Исследовательский интерес к личности и эпохе Екатерины II всегда оставался стабильным, менялись лишь подходы и идеологическая интерпретация. Литературная деятельность императрицы Всероссийской чаще всего, и совершенно справедливо, рассматривалась как составляющая ее политического проекта. Екатерина очень хорошо понимала общественную силу литературы и старалась использовать ее в государственных целях. Как писатель она почти не присутствует в литературном поле, хотя ни одна справочная статья не обходится без упоминания о ее опытах, а в словаре «Русские писатели XVIII века» об императрице написано довольно подробно. Долгое время для истории литературы более существенными были взаимоотношения Екатерины с писателями и поэтами. Важной фигурой «Северная Минерва» была и остается для исследователей женского литературного труда в России: наличие такого мощного прецедента подтолкнуло женщин пробовать свои силы на литературном поприще.
В последние десятилетия под влиянием идей интерпретативной антропологии, с одной стороны, и трудов тартуско-московской семиотической школы, с другой, стало особенно актуально изучение так называемых идеологических метафор и сфер их производства: литература, театр, архитектура, придворный церемониал, религиозные праздники, ораторское искусство. Екатерина II, «Торжествующая Минерва», не раз становилась героиней подобных исследований (см., например, «Сценарии власти» Р. Уортмана, «Кормя двуглавого орла» А. Зорина). Вера Проскурина в своей новой книге останавливается более подробно на литературных опытах Екатерины и рассматривает их как политическое предприятие. Наследие императрицы весьма обширно, поэтому исследователь выбирает несколько наиболее важных с его точки зрения сюжетов и объясняет, каким образом они встраиваются в идеологический контекст эпохи.
Литературные занятия Екатерины имели двойную прагматику: для русского читателя (и зрителя) — это было наставление, часто под маской смеха, для европейской аудитории — демонстрация просвещенности и принадлежности к «République des Lettres». «Сама литературная деятельность императрицы должна была переустановить границы европейскости <…>. Россия на карте цивилизации была почти всегда помечена белым пятном бесконечных снежных равнин и осмыслена как варварская и отсталая антицивилизация», — пишет Проскурина в предисловии. Многие сочинения Екатерины имели «географическое» измерение; обозначая место создания произведения («переведен на Волге», «сочинены в Ярославле» и пр.), императрица стремилась вписать российские территории в европейский контекст.
1. Против аббата-русофоба
Главным произведением на этом фронте стал «Антидот», опровержение на книгу аббата Ж. Шаппа д’Отроша «Voyage en Sibérie» (1768), напечатанное анонимно в Петербурге (В. П. Степанов указывает в качестве первого места публикации Амстердам) без указания места издания. В опусе Отроша не только Сибирь, но и вся Россия представала как варварская страна, занесенная снегами, а ее жители — развращенные пороками. С точки зрения просвещенного аббата, это было следствием деспотии. Екатерина ответила на «клевету» двухтомным сочинением с говорящим названием «Антидот» (буквально — противоядие). Ее авторство держалось в строжайшем секрете даже от приближенных, в противном случае она рисковала «предстать <…> в невыгодном свете, быть ridicule, отвечая столь незначительному человеку с высоты императорского трона». Проскурина считает, что дело было как в неуместности подобной полемики, так и в том, что Екатерина стремилась создать авторскую маску — образованного дворянина, владеющего иностранными языками и обширными знаниями, способного в прямом смысле стать на защиту России. Более того, императрица срежиссировала и судьбу автора за пределами текста, намекнув в одном из писем, что он героически погиб. Разумеется, «Антидот» обладал и политической прагматикой: мистификация была связана с обстоятельствами начавшейся русско-турецкой войны. В письмах Екатерины к Вольтеру эта война осмыслялась «в парадигмах борьбы между новой Россией, перенявшей законы Просвещения от ослабевшей Европы, с одной стороны, и азиатской, деспотической и варварской Оттоманской империей». Северная Минерва не хотела быть императрицей в варварской стране, а именно такой представлял Россию аббат в своем сочинении, поэтому должен был появиться полемический ответ ему. Проскурина встраивает этот сюжет не только в контекст екатерининской политики, но и в контекст европейского Просвещения, показывая, как миф о России балансирует между идеями Монтескье и Руссо.
2. Против Москвы
Второй сюжет «Империи пера» — это цикл комедийных пьес 1772 года («О Время!», «Имянины госпожи Ворчалкиной», «Передняя знатного боярина», «Госпожа Вестникова с семьею» и др.). За него, как пишет автор, Вольтер «a priori выдал Екатерине пропуск в просвещенную республику письмен, приписав комедиям этого неизвестного русского Мольера универсальное остроумие, понятное утонченному европейцу», — чего так хотелось императрице. В комедиях она не только изобличает пороки общества, но и, опять же, делает их частью своего политического проекта, для которого также был написан «наказ, инициированы сатирические журналы, создавались или, во всяком случае, декларировались как необходимые институты гражданского общества (такие как Уложенная комиссия), открывались новейшие воспитательные учреждения». Комедии имели выраженный антимосковский характер. Москва для Екатерины была воплощением невежества и чуть ли не самой чумой, свирепствовавшей там в это время, пьесы «были так или иначе соединены между собой повторяющимися героями и антимосковским контекстом». Впрочем, это только одно измерение комедий. Проскурина показывает, что условная Москва — это не только место сосредоточения пороков и невежества, но еще и воплощение реакционности, с которым связывалось «неслужилое» дворянство как класс, противившийся ее реформам.
Местом создания всех пьес из цикла назван Ярославль, что довольно долго сбивало исследователей с толку: зачем Екатерине понадобилась эта игра? Проскурина считает, что «ссылка на Ярославль была важнейшим фактором той ментальной географии... Ярославль был связан с проектом нового — идеального, разумного города, который должен был служить моделью просвещенных реформ в стране», — таким образом, он выступал как антитеза Москве.
3. Против Фонвизина
В следующей главе, «Территория свободы», Проскурина предлагает обновленную интерпретацию полемики Екатерины II и Дениса Фонвизина, возникшей на страницах журнала «Собеседник любителей русского слова» в 1783 году. В это время Екатерина стремилась создать себе новый образ: «человека на троне». Державин пропел гимн человечности императрицы в знаменитой «Фелице», тем самым легитимировав ее идею. И в этот самый момент монархиня получила анонимную статью, выносившую приговор ее правлению.
Принято считать, что смелый и талантливый писатель Фонвизин выступил против императрицы, скатывавшейся в репрессии, за что и впал в немилость (так толковали сюжет Гуковский, Стенник, Рассадин и др.). В действительности, считает исследователь, все было несколько сложнее из-за разных факторов, — императрица долгое время вообще не знала, кто именно был автором статьи. «Вопросы» были переданы императрице Е. Дашковой, фактически инспирировавшей игру, и Екатерина охотно в ней участвовала. Она стремилась «предложить новый тип литературного дискурса — легкий, игровой, не нагруженный серьезным или скучным, в ее представлении, материалом». Таким образом, становится понятно, что занятия словесностью вообще и полемика с Фонвизиным в частности имели не только политическое, но и чисто литературное измерение, что не менее важно.
4. Против иллюминатов
«Это была настоящая политическая битва», — пишет Вера Проскурина. На сей раз противниками Екатерины стали масоны. Неудовольствие императрицы вызвали прежде всего московские мартинисты во главе с Николаем Новиковым, пытавшимся «в своих благотворительных и издательских начинаниях вытеснить правительство из всех гуманитарных сфер». Кроме того, масоны «втянули» в свои дела и наследника Павла Петровича. Личная борьба Екатерины удачно вписывалась в общеевропейский контекст: всю последнюю четверть XVIII века Европа была увлечена всевозможными мистическими практиками, или «шаманизмом». Императрица представала перед публикой как рьяная поборница идей Просвещения, вдохновлявшаяся, по ее признанию, французскими энциклопедистами. Боевые действия вновь развернулись в театре: в 1786-м году с большим успехом шли три «антимасонские» пьесы Екатерины — «Обманщик», «Обольщенный» и «Шаман Сибирский». В этих комедиях монархиня стремилась дискредитировать масонов, показать их жалкими шарлатанами. Она вновь решала две важные задачи: укрепляла имидж просвещенного правителя и разделывалась с влиятельными противниками.
5. Против турок
Само собой, у Екатерины были и куда более амбициозные планы, чем щелканье по носу нерадивых дворян. Так, самой масштабной ее идеей, без сомнения, стал «Греческий проект» (сокрушение Османской империи и последующий раздел ее территории между Россией, Священной Римской империей и Венецианской республикой), чье символическое измерение было подробно проанализировано А.Л. Зориным в книге «Кормя двуглавого орла». Веру Проскурину в большей степени интересует поэтическая легитимация этого проекта и обращение Екатерины II к исторической теме. Главная идея, которую должны были донести художественные тексты, — это присоединение новых территорий мирным путем. Одной аннексии Екатерине было недостаточно — нужен был новый миф, легитимировавший право владения новыми территориями: таким образом, современное ей Крымское ханство превратилось в эллинизированный Херсонес Таврический. К ее титулу добавились слова «Царица Херсониса Таврического», тем самым Екатерина упрочняла связь с греческой культурой. Свои отношения с историей вообще монархиня осмыслила в нескольких пьесах: «Историческое представление из жизни Рюрика», «Начальное управление Олега», позднее — «Игоря». «Варяжская тема, однако, оказывается прелюдией к основной — греческой — теме исторических драм Екатерины», — пишет Проскурина.
Ученые часто усматривали в произведениях Екатерины политический смысл и полагали его чем-то само собой разумеющимся. До сих пор реконструкции этого смысла не было посвящено специального исследования. «Империя пера Екатерины II» Веры Проскуриной восполняет лакуну. Выбранные автором сюжеты вскрывают политическую прагматику и показывают, если угодно, «психологию творчества» Екатерины II, стремившейся быть не просто просвещенной монархиней, но и философом, писателем на троне.
_____________________________
