Ксана Бланк. Как сделан «Нос». Стилистический и критический комментарий к повести Н. В. Гоголя. СПб.: Academic Studies Press/БиблиоРоссика, 2021. Содержание
Основную мысль, изложенную Ксаной Бланк в этой книге, при желании можно уместить в одну фразу: «Нос» — это не гротескная сатира, а трагическое произведение о распаде языка. В таком виде идея американской славистки оказалась бы не лишенным изящества, но все же натянутым постструктуралистским упражнением. Однако на двух сотнях страниц Бланк настолько тщательно разворачивает этот тезис, что с ним решительно невозможно не согласиться.
Открывает книгу полный текст повести с почти построчным комментарием, в котором особое внимание уделено каждой из стилистических «ошибок» Гоголя, в первую очередь — планомерному разрушению устойчивых выражений, буквализации идиом, созданию нарочито абсурдных высказываний. Вторая половина отведена различным интерпретациям «Носа».
Здесь Бланк делает ряд важных напоминаний о том, как создавалась повесть и как на нее реагировали современники. Так, ее долго отказывались печатать. Гоголь боялся, что проблема с публикацией возникнет по соображениям цензурным и даже предлагал отправить нос коллежского асессора Ковалева молиться не в православную церковь, а в католическую. Однако редакторы отвергли рукопись совсем по другой причине: они не поняли, зачем публиковать «тривиальный» пересказ хорошо всем известного анекдота (и действительно — к моменту написания повести «носологическая» литература превратилась едва ли не в полноценный жанр). И это еще одно убедительное доказательство того, что истинный сюжет «Носа» лежит совсем в иной плоскости, нежели может показаться, если помещать шедевр Гоголя в чрезвычайно тесные (и в известной степени ложные) школьные рамки сатирического памфлета.
«...каждый день от восьми до трех часов утра. Это косноязычное объявление отражает абсурдность петербургской жизни. Объявление звучало бы логично в такой формулировке: „Каждый день от восьми часов утра до трех часов пополудни“, но это была бы уже не гоголевская фраза».
Аленка Зупанчич. «Я бы оставила их гнить»: параллакс Антигоны. СПб.: Скифия-принт, 2021. Перевод с английского Олелуш. Содержание
Повешенная Антигона сексуальна, как Дональд Трамп. Если вы не согласны с этим утверждением, то вам стоит либо срочно прочитать новую книгу Аленки Зупанчич, либо не открывать ее никогда.
А если серьезно, то «Параллакс Антигоны» — это в равной степени плотный и рыхлый полемический материал, описывающий механизмы, вновь и вновь делающие трагедию Софокла актуальным комментарием к самым разным кризисным эпизодам истории, будь то нацистская оккупация Франции («Антигона» Жана Ануя), «Немецкая осень» (Ульрика Майнхоф, свисающая с потолка камеры) или недавний миграционный кризис («Антигона» Софи Дерасп).
Естественной отправной точкой этого материала становится этический семинар Лакана (1959—1960), вращающийся вокруг парадоксальной, жертвенной, экзальтированной, эротичной, инцестуозной, терроризирующей и за это терроризируемой, — в общем, многогранной и бесконечно открытой для интерпретаций фигуры безумицы, заживо погребенной Креонтом за указание на нарушение указаний богов.
Как водится, стороннему наблюдателю постлакановских штудий здесь любопытно наблюдать не только за тугими завихрениями авторской мысли, но и за тем, как она оставляет своих отцов в лице Жижека и Лакана гнить, чтобы тут же, будто опомнившись от сиюминутного помрачения, лепить из их мяса и гноя нового отца, полностью готового к триумфальному возвращению живых мертвецов.
Но самый интересный раздел книги — это, конечно же, приложение, которое представляет собой текст «Антигоны» Софокла в переводе Фаддея Зелинского.
«В Антигоне и ее брате (братьях) есть что-то заключающее в себе своеобразный изворот, что-то — прошу прощения за выражение — особо закрученное».
Легенды Царьграда. М.: АСТ, 2020. Перевод с греческого Андрея Виноградова. Содержание
Больше путеводителей, чем по Стамбулу-Константинополю, написано разве что по Риму. Этот — лучший по трем причинам. Во-первых, города, про который идет речь, уже не существует, поэтому в нем невозможно разочароваться. Во-вторых, его следы в современном Стамбуле имеются в избытке, отыскивать их — отдельное удовольствие. В-третьих, совершенно необязательно читать «Легенды» как путеводитель просто потому, что книга им не является: прежде всего это вдохновляющий источник по византийской культуре VIII–X веков.
Сборники городских преданий в византинистике принято называть патриографиями, и они противопоставлены всеобщим историям; в данном случае книгу составили «Патрии Константинополя». С одной стороны, это тексты в древнем античном жанре локальных историописаний, с другой — энциклопедия сведений о столице Византийской империи. Для современного читателя это вереница пестрых фактов, имен и событий, и неспециалиста в них уволакивает как купальщика под лед. Получить от процесса удовольствие помогает заключительная статья «Как путешествовать по воображаемому Константинополю». Из нее становятся понятнее, что за сложные отношения связывали византийцев и древние статуи среди загадочных руин.
Текст переведен и прокомментирован выдающимся византинистом Андреем Виноградовым, что само по себе знак качества.
«Кран, увидев статую голого мужчины с шапкой на голове, а перед ней — осла, сказал: „Однажды осел станет как человек“».
Аристотель Папаниколау. Мистическое как политическое. Демократия и не-радикальная ортодоксия. М.: Медленные книги, Дух и Литера, 2021. Перевод с английского Александра Кырлежева. Содержание
Если ознакомиться с сочинениями видных современных теологов Стэнли Хауэрваса и Джона Милбанка, мы обнаружим, что нет для христианина более противной вещи, чем либеральная демократия. Их коллега Аристотель Папаниколау, опираясь на восточно-православную традицию, уверен, что дело обстоит ровно наоборот. Свобода слова, права человека, общее благо и прочие демократические, но вовсе не обязательно либеральные (в расхожем понимании этих эпитетов) ценности следует напрямую соотнести с «политикой обожения». Общая вера, что люди существуют для обожения, согласно автору, объединяет все христианские конфессии и направления — от радикальных консерваторов до не менее радикальных прогрессистов; в чуть более светском виде этот принцип может быть истолкован как «богочеловеческое общение».
Одно из редких сочинений, поясняющих, какую политическую жизнь следует вести православному человеку, который не готов принять идею симфонии властей как единственную версию политической теологии. Особый интерес представляет то, что Аристотель родился в Чикаго, очевидным образом вписан в американский политический контекст, но вместе с тем опирается на русских религиозных философов.
«Нередко выставляемая напоказ приверженность и верность истине Бога просто маскирует глубокую неуверенность в том, что все, на чем человек строит свою идентичность, все, что он считает истинным, действительно является таковым. Это использование Бога для политики идентичности; это идолопоклонство».
Сергей Третьяков. «Сванетия» и другие очерки о Грузии. Тбилиси: Общественное издательство Са.Га., 2022. Содержание
В последние годы освоение наследия авангардиста-лефовца Сергея Третьякова идет достаточно активно, издания выходят одно за другим, и в очередном из них представлено собрание третьяковских текстов 1920-х — начала 1930-х о Грузии, а точнее о Сванетии, труднодоступной горной области, населенной народом сванов, которые жили тогда в каменных башнях, впроголодь и в совершеннейшей архаике. Третьяков собирал там материал для фильма Михаила Колотозова со сложной судьбой (в результате вышло очень хорошо) и писал путевые очерки, прямо-таки поражающие эпическим размахом, красотой стиля и обилием зубодробительных деталей — очень рекомендуем.
«Башня четырехэтажная. Аршинной толщины полы этажей пробиты люками, и к люкам ведут „замлестниц“ — бревна с зарубками. Пылью и камнем добираемся до верхнего этажа. В узких бойницах груды костей, сюда складывают остатки съеденной дичи. Старик поясняет:
— Вынесешь кости из дому, — дичь перестает ловиться.
Стоя у подножия шестисаженной башни, задаю вопрос старику: не рассказывал ли хоть дед его деда о том, когда были построены эти башни. Старик очень долго оглядывает башню — он ею, очевидно, гордится — и отрицательно мотает головой.
Я не унимаюсь:
— Но все-таки, сколько этой башни может быть лет?
— Шесть миллионов! — уверенно отвечает 103-летний человек».