромная цитата, вмещающая в себя и Софийский собор, и храм в индийской деревушке, и безмолвие леса, и шум памяти, вот только цитируется не литература — жизнь. Подробности мира, сотворенного словом, которое «блуждает во тьме, как огонь в тумане».
Мир в трилогии Сергея Соловьева творится поступательно, по мере погружения «очарованного странника» в глубину возлюбленной страны. «Amort» издан в середине нулевых, когда Индия только-только вошла в жизнь автора. Через несколько лет Соловьев вернулся к роману и переработал его в стремительную повесть с тем же названием: оптика отстраивалась и уточнялась, влюбленность вырастала в любовь. «Адамов мост», вторая часть трилогии, — большая книга о переходном состоянии; ее название отсылает к цепочке островов, тянущейся из Шри-Ланки в Индию. По ним когда-то шел бог Рама, направляясь в обитель демона, чтобы спасти свою возлюбленную Ситу. Сергей Соловьев, пройдя по «Адамову мосту», оказался в «Улыбке Шакти» — романе, который написан уже на берегу, а не между мирами.
Итак, почему все-таки Индия? Колыбель цивилизации, сказочный мир традиции, обступающая до предела природа — все то и не то. Путешествие выводит человека из рамок привычного и обыденного, но прежде всего — из самого себя. Значит ли это, что оказавшийся «на берегу» человек перестает быть странником и врастает в другие корни? Или, напротив, только из храма Брахмы и можно рассмотреть, например, Софийский собор? Вершины виднее с вершин. Книга, набирая высоту, захватывает все и сразу, как в оптике авангарда, и тогда нарратив распадается, и не остается книги — только облако мерцающего бытия, случайным образом замершее на страницах. Так и не так.
В этом смысле роман Соловьева уникален. Не тем, что он замечательно написан (мало ли хорошо написанных книг), и не тем, что обнаженная искренность порой доводит читателя до праведного смущения — но не может иначе автор, ведь он здесь весь, в своем доме-храме. Искренностью тоже не удивишь: привычка давать имена вместо понимания не дремлет, уже и слово «автофикшн» наготове. Но Соловьев не стремится ни удивлять, ни исповедоваться — он хочет дружбы с читателем, не меньше. Его авторский голос звучит «от избытка сердца», который нужно разделить с близким-дальним собеседником. Казалось бы, что тут нового и удивительного, но давно ли вы читали книгу счастливого человека? Творец, скрытый в маленьком храме под обложкой, создает человека-читателя с одной лишь целью — разделить с ним мир и радость, поговорить, подружиться.
Остается, наверное, пояснить, что «Улыбка Шакти» — очень земная вещь: в ней много этнографических деталей, встреч с природной экзотикой и просто земной любви. И возможно, лучший способ начать читать роман — это познакомиться с ютуб-каналом писателя, где выложено множество увлекательных и поэтичных видео об индийских путешествиях. Становясь собеседником-слушателем Соловьева, рассуждающего о творце мира за поеданием досы в индийской едальне или наблюдающего за зверем нильгау в лесу, приоткрываешь источник праздника речи, которым живет его проза. Это, разумеется, Индия — но не только, это и Мюнхен, и Киев, и Москва, и весь остальной безымянный мир, который так легко перестает быть целым — и держится только чудом и божественной улыбкой.