Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Аннемари Шварценбах. Смерть в Персии. М.: Ад Маргинем, 2023. Перевод с немецкого Виталия Серова. Содержание
1
Швейцарская журналистка и фотограф Аннемари Шварценбах прожила короткую жизнь (1908–1942), но оставила наследникам богатый архив фотографий, журналистских репортажей и литературных произведений. Публикация ее архива началась в родной Швейцарии в конце 1980-х и более-менее завершились, судя по библиографической справке в «Википедии», в 2000-х; затем очередь дошла до изданий на других языках, документальных и художественных фильмов и графических романов.
Постмодернистский поворот в гуманитарных науках во второй половине ХХ века в Европе, обративший внимание интеллектуалов на понятие трансгрессии, сыграл важную роль в возродившемся интересе к Шварценбах. Дело даже не в ее творчестве, а в биографии, переполненной примерами трансгрессивных решений: она вела раскрепощенную сексуальную жизнь, страдала от наркотических зависимостей, пропагандировала феминистские и антифашистские идеи и много, очень много путешествовала, отказавшись от буржуазных идеалов уютного дома и «нормальной» семьи. Правда, в этой биографии имелся один изъян, который многими почему-то игнорируется, — но к этому я еще вернусь.
Среди путешествий Шварценбах стоит отметить, что она ездила в СССР в середине 1930-х, а также в Персию, которую она посещала не менее трех раз. В последний раз она поехала туда в 1935 году. Во время очередного светского мероприятия Шварценбах влюбилась в дочь турецкого посла, но их отношения прервались, толком не начавшись; после этого она отправилась в высокогорный лагерь в долине реки Лар у горы Дамаванд и приступила к работе над романом «Смерть в Персии». В 1938 году она переработала рукопись, дала ему новое название «Счастливая долина» и в 1939-м издала; с оригинальным названием роман увидел свет только в 1995 году.
В 2023 году «Смерть в Персии» была опубликована на русском языке издательством Ad Marginem. С середины 2010-х оно сфокусировано на публикации зарубежного женского автофикшна (началось все, если не ошибаюсь, с «Одинокого города» Оливии Лэнг), но после смены эпох в 2022 году нащупывает новые тренды. Роман Шварценбах можно считать компромиссным решением здесь и сейчас: он, с одной стороны, продолжает прежнюю издательскую линию (феминистская проза квазидокументального характера), а с другой, вписывается в текущую российскую социально-политическую повестку, заигрывая с почти запретными для публичного обсуждения темами: вынужденная эмиграция россиян по политическим причинам, новая веха в российско-иранских отношениях (вызванных отнюдь не культурными интересами), репрессивные законы в области сексуальной идентичности и т. д. Правда, в русскоязычным издании романа Шварценбах, как и в биографии писательницы, имеется изъян (и не один), о котором я тоже упомяну.
Фото: Аннемари Шварценбах / из книги «Смерть в Персии» (М.: Ад Маргинем, 2023)
2
Роман Шварценбах состоит из двух частей и серии фотографий, сделанных во время экспедиции в Персию в 1935 году. Каждую часть образуют фрагменты с подзаголовками, «безличный дневник». Фрагмент же представляет собой импрессионистическую зарисовку: как автор что-то увидела или услышала, что-то почувствовала или вспомнила и что-то заключила. Роман квазидокументальный: одни события, описываемые в нем, достоверные (поездка в Иран, употребление наркотиков, любовные отношения с дочерью турецкого посла), другие — вымышленные, или, говоря точнее, ставящие реальность под сомнение: скажем, диалог с ангелом в начале и в конце романа.
Ангел играет важную композиционную роль. Диалог с ним открывает первую часть романа и замыкает вторую. В этих диалогах задается и подытоживается главная тема романа — всеприсутствие смерти. В каждой части Шварценбах говорит о смерти по-разному. В первой части романа мы читаем об упадке, царящем вокруг главной героини, о поведении иностранцев, предающихся излишествам в чужой стране, или о руинах древних персидских городов. Во второй части Шварценбах описывает смерть на примере одной героини — упомянутой дочери турецкого посла по имени Жале, которая погибает от туберкулеза.
Смерть или отношения с ней — одна из магистральных тем европейского модернистского романа начала ХХ века, особенно в немецкоязычной культуре. На ум сразу приходит повесть Томаса Манна «Смерть в Венеции», в которой немецкий писатель преклонного возраста, отправившись в Венецию, влюбляется в польского мальчика и затем умирает. Роман Шварценбах, очевидно, вступает в диалог с произведением Манна. Она заимствует (сознательно или нет) его фабулу, описывая любовь главной героини к юной девушке в чужой для них обеих стране. Как и в произведении Манна, у Шварценбах главной спутницей любви — недозволенной и невозможной — становится смерть.
Но на этом сравнении со «Смертью в Венеции» литературные достоинства романа Шварценбах исчерпываются. Она — в первую очередь фотограф, а не писательница. На фотографиях, сопровождающих роман, мир Персии в конкретную эпоху запечатлен очень ярко. Все на этих снимках производит впечатление: расположение фигур, игра света, сюжет (скажем, на фотографиях трудящихся женщин или босоногих детишек-крестьян) и порой метафизичность (персидские руины, скалы или пустыни).
В литературном плане Шварценбах хорошо удаются реалистические описания мира, возможно, потому, что она работала над ними отстраненно (словно фиксировала фотографическим щелчком увиденное). Но все рушится, когда она переходит к интроспекции. Она не чувствует композиционной гармонии в описании своих переживаний, даже не пытается ее нащупать. Она дает волю эмоциям, которые, скорее всего, вызваны депрессией, в свою очередь возникшей из-за вынужденной эмиграции и алкогольной/наркотической зависимости (практически любой политэмигрант наших дней готов поделиться похожим опытом). Ближе к финалу стиль Шварценбах становится невыносимо сентиментальным, уровень пафоса и надрыва сложно воспринимать всерьез. Кроме того, она, мягко говоря, злоупотребляет восклицательными знаками и многоточиями:
«Мы хотели поговорить о счастье и сами не заметили, как начали думать о смерти...»
Или:
«— Тебе сейчас нельзя волноваться.
— Ради Бога, не оставляй меня одну.
— Бог давно отвернулся от нас. Не надо сейчас говорить о Боге.
— Пожалуйста, Жале, я прошу тебя...»
Все-таки повезло нам с вами, что в XXI веке был снят великий фильм «Комната» Томми Вайсо, после которого (хочется верить) невозможно писать такие диалоги:
«— Только бы ты поправилась, Жале!
— Не беспокойся из-за меня. Пожалуйста, пожалуйста, не бойся за меня!
— Не бояться?
— Нет, пока я с тобой.
— И ты всегда будешь со мной?
— Я ведь пообещала тебе.
— Пообещала.
— Ты же доверяешь мне? Или ты мне не веришь?
— Ох, с тобой хоть на край света...»
Фото: Аннемари Шварценбах / из книги «Смерть в Персии» (М.: Ад Маргинем, 2023)
3
Теперь скажем пару слов о русскоязычном издании. В книге имеются предисловие и послесловие, но к ним, скажем так, есть вопросы. Во-первых, они одинаковые по содержанию: в обоих текстах пересказывается разными словами биография Шварценбах (и это при наличии у нас Википедии). Во-вторых, в этих текстах, несмотря на одинаковость, часто разнятся даты: так, в предисловии указано, что Шварценбах отредактировала черновик романа в 1939 году, в послесловии — в 1938-м, в предисловии указано, что она жила в Берлине с 1931 года, а в послесловии — с 1930-го. В-третьих, в этих текстах есть фактологические ошибки: «золотые двадцатые» Берлина длились не с окончания Первой мировой и до прихода к власти национал-социалистов в 1933-м (что, например, может быть «золотого» в гиперинфляции начала 1920-х?), а в строгий промежуток с 1924 по 1929 год, когда в Веймарской республике сложилась экономическая стабильность. Прервалась же эта стабильность с началом Великой депрессии (в Германии обычно говорят о банковском кризисе), следовательно, Шварценбах не могла застать «золотые двадцатые» Берлина, если переехала в столицу Германии только в 1930/31 годы. Куда правильнее сказать, что она видела закат одной эпохи и начало другой, национал-социалистической.
Кроме того, не совсем понятна редакторская (или переводческая?) избирательность, где давать, а где игнорировать уточняющие сноски к тексту Шварценбах. Почему, например, потребовалось уточнение, кто такой Андре Мальро (личность довольно известная в России), или перевод выражения Тертуллиана, а объяснение, что за головной убор kulah-i pahlavi, — нет (в тексте романа идет пояснение, но, загуглив, вы все равно ничего не узнаете), как и почему комментарий к швейцарскому городу Аскона понадобился, а к бесчисленным персидским городам — нет, почему вообще сноски прерываются на 52-й странице, хотя впереди еще 100 страниц текста, на которых Шварценбах часто допускает неосторожные высказывания. У меня, например, глаза на лоб полезли, когда я прочитал ее слова о том, что все, что Турция натворила в 1910–1920-е годы по отношению к грекам, армянам и курдам, называется «героической борьбой за освобождение» (стр. 99), — тут бы редакторская сноска точно не помешала.
Фото: Аннемари Шварценбах / из книги «Смерть в Персии» (М.: Ад Маргинем, 2023)
4
Некоторые замечания к этой книге, как мне кажется, принципиальны и указывают на игнорируемый изъян в личности и творчестве Шварценбах, о котором я упоминал в самом начале рецензии. Изъян вот какой: ее роман для нас сегодняшних является не свидетельством привилегированной андрогинной красавицы из «золотых двадцатых», которая после эмиграции страдала где-то в Персии. Ее роман свидетельствует о наивности и эгоцентричности интеллектуала 1930-х, который жил слишком легкомысленно и оказался не готов к смене эпох.
Давайте отстранимся и взглянем на биографию Шварценбах и ее роман со стороны. 1933 год, Германия, в которой она жила, оказалась во власти национал-социалистов, и Шварценбах приняла решение уехать. Она путешествует, делая путешествия самоцелью. В Персии она берется за написание романа о смерти — злободневной, повторюсь, темы для модернистских писателей, а уж после 1933 года — тем более. Все как будто окей, если бы не одно но: об этой смерти Шварценбах пишет не в Германии и не о Германии (и даже не в Европе и не о Европе), а в Персии и о Персии.
Во-первых, это ориентальный взгляд на Средний Восток (Middle East), который под пером европейца неизбежно предстает прибежищем навязчивых воспоминаний, ярких пейзажей и удивительных впечатлений; я уж молчу о том, что мусульманские страны неизменно ассоциируются у коллективного европейского (и российского) сознания с негативностью, а в случае Шварценбах — со смертью.
Во-вторых, поражает меня даже не ориентализм Шварценбах. Поражает меня больше всего то, что писательнице, покинувшей Европу, которая на ее глазах скатывалась в агонию новой мировой войны, лихорадочного строительства концентрационных лагерей и организацию «маршей смерти», спланированных убийств и целенаправленного разрушения гражданских и культурных объектов, — так вот, что ей не хватило душевного мужества писать о смерти, которая воцарилась в ее родной Европе, и вместо этого она написала роман о смерти в чужой стране, в Персии.
На протяжении ста с лишним страниц Шварценбах заверяет нас, что смерть глубже всего присутствует именно здесь, в этой «древней», «архичной», «восточной» Персии. Не в Германии, где к власти пришли национал-социалисты, не в Швейцарии, где капиталистические семьи (в том числе ее семья) шли на аморальные сделки с фашистами, не в Советском Союзе, в котором она была в 1937 году и видела своими глазами измученных от страха ни в чем не повинных людей, — а в Иране 1930-х годов, когда эта бывшая империя медленно шла по пути долгожданной модернизации (увы, провалившейся).
Из этого изъяна Шварценбах рождается побочная истина, которая, возможно, представляет наибольшую ценность по прочтении этой книги: у смерти нет национальности или паспорта, как нет и географической принадлежности, — она присутствует всегда и везде, в каждой стране и на каждой улице, в каждом доме и в каждой комнате, в каждом творении и в каждой душе; и мы с вами не исключение.