Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Джон Смит. Империализм в XXI веке: глобализация производства, сверхэксплуатация и финальный кризис капитализма. М.: Горизонталь, 2022. Перевод с английского под ред. Георгия Цыганкина. Содержание
Как ввести поправку на аномалию покупательной способности? Этот практический вопрос неизбежно сложен. Совершенно другого порядка вопрос о том, почему аномалия покупательной способности между странами с твердой и с мягкой валютой вообще существует. Повсеместность и постоянство этой аномалии показывает, что она не может быть объяснена такими случайными или эпизодическими причинами, как протекционизм, перемещение спекулятивного капитала, дефицит госбюджета и т. д., и что ее причины следует искать в структуре глобальной экономики, а именно в том, каким образом в нее вовлечены страны глобального Юга. Мейнстримная доктрина гласит, что международные различия в уровне заработной платы отражают лишь разницу в производительности труда. Как мы увидим, исследование аномалии покупательной способности дает убедительные основания сомневаться в этой доктрине; оно проливает свет на сложное взаимодействие национальной и международной экономики, важное для нашей основной цели — разработки конкретной концепции глобального отношения труда и капитала.
Изучая «огромные и все возрастающие эмпирические научные данные по ППС», Кеннет Рогофф в 1996 г. заметил: «На протяжении многих лет исследователям было сложно <...> доказать постепенную долгосрочную конвергенцию в направлении ППС. <...> Оттого чувствовалась некоторая неловкость. Каждая разумная теоретическая модель предполагает обязательное наличие у отклонений от ППС хотя бы какого-то временнóго компонента». Чтобы избавить экономистов от неловкости, на помощь пришли более обширные и подробные данные, а также мощные компьютеры и статистические методы. Как отмечал Рогофф, «в конце концов, ряд недавних исследований был дополнен довольно убедительными доказательствами того, что реальные обменные курсы <...> имеют весьма убедительную тенденцию к паритету покупательной способности в очень долгосрочной перспективе». Но вот прошло более десяти лет, и перед нами отчетливо вырисовывается иная картина, не имеющая ничего общего с гипотезой, лежащей в основе паритета покупательной способности.
ППС работает весьма сомнительно, даже когда дело касается твердых валют. Роберт Блеккер писал: «Относительный ППС регулярно нарушается. <...> Имеются некоторые исключительные случаи, когда ППС работает, по крайней мере для одной или нескольких основных валют, <...> на протяжении очень продолжительного времени». Кеннет Рогофф задается вопросом: «Как можно примирить огромную краткосрочную волатильность реальных обменных курсов с невероятно медленными темпами амортизации потрясений?» — и называет его «загадкой паритета покупательной способности». Чтобы подчеркнуть, насколько слабо применима гипотеза ППС, Рогофф ссылается на исследования, которые показывают, что «относительные цены на одни и те же товары в США и Канаде гораздо более волатильны, чем относительные цены на различные товары внутри той и другой страны».
Разумеется, данные факты очень неудобны для мейнстримных экономистов, идеологически приверженных гипотезе «эффективного рынка». Даже если гипотеза ППС верна по отношению к обмену между странами с твердой валютой, несомненна ее полная неприменимость к обменным курсам между странами с твердой и мягкой валютами. Имед Дрин и Кристоф Роль, изучив долгосрочное поведение обменных курсов 80 развитых и развивающихся стран, обнаружили, что то, что они называют «сильным ППС» (то есть тенденция обменных курсов к уравниванию цен), действительно имело место среди стран ОЭСР. При этом ни «сильный», ни «слабый» ППС (тенденция обменного курса к стабилизации после экономических потрясений, однако с отклонением от паритета покупательной способности по неизвестным причинам) не могут быть применимы для развивающихся стран. Напротив, они обнаружили «отсутствие соотношения равновесия между национальными ценами, зарубежными ценами и обменным курсом валют развивающихся стран, что подтверждает эмпирическую несостоятельность теории ППС. Это наблюдение подтверждает также постоянство отклонений от ППС».
Аномалию между покупательскими способностями глобального Юга и глобального Севера иногда называют также «эффектом Пенна» по названию таблицы Penn World Table, в которой представлены сравнительные данные по ценам в большинстве стран мира с 1950 г. Этот эффект имеет обратную корреляцию с ВВП на душу населения: как видно из рис. 5.2 (см. главу 5), чем беднее страна, тем больше разрыв. Мейнстримная неоклассическая экономика предлагает два основных объяснения данной аномалии: эффект Балассы — Самуэльсона, основанный на разнице в производительности труда между богатыми и бедными странами; и предложенную, в числе прочих, Джагдишем Бхагвати, Ирвингом Крависом и Ричардом Липси альтернативную модель, которая пытается отойти от разницы в производительности труда и рассматривает аномалию покупательной способности как следствие различия «начальных запасов факторов», под чем подразумевается относительное преобладание капитала в одной стране и труда — в другой. Так как аргументы обеих гипотез тавтологичны, они приходят к одинаковым заключениям. В первом случае относительная производительность труда и капитала определяют спрос на эти два фактора и в совокупности с их предложением задают их равновесные (рыночные) цены. При втором подходе различия в начальных запасах факторов влияют на спрос и предложение на рынке труда и капитала, определяя предельную производительность; здесь мы возвращаемся в начало рассуждений первого подхода.
Согласно обеим гипотезам, аномалия покупательной способности возникает вследствие низких заработных плат работников, производящих услуги (например, проезд на автобусе или стрижку), в результате чего цены на эти услуги, к примеру, в Бангладеш оказываются гораздо ниже, чем в Бельгии. Однако равновесный обменный курс все же уравнивает цены на товары, пользующиеся международным спросом. Иными словами, оба подхода признают роль сильного ППС в секторе товаров международного потребления. Это происходит потому, что рабочая сила способна перемещаться между секторами, но не имеет межстрановой мобильности. Иначе говоря, внутри страны рабочие могут свободно перетекать от сектора, связанного с внешней торговлей, к сектору, с ней не связанному, уравнивая зарплату между ними, но они не могут так же свободно передвигаться через границы стран, особенно если речь идет о перемещении из страны с мягкой валютой в страну с твердой. Таким образом, выходит, что подавление свободного движения рабочей силы на международном масштабе — это важнейшее отступление от принципов глобализации, кардинальное значение которого подчеркивается в данной книге — лежит также и в основании аномалии покупательной способности.
Основным постулатом мейнстримной экономической теории является утверждение, что заработные платы рабочих промышленности и сельского хозяйства (т. е. сектора товаров международного потребления) в странах глобального Юга ничтожно низки ввиду их крайне низкой производительности по сравнению с производительностью в развитых странах вроде Бельгии. Типичное проявление прочного консенсуса представителей мейнстримной экономической теории — утверждение журнала The Economist: «Различия в заработной плате отражают различия в производительности. Низкие заработные платы в странах с развивающейся экономикой идут рука об руку с низкой производительностью труда».
В отличие от сектора товаров международного потребления, в котором, как утверждается, наблюдается значительная разница в производительности труда, в секторе товаров внутреннего потребления таковая отсутствует. В последнем возможные масштабы этой разницы, обусловленной техническим прогрессом, гораздо более ограниченны: многие услуги по своей сути предполагают широкое применение ручного труда. У мейнстримных экономистов пока не получается невозмутимо утверждать, будто низкая заработная плата водителя автобуса в Бангладеш вызвана низкой производительностью его труда. Напротив, если бангладешские автобусы заполнены сильнее, то они должны быть и производительнее. Однако никакой связи между рынками стрижек и извоза в Бангладеш и Бельгии нет — нет общего процесса ценообразования. Эти рынки были бы взаимосвязаны только в том случае, если бы парикмахеры и водители автобусов из Бангладеш могли предлагать свои услуги в Бельгии, другими словами, если бы их живой труд имел ту же свободу перемещения, какую имеют товары международного потребления; только это могло бы дать развитие процессу уравнивания зарплат и цен. Следовательно, согласно гипотезе Балассы — Самуэльсона, в условиях подавления мобильности рабочей силы отношение заработной платы в Бангладеш и Бельгии может определяться относительной производительностью труда в секторе товаров международного потребления.
Итак, гипотеза Балассы— Самуэльсона говорит о том, что аномалия покупательной способности является следствием несоответствия производительности труда работников сферы услуг в Бельгии и Бангладеш и огромной разницы в уровне их заработной платы. Отстаиваемый нами контраргумент заключается в том, что причина кроется в перенасыщенности рынка рабочей силы, а не в ее производительности. Именно превышение предложения над спросом является фактором, определяющим уровень заработной платы на глобальном Юге. Зарплата работников сферы услуг и доходы мелких предпринимателей удерживаются на низком уровне не из-за ничтожной производительности работников сектора товаров международного потребления, как утверждает мейнстримная экономическая теория, а из-за обнищания значительной части работающего населения. Именно поэтому стрижка и проезд на автобусе в Дакке существенно дешевле таковых в Амстердаме притом, что ножницы и автобус в этих странах могут стоить одинаково и даже происходить с одного конвейера. Более того, местные капиталисты не становятся главными бенефициарами сверхприбылей от массового найма дешевой рабочей силы. Напротив, в силу острой конкуренции между экспортерами Юга у них остается лишь небольшая доля выручки, а остальная ее часть поступает потребителям Севера посредством все более низких экспортных цен. Положение на рынке товаров и валюты не определяет аномалию покупательной способности полностью или преимущественно. Она является не чем иным, как порождением условий на рынке рабочей силы и в сфере производства, где эта сила используется. Огромный рост относительного избыточного населения в сочетании с подавлением международной мобильности рабочей силы оказывает колоссальное влияние на заработную плату и доходы мелких производителей, все более увеличивая пропасть между реальной заработной платой в империалистических странах и в странах глобального Юга.
ППС и парадокс производительности
Фатальный изъян, лежащий в основе мейнстримного объяснения аномалии покупательной способности, кроется в концепции производительности труда. Производительность труда в капиталистическом обществе может быть определена двумя антагонистическими, взаимоисключающими способами: в рамках производства потребительной стоимости и в рамках производства меновой стоимости (или, как говорят экономисты, «добавленной стоимости»). В первом случае определение производительности универсально для всех обществ со всеми способами производства; во втором оно специфично для обществ, производящих товары, и становится основной чертой капитализма. Капиталисты и экономисты-неоклассики не заинтересованы в определении производительности, основанном на потребительной стоимости или объеме произведенной продукции, — норме того, как живой труд, взаимодействуя с природой, преобразует ее для нужд человечества. Их интересует лишь определение производительности с точки зрения стоимости или добавленной стоимости — нормы, в которой живой труд удовлетворяет частные потребности капиталистов в получении прибыли.
И все же иногда, как в этом отрывке из доклада МОТ «Занятость в мире в 2004—2005 гг.», экономисты-практики признают противоречивый характер производительности:
Производительность можно понимать как в плане стоимости, так и в плане объема. К примеру, если по какой-либо причине стоимость конечного продукта возрастает (т. е. возрастает его цена без повышения затрат на ресурсы), то в денежном плане это будет повышение производительности. Можно даже представить себе рост производительности в натуральном выражении — например, то же количество рабочих соберет больше кофейных бобов — при понижении ее в стоимостном выражении вследствие падения рыночных цен (что с кофе действительно бывало). Таким образом, более высокая «физическая» производительность может приводить к меньшим заработкам и доходам, чем низкая.
Первое предложение в приведенной цитате требует двух замечаний. Во-первых, под стоимостью МОТ подразумевает добавленную стоимость. Для неоклассических экономистов это синонимы. Если же посмотреть на них через призму марксизма, можно обнаружить, что эти категории очень далеки друг от друга: первая выражает стоимость созданную, вторая — стоимость присвоенную. Во-вторых, хотелось бы отметить степень самообладания, с которым МОТ утверждает о том, что производительность можно понимать «как в плане стоимости, так и в плане объема». Единственное определение производительности, имеющее значение для капиталистов, применяемое правительствами стран и международными финансовыми институтами, основано на добавленной стоимости. Для всех практических целей, начиная со сбора данных по ВВП и заканчивая принятием инвестиционных решений, это определение принимается за единственно верное, тогда как определение, основанное на объеме, отвергается. Иначе говоря, несовместимые, но неотделимые друг от друга определения производительности объединяются в рамках неоклассической бухгалтерии, которая измеряет одну только способность привлекать деньги на рынке.
С точки зрения производства потребительных стоимостей рабочая сила парикмахеров и водителей автобусов в Бангладеш не менее производительна, чем в Бельгии. Однако если рассмотреть меновую стоимость их продуктов, то есть количество денег, к которому приравниваются стрижки и поездки на автобусе в Бельгии и Бангладеш, то картина выйдет совсем иной: парикмахеры и водители автобусов в Бельгии производят гораздо больше добавленной стоимости. Оба определения верны, пусть даже они противоречат друг другу и пусть даже одно из них, согласно формальной логике, столь стесняющей буржуазную экономику, должно быть ложным.
Все это позволяет увидеть вопиющее противоречие в самом центре гипотезы Балассы — Самуэльсона. Чтобы сделать заключение о плачевно низкой производительности рабочих, создающих товары международного потребления в странах вроде Бангладеш, она использует определение, основанное на добавленной стоимости, а затем переключается на определение, основанное на производстве потребительных стоимостей, чтобы рационализировать свое представление о том, что производительность бангладешских работников сферы услуг не ниже, чем у их бельгийских коллег.
В рамках экономического мейнстрима Джагдиш Бхагвати, Ирвинг Кравис, Ричард Липси и другие предложили альтернативную модель, которая пытается объяснить аномалию покупательной способности, вообще не упоминая разницу в производительности труда. Вместо этого аномалия, по их мнению, возникает из-за различий в «начальном запасе факторов». Относительная нехватка капитала и избыток рабочей силы в бедных странах приводит к перевесу в них услуг с широким применением ручного труда, что снижает их цены в сравнении с товарами промышленного производства. Так же, как и в рамках гипотезы Балассы — Самуэльсона, цены товаров промышленного производства уравниваются посредством международной конкуренции, но это не касается цен на услуги — отсюда название основополагающей статьи Бхагвати «Почему в бедных странах услуги дешевле?». Обе гипотезы сходятся в следующем. Так как рабочая сила обладает межсекторальной мобильностью, но не обладает такой же свободой передвижения между странами, заработная плата в секторе услуг определяется заработной платой в секторе производства товаров международного потребления и (отчасти) заработной платой в промышленном производстве, которое обеспечивает производство основной массы товаров международного потребления. Обе гипотезы имплицитно признают, что ППС ограничивается сектором внешнеторговых товаров. Они обе вводят систему сравнительных преимуществ, основанную на двух сомнительных предпосылках: 1) полностью задействуются все «факторы производства» (труд и капитал; это известно как закон Сэя — по имени французского экономиста начала XIX в. Жана-Батиста Сэя); 2) ни капиталу, ни рабочей силе не присуща межстрановая мобильность. Основная разница между гипотезами состоит в том, что Бхагвати с соавторами пытаются выйти «за пределы чрезмерно ограничивающих рамок одного фактора — рабочей силы» и представить капитал как отдельный фактор производства с собственной производительностью.
Акцент на факторах производства, который делают Бхагвати с соавторами, подводит к мысли о том, что Бангладеш переполнена неиссякаемыми людскими ресурсами, отчаянно нуждающимися в работе, и этот избыток, а не производительность трудящихся, объясняет, почему так низка их заработная плата. Из этого можно было бы вывести, что уровень зарплат оказывается занижен гораздо сильнее предельной производительности, что породило бы представление об эксплуатации, ведь в таком случае труд рабочих Бангладеш вознаграждается не полностью. Бхагвати с соавторами старательно избегают этой опасной мысли, в чем им помогает спасительная вера в закон Сэя, гласящий, что все созданное для продажи будет продано, включая и живую рабочую силу, а, значит, наемных работников будет становиться все больше, пока их зарплаты не уравняются с их предельной производительностью.
Исследование аномалии покупательской способности вскрывает наличие двух взаимно противоречащих пониманий производительности труда. Если в случае с промышленным производством господствующая неоклассическая экономическая теория еще способна игнорировать противоречивую природу производительности рабочей силы, приписывая создание стоимости машинам, то в сфере услуг с широким применением ручного труда делать это невозможно. Технические устройства, применяемые парикмахером и водителем автобуса, а именно ножницы и дизельные двигатели, одинаковы в обеих странах. Вопрос усложняется еще больше при переходе к анализу производительности промышленных рабочих обеих стран: их относительная способность производить как потребительную, так и меновую стоимость существенно зависит от различий в применяемых технологиях. Однако все то же противоречивое определение производительности в равной степени применяется к труду как промышленных рабочих, так и работников сферы услуг.