Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Эдмунд Левин. Дело Бейлиса и миф об иудейском заговоре в России начала XX века. М.: Новое литературное обозрение, 2022. Перевод с английского Татьяны Пирусской. Содержание
1. Важные улики были уничтожены при обнаружении тела — по недоразумению.
20 марта 1911 два мальчика отправились в Лукьяновку, северное предместье Киева, искать клад. Но вместо сокровищ гайдамаков в пещере на холме приятели обнаружили неподвижную фигуру, привалившуюся к обледеневшей стене. Побежали за взрослыми.
«Городовой хотел было забрать из пещеры ремень, но Синицкий его остановил — он знал, что до прибытия следователей ничего нельзя трогать. Прибыло подкрепление, и некий офицер Рапота из-за своей дородности не смог протиснуться в пещеру. Принесли лопату, расчистили снег, а вместе с ним и следы, что могли на нем оставаться. <...> Полиция и толпа народа разворотили все на месте преступления, оставив лишь ничтожные мелочи, с которыми можно было работать».
Вероятно, это сыграло решающую роль в том, что расследование быстро зашло в тупик.
Оказалось, что приятели обнаружили тело 12-летнего Андрея Ющинского, который жил на другом берегу Днепра в Никольской слободке. Тело опознал лучший друг покойного Женя, сын держательницы воровского притона Веры Чеберяк. Утром 12 марта Андрей постучался в дом Чеберяк и Женя вышел с ним поиграть. Впрочем, впоследствии сын Чеберяк начал это отрицать — историки считают, что под давлением матери.
Андрей — многим он известен под прозвищем Домовой, вероятно, в силу хрупкого телосложения — был незаконнорожденным и носил фамилию своей матери. Жил он в бедной и неблагополучной семье. Часто приходил в школу голодным, пользовался репутацией мальчика тихого, задумчивого и «очень восприимчивого», по словам своего репетитора, который готовил его для поступления в Киево-Софийское духовное училище. Ющинскому удалось поступить на подготовительное отделение, он хотел стать священником.
2. Государство поддерживало антисемитизм, потому что видело в евреях угрозу царскому режиму.
Когда через неделю Андрея хоронили, в могилу полетели листовки следующего содержания:
«Судебные доктора нашли, что Андрея Ющинского перед страданиями связали, раздели и голого кололи в главные жилы, чтобы побольше добыть крови! Жиды сделали пятьдесят уколов Ющинскому!
Русские люди! Если вам дороги ваши дети, бейте жидов! Бейте до тех пор, пока хоть один жид будет в России! Пожалейте ваших детей! Отомстите за невинных страдальцев! Пора! Пора!»
Листовки, перевиравшие вердикт судебного медика, распространял участник черносотенной организации «Союз русского народа». Черносотенцы — это добровольные охранители царского режима, преследовавшие тех, кого подозревали в нелояльности власти, — в первую очередь евреев и студентов. Вигиланты снискали мрачную славу погромами в 1905—1906 годах, которые прокатились в том числе и по Киеву. Убили около трех тысяч евреев, тысячам нанесли увечья. Черносотенные организации тайно финансировала царская охранка.
Убийство Андрея Ющинского быстро вышло на имперский уровень: уже 29 апреля лидер черносотенцев Николай Марков в Думе требовал преследовать «зловредную секту, «секту иудейскую, которая собирает детскую кровь в чашки <...> и рассылает эту кровь по иудеям лакомиться <...> пасхой, изготовленной на крови христианских младенцев». Опасаясь новых погромов, раскачки лодки в Думе и прессе, министр юстиции Щегловитов взял дело под контроль. Контролером из центра он назначил прокурора Киевской судебной палаты Георгия Чаплинского. Амбициозный чиновник, перешедший в православие из католичества ради карьеры, быстро стал сторонником версии ритуального еврейского убийства. И это вопреки вопиющей нехватке улик и тому обстоятельству, что судебный медик показал: убийство было совершено не в ходе методичного отправления ритуала, а в припадке бешенства.
3. Еврея на роль убийцы нашли с огромным трудом — как оказалось, самого неподходящего.
Расследование буксовало: временное заключение под стражу дяди убитого не принесло никакой пользы. Очевидно подозрительной выглядела Веры Чеберяк, которая явно давила на сына, знавшего что-то важное. Однако надежных зацепок не было. Черносотенные газеты требовали найти еврейского убийцу, и тут, на радость Чаплинского, разговорилась супружеская пара фонарщиков из Лукьяновки. За два дня попоек с сотрудником киевского сыска свидетели озвучили три версии. Это ничуть не смутило правоохранителей, поскольку наконец-то прозвучало нечто нужное для ритуального сценария.
«Увидя тогда Женю, я спросил его: удалось ли ему тогда хорошо погулять с Андрюшей. На это мне Женя ответил, что ему с Андрюшей Ющинским не удалось, так как их спугнул в заводе Зайцева, недалеко от печки, какой-то мужчина с черной бородой, причем закричал на них... после чего они разбежались. <...> Я почти не сомневаюсь в том, что убийство Андрюши Ющинского было совершено в печке зайцевского завода. <...> Проживал тогда там только один человек с черной бородой, а именно Мендель, приказчик заводской усадьбы».
Впоследствии на суде протрезвевшие фонарщики не смогли воспроизвести сказанное.
К несчастью для чиновников, единственный еврей, который хоть как-то подходил на роль виновного, оказался скромным, трудолюбивым и, что самое важное, не особо религиозным человеком. Мендель Бейлис родился в 1873-м или 1874 году в селе Нещерове, в 40 км от Киева. Его отец был хасидом. Сам Мендель почти не получил образования, но служил в армии. В Киеве, в предместье Лукьяновка, он жил с семьей уже 15 лет, стремясь дать лучшее будущее детям. Работал приказчиком на кирпичном заводе, построенном богатым евреем Зайцевым. В погроме 1905 года он не пострадал потому, что его дом запретил трогать местный священник. Дело в том, что Бейлис оказал ему услугу: позволил похоронным процессиям проходить по кратчайшему пути через территорию завода. В аналогичной просьбе его сосед отказал, о чем священник часто повторял своей пастве: дескать, еврей мне помог, а христианин — нет.
Бейлиса арестовали 22 июля 1911 года, в три часа ночи. Когда в Киев в конце лета приехал Николай II, Чаплинский передал царю: «Ваше величество, я рад сообщить, что найден настоящий убийца Ющинского. Это жид Бейлис». Услышав известие, царь, как утверждает автор книги, перекрестился.
4. Ситуацию Бейлиса усугубило убийство Столыпина.
До конца XVIII века евреев в России было немного. Периодические высылки евреев из страны оставались нормой вплоть до 1762 года, когда на престол взошла Екатерина II. Императрица нацелилась на польские территории и сделала Россию страной с самым многочисленным еврейским населением в мире (к 1900 году их было свыше пяти миллионов). При этом Россия оставалась единственной в Европе страной — за исключением Румынии, — не предоставившей иудеям равных прав. Они могли проживать в основном в черте оседлости, но даже там их права были ограничены более 1500 различных законов и указов. Из-за этих ограничений прав еврейская молодежь массово присоединялась к революционным движениям. Среди политических деятелей были распространены вполне обоснованные страхи: в союзе с еврейским капиталом еврейский политический активизм может произвести разрушительный для государства эффект.
Премьер-министр Петр Столыпин прозорливо хотел облегчить положение евреев, беспокоясь в том числе о том, как антисемитские эксцессы влияют на образ империи за рубежом и внешние экономические отношения. Однако скромный пакет его реформ Николай II в 1906 году отклонил.
После двух месяцев размышлений царь ответил следующее:
«Петр Аркадьевич.
Возвращаю вам журнал по еврейскому вопросу неутвержденным.
Задолго до представления его мне могу сказать: денно и нощно я мыслил и раздумывал о нем.
Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям.
Я знаю, что вы тоже верите, что „сердце Царево в руцех Божиих“.
Да будет так.
Я несу за все власти, мною поставленные, перед Богом страшную ответственность и во всякое время готов Ему отдать в том ответ».
Вскоре после прибытия Николая в Киев в конце лета 1911 года Столыпина застрелил в опере 24-летний еврей. Он был анархистом и полицейским осведомителем. Разбирательство показало, что мотивы убийства не были политическими, поступок носил характер романтического самоубийства. Но последствия оказались роковыми.
«Правая пресса, при жизни поносившая Столыпина, теперь преклонялась перед ним. „Русское знамя“, газета Союза русского народа, даже уверяла, что еврейские заговорщики убили Столыпина, так как им не удалось подкупить его, чтобы тот покрыл ритуальное убийство и оставил Менделя Бейлиса безнаказанным. Раньше правительство еще могло бы прекратить дело Бейлиса, теперь это было немыслимо».
5. Вера Чеберяк — самый зловещий персонаж в деле Бейлиса, хотя ее возможная роль в убийстве так и осталась непрояснена.
7 августа Веру Чеберяк выпустили из тюрьмы, куда ее поместили одновременно с Бейлисом: хозяйка притона сетовала, что попала в тюрьму из-за этого «говна Жени». Оказавшись на свободе, она тут же устремилась в больницу, где лежал ее заболевшей дизентерией сын. Вопреки настоянию врачей, Чеберяк забрала Женю домой.
Рассказывает Полищук, один из полицейских агентов, отправленный наблюдать за мальчиком:
«Когда же покойный Женя приходил в сознание, Вера Чеберяк брала его на руки и говорила ему, указывая на меня и Выгранова [второго агента]: „Скажи им, дорогой сыночек, пусть они тебя и твою маму не трогают, так как мы оба ничего не знаем по делу Андрюши Ющинского“, — на что Женя ей отвечал: „Оставь, мама, мне тяжело об этом вспоминать“.
Мать понукала его: „Скажи, дитятко, что я тут ни при чем“.
Но, когда Женя пытался что-то сказать, мать наклонялась над мальчиком и поцелуями не давала ему говорить. Полищук спросил, почему она мешает ему высказаться, и Чеберяк ответила, что не хочет утруждать сына, потому что ему тяжело».
Мальчик умер на следующий день после того, как мать забрала его из больницы.
Между тем сыщик Красовский нашел мотив преступления со стороны Чеберяк. Разгуливая по Лукьяновке в одежде простого рабочего, он услышал историю, из которой следовало, что во время ссоры с Женей убитый пригрозил сообщить в сыскное отделение бумагу, «что у твоей мамы скрываются постоянно воры и приносят туда краденые вещи». По слухам, Женя передал слова матери, и участники ее банды собрались Андрея «успокоить». 9 марта у Чеберяк произошел обыск, арестовали четверых бандитов. Месть предполагаемому доносчику Ющинскому стала неизбежной. Впоследствии Петр Сингаевский, брат Чеберяк, сознался в убийстве, но признания не были приняты судом.
6. Обвинение не смогло найти православного эксперта, который бы подтвердил ритуальную версию убийства.
Несмотря на государственный антисемитизм, для России дела о ритуальных убийствах были редкостью. В XIX веке лишь одно закончилось обвинительным приговором. Подобного нельзя сказать о Европе, где миф о кровавом навете собрал за столетия куда более щедрую жатву еврейских жизней.
В обвинительном акте тезис о том, что убийство Андрея Ющинского —пример дьявольского ритуала иудеев, приводился со ссылкой на ксендза Иустина Пранайтиса, который родился в Литве, был выслан из Петербурга за мошенничество и жил в Ташкенте. Это значит, что властям не удалось найти ни одного подходящего эксперта среди православных священников и ни одного светского специалиста по истории религий, который бы взялся подтвердить, что у иудеев существует обычай ритуальных убийств.
«Это неудивительно, так как миф о ритуальных убийствах восходил в первую очередь к католической традиции; по выражению известного историка Джона Клиера, кровавый навет — „продукт „католического“ импорта“, который русские повторяли скорее как „заученный жест“. Многие простые русские люди верили в этот миф, а многие православные священники в проповедях и даже в церковных изданиях говорили о нем как о факте. Более того, слухи о ритуальных убийствах отчасти спровоцировали ряд погромов. Но в целом Русская православная церковь никогда не поощряла этот миф, ее духовенство мало способствовало его распространению, а порой и порицало его».
По указанным причинам в миф о ритуальных убийствах в Российской империи чаще всего верили римокатолики и католики восточного обряда.
7. Международная защита Бейлиса имела беспрецедентный масштаб.
К весне 1913 года кампания в защиту Бейлиса шла по всей планете. В ней участвовали ведущие деятели культуры, политики и представители духовенства, среди прочих — Томас Манн, Герберт Уэллс, Анатоль Франс, Артур Конан Дойл и архиепископ Кентерберийский. По всем США шли постановки, рассказывающие киевскую историю.
«Вероятно, наиболее ценный вклад в защиту Бейлиса внес доклад трех британских ученых. Доктора Огастес Дж. Пеппер, Уильям Генри Уилкокс и Чарльз Артур Мерсье утверждали: нанесенные убийцами раны были не такого типа, чтобы вызвать обильное внешнее кровотечение. Если бы целью убийства было подобное кровотечение, было бы использовано иное орудие. Убийца, который хотел выкачать из тела кровь и собрать ее в сосуд, вряд ли бы выбрал шило, способное наносить лишь колотые раны. Самое подходящее орудие в таком случае — нож, которым легко вскрыть вену или артерию. (В конце концов, заметили они, такой метод хорошо знаком евреям: еврейский забойщик скота, шохет, перерезает сосуды на шее животного остро заточенным ножом.) Представляется едва ли возможным, чтобы мальчика убили ради собирания крови, заключили ученые. Преступление походило скорее на жестокое, зверское убийство, совершенное психически неуравновешенным человеком».
8. Власти постарались, чтобы суд имел обвинительный уклон: для этого был собран особый состав присяжных, а сам судья ориентировался на мнение прокурора. Но все шло наперекосяк.
Суд над Бейлисом начался 25 сентября. Состав присяжных оказался для университетского города неслыханным: семеро (!) из них были крестьяне, двое мещан (рабочих), трое чиновников. За ними велся постоянный надзор тайной полиции.
«Что касается состава судей, сколь-нибудь заметную роль играл лишь председатель, судья Федор Болдырев. <...> Необъяснимым образом незадолго до процесса Болдырев был переведен в Киев из провинциального суда в маленькой Умани, расположенной более чем в ста пятидесяти километрах к югу. Министр юстиции пообещал Болдыреву место председателя Киевской судебной палаты. Тот, несомненно, понимал, что повышение зависит от того, сколь успешно он будет вести дело».
Суд шел страннейшим образом: о самом Бейлисе порой не вспоминали несколько дней кряду. Обвинение разваливалось, даже антисемиты называли его издевательством над здравым смыслом. При этом защита тоже была далеко не безупречной: выяснилось, например, что адвокат Марголин пытался подкупить Чеберяк, чтобы она взяла вину на себя.
9. Из-за двойственного вердикта обе стороны торжествовали победу, но многие в правительстве считали произошедшее «полицейской Цусимой».
Линия обвинения, изобретенная, по всей видимости, министром юстиции, была новаторской: мотив убийства и его исполнитель были разделены.
«Суть тактики обвинения составило стремление отделить вопрос о виновности Бейлиса от вопроса о ритуальной природе преступления. Было решено, что судья Болдырев попросит присяжных рассмотреть эти вопросы порознь. Первый вопрос простой: виновен ли подсудимый в убийстве Андрея Ющинского? Второй вопрос надлежало составить так, чтобы присяжным пришлось решить, носило ли убийство Андрея Ющинского характер еврейского ритуала. (Последний вопрос надлежало задать косвенно, но так, чтобы смысл его был совершенно ясен.) Присяжные вольны считать, что Мендель Бейлис невиновен, но доводы обвинения должны побудить их ответить на второй вопрос утвердительно».
Так и вышло. Религиозный эксперт Пранайтис выступил карикатурно, но на присяжных произвело впечатление медицинское заключение (противоречащее другим медицинским оценкам): мальчика убили искусно, со знанием анатомии. 28 октября 1913 года на первый вопрос присяжные ответили «не виновен», на второй — «да, носило».
Бейлис был свободен. К его дому шли тысячи людей, чтобы поздравить. «Он получал сотни телеграмм. Одна из них пришла из Чикаго и была написана по-английски. Когда отыскали человека, который смог ее прочесть, оказалось, что это предложение от импресарио в течение двадцати недель играть в его театре самого себя за двадцать тысяч рублей».
Однако двойственный вердикт присяжных дал основание торжествовать победу обеим сторонам — ожидания черносотенцов хотя бы частично оправдались. Вместе с тем Павел Любимов, чиновник Департамента полиции, называл процесс Бейлиса «полицейской Цусимой, которую никогда не простят». И действительно, после Февральской революции Временное правительство созвало Чрезвычайную следственную комиссию, поручив ей расследование преступлений царского режима, в том числе и суда над Бейлисом. Многих участников процесса расстреляли большевики — включая Веру Чеберяк (за связи с черносотенцами) и, по слухам, ее брата Петра Сингаевского.
«Вне зависимости от приговора дело Бейлиса не могло кончиться для режима ничем, кроме краха. Как написал вскоре после суда [адвокат] В. А. Маклаков, процесс был симптомом „опасной внутренней болезни самого государства“».
Привычный мир России Романовых был готов распасться, и попытки удержать его конспирологией ничему помочь не могли. Весной 1914 года Бейлисы эмигрировали в Палестину. Через несколько месяцев началась Первая мировая война.
10. Кто убил Андрея Ющинского, осталось неизвестным.